Кобзарь - Шевченко Тарас Григорьевич. Страница 4

Рано осознав себя как поэта национального и столь же рано объявив себя поэтом демократии («мужицким поэтом»), Шевченко всей своей жизнью и всем своим творчеством показал, что он поэт-революционер, беспощадный враг не только национального, но и социального гнета.

Зрелый Шевченко был другом и единомышленником Чернышевского и Добролюбова, причем мы имеем полное право говорить здесь о плодотворном идейном взаимовлиянии.

Творчество Шевченко делится на три основных периода: до ареста и ссылки, время заключения и ссылки, после ссылки. Это не механическое деление, хотя, конечно, всякая периодизация всегда и всюду — прокрустово ложе, когда речь идет о таком живом и трепетном организме, как поэзия. Все же весьма поучительно взглянуть, как мощный поток поэзии Шевченко, несший на своих волнах и романтические баллады типа баллад Бюргера, Жуковского, Мицкевича, и все более и более земные, здешние, и потрясающую в своей простоте и безыскусственном реализме «Катерину», и жгучих, освещенных пожарами народного восстания, согретых любовью поэта «Гайдамаков», и чудесные картины казацких походов («Гамалия»), — как этот поток, загремев железными проклятьями царско-помещичьей России в «облитых горечью и злостью» «Сне», «Кавказе» и «Послании» («И мертвым, и живым…»), ударяется о каменную стену николаевской неволи и рассыпается сотнями брызг в целом ряде лирических шедевров, где почти впервые, в сущности, Шевченко говорит во весь голос о себе, о субъективных переживаниях, но где сияет все то же непобедимое солнце шевченковского свободолюбия и ненависти к тиранам — «своим» и чужим.

Поучительно наблюдать, как поток этот, выпущенный на призрачную свободу после десяти лет горьких унижений, не идет по уготованному ему руслу покорности и смирения, а еще яростнее бурлит и пенится, все шире и шире выходя из берегов и захватывая мировые темы в «Неофитах», в «Марии», ставя вопросы о свержении тогдашнего общественного и политического строя, о революции, о грядущем царстве свободы и справедливости и разрешая эти вопросы с неслыханной прямотой и суровой резкостью.

Мир прекрасен, мир светел, и бесконечно радостной могла бы быть и должна быть жизнь в этом мире. Поэт часто возвращался к мечте об этой радостной жизни, и тогда из-под пера его выходили такие безоблачные идиллии, как окончание поэмы «Слепой», как многие места в «Наймичке», как стихотворения «Зацвша в долит», «I досi сниться».

Мир прекрасен, и всего прекраснее в нем та, которую поэт отождествлял с «зорею» («зоря» по-украински — и звезда и заря), всего прекраснее — молодая счастливая мать.

Но затаптывают в грязь эту светлую красоту «злые люди», — причем у Шевченко эта категория не столько моральная, сколько социальная. «Злые люди» — это «царi, всесвитиi шинкарi, паны и панычи, «раби з кокардою на лобъ. Это они оскверняют самое святое, что есть на земле: мать, материнство. Начиная с «Катерины» и кончая «Марией» и «Неофитами», сквозной темой у Шевченко проходит мотив оскорбленного, поруганного материнства, обольщенной и обесчещенной женщины, внебрачного и потому отвергнутого обществом ребенка. Между Катериной и «богоматерью» Марией — самое короткое расстояние, и Иисус у Шевченко — прежде всего «незаконнорожденный ребенок», «байстрюк», по выражению тех же «злых людей». Иногда, как в поэме «Марина», оскорбленная и страждущая женщина становится мстительницей, но самый грозный мститель, самый беспощадный обличитель всех «злих», «неситих» (алчных), «лукавих» людей, всех угнетателей и насильников — сам Шевченко. Он поэт гнева и возмездия, возмездия сознательного и справедливого, имя которому — революция.

Шевченко остро ненавидел самодержавие, ненавидел все формы угнетения человека человеком, ненавидел угнетателей. Революционность его умонастроения объясняется не только тем, что он родился крепостным и на себе испытал весь ужас крепостного права, но и тем, что в свои молодые годы вращался он в Петербурге, где еще недавно прозвучали разбудившие Россию голоса декабристов, среди передовой русской интеллигенции, объясняется, наконец, тем, что этот человек был гениален, что он видел на столетия вперед.

И все же не надо думать, что Шевченко родился последовательным революционером с головы до ног. В полном гнева «Послании» поэта есть и строки, в которых он пытается усовестить «просвещенных» земляков своих, «на Украине и не на Украине сущих», призывая их: «Опомнитесь, будьте люди». Он заканчивает свое «дружеское послание» так:

Ясно, что совет «обнять меньших братьев» обращен был к «старшим братьям». Но «просил и умолял» этих старших братьев, то есть представителей господствующих классов, поэт недолго. Он вскоре бесповоротно понял всю тщетность таких увещеваний и для изображения помещиков-«народолюбцев» нашел самые беспощадные краски. Вот портрет одного из этих «народолюбцев», данный в поэме «Княжна»:

В том же году, что и «Послание», даже месяцем раньше, была написана поэма «Кавказ», где, однако, нет и тени миролюбивого обращения к «старшим братьям». Поэма, начинающаяся образом Прометея, который вдохновлял столько поэтических умов, от Эсхила до Леси Украинки и до наших дней, представляет собою грозный обвинительный акт против царского самодержавия, угнетателя народов. Сарказм поэта достигает здесь самого высшего накала:

За этим саркастическим славословием следуют такие вдохновенные строки, являющиеся прямым противопоставлением предыдущему;

Под «витязями великими» разумел поэт, конечно, борцов против установленного правопорядка, а в сущности — деспотического произвола, — в этом не может быть никакого сомнения.