Кобзарь - Шевченко Тарас Григорьевич. Страница 3

или:

Рифма у поэта подчас небрежна, но, конечно, не небрежностью объясняются такие созвучия, как «вечеряти — в очереть), как сложная «песенная» рифма «калино моя — поливаная»… Примеры эти свидетельствуют, наоборот, о признанном теперь всеми большом, сознательном мастерстве. Мастерство это было поставлено на службу тому великому делу, каким Шевченко считал дело поэта.

В одном из стихотворений, написанных после ссылки, которая надломила физически, но не поколебала духовно великого поэта Шевченко обращается к своей музе:

Говорить правду — в этом видел Шевченко неотъемлемое право и высокую обязанность поэта. И этому завету он был верен всю жизнь.

Мятежный и страстный дух Шевченко нелегко укладывается в какие бы то ни было рамки. Нам кажется бесспорным, что между Шевченко до 1847 года (года ссылки), когда вращался он в кругу «кирилло-мефодиевцев» — Кулиша, Костомарова и других, во многом уже тогда ожесточенно споривших с бунтарем Тарасом (он страстно призывал к восстанию во имя освобождения народа), а впоследствии неуклонно отходивших вправо, — и Шевченко 1857–1861 годов, когда состоялось идейное сближение поэта с Добролюбовым, Чернышевским и другими представителями передовой русской мысли, есть большая разница. Впрочем, эволюция мировоззрения Шевченко в сторону последовательной революционности и широкого интернационализма началась, как это отмечал Франко, в начале 40-х годов, когда еще слышались в России отзвуки декабрьского восстания. В годы ссылки революционность Шевченко, все большее внимание его к социальным проблемам не только не притупились, а, наоборот, явно окрепли.

Вся жизнь его и все его творчество подчинены одной центральной идее. Эта идея — верность народу, ненависть ко всякому гнету и произволу, деятельная любовь к отчизне. Служил Шевченко этой идее своим огненным словом. О силе слова как оружия говорил он ясно и четко:

Следует отметить, что Шевченко — один из творцов современного литературного украинского языка — не раз обращался и к языку русскому и что не только количественно большая часть его творческого наследия (проза, две поэмы, отрывок драмы), но и совершенно интимный его дневник («Журнал») написаны по-русски. Мимо этого факта нельзя пройти. Нельзя вместе с тем не заявить со всей решительностью, что поэт сильнее всего выражает себя тогда, когда пишет на родном языке.

Три дара было отпущено Шевченко щедрой природой: дар певца, дар художника, дар писателя — поэта и прозаика.

Именно как художник обратил на себя внимание интеллигентных современников крепостной ученик малярного дела, сын бедного украинского крестьянина, по воле помещика попавший в Петербург, — именно дар художника открыл ему доступ в круг передовых людей того времени, помогших юноше получить образование и добившихся выкупа его из крепостной зависимости. Значение Шевченко как живописца, рисовальщика, гравера само по себе могло бы обеспечить ему почетное место в истории искусства.

Современники, помнившие шевченковское исполнение народных песен, утверждают, что ничего подобного они не слыхали. С этой оценкой, правда, несколько расходится высказывание Тургенева, а тем более впечатление от шевченковского пения, высказанное мракобесом Аскоченским. Однако Тургенев относился к великому поэту доброжелательно, но с некоторой предвзятостью… Про Аскоченского и говорить нечего… Музыковеды наших дней, на основании высказываний Шевченко в. его «Дневнике» и повестях и на основании того, как он словесно передает свои ощущения от музыки, говорят, что и в этой области поэт был глубоко одарен и имел обширные, хотя и не систематические познания. Но прежде всего как поэт вошел Тарас Шевченко в историю нашей и мировой культуры, как поэт снискал он себе бессмертие. Вместе с тем надо отметить, что элементы живописи и особенно музыки чрезвычайно сильны в его творчестве. Не назовешь ведь иначе как великолепной живописной панорамой его «Сон» («Горы мои высокие…»).

Певучесть шевченковского стиха изумительна, — недаром творчество его привлекло и привлекает множество композиторов.

В своей поэтике, в своем стиле, в своем мироощущении прошел Шевченко путь, характерный для XIX столетия вообще, — от романтики к реализму. Отмечу, между прочим, что этот тонкий и нежный мастер слова, знавший и употреблявший самые ласковые оттенки его, не скупился на весьма резкие, даже бранные выражения по адресу врагов, шокировавшие многих «эстетов», и выходило это у «мужицкого» поэта вполне естественно и художественно убедительно.

Шевченко рано осознал себя как поэт национальный, избрав своим орудием находившийся в пренебрежении украинский язык, который недруги считали, по выражению поэта, «мертвыми словами». Во вступлении к поэме «Гайдамаки» Шевченко отстаивает не только свое национальное достоинство, но и демократическую свою тематику. «Гайдамаки» — поэма о народном восстании против угнетателей, и «ляхи» в ней — категория не национальная, а социальная, как мы видим это и в народных украинских думах. Что Шевченко во время создания поэмы «Гайдамаки» был далек от призывов к национальной вражде, свидетельствует послесловие к поэме, где автор говорит:

«Весело посмотреть на слепого кобзаря, когда он сидит с хлопцем, слепой, под тыном, и весело послушать его, когда он запоет думу про то, что давно происходило, как боролись ляхи с казаками, весело, а… все-таки скажешь: «Слава богу, что миновало», — а особенно когда вспомнишь, что мы одной матери дети, что все мы славяне. Сердце болит, а рассказывать надо: пусть видят сыновья и внуки, что отцы их ошибались, пусть братаются вновь со своими врагами. Пусть, житом, пшеницею, как золотом, покрыта, неразмежевана останется навеки от моря и до моря славянская земля».

Этой мыслью о славянском единении проникнуто и посвящение поэмы «Еретик» известному деятелю чешского национально-освободительного движения Шафарику, и обращенное к одному из поляков, товарищей Шевченко по ссылке, стихотворение «Ще як були ми козаками». О благоговейном отношении Шевченко к передовым русским деятелям — к декабристам, к Пушкину, Лермонтову, Гоголю, Щедрину — и говорить не приходится: оно общеизвестно. Всей душой ненавидя самодержавие и царских чиновников, Шевченко всей душой любил русский народ, прямые доказательства чего мы находим, между прочим, в его «Дневнике». За идеей славянского единения кроется у Шевченко другая, более широкая: идея дружбы всех народов, особенно ярко выраженная в полной сочувствия к угнетенным кавказским народностям поэме «Кавказ». (Термин «поэма» употребляется здесь условно.) Недаром же поэт, как свидетельствуют современники, особенно любил читать друзьям стихотворение Пушкина о Мицкевиче («Он между нами жил…»), где идет речь

Это выражение — «великая семья» — перенес Шевченко и в свое «Завещание» («Как умру, похороните…»):