Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир. Страница 68

— Дальше ходить не рекомендуется!

— Знаем, знаем, — откликнулся я. — Мы должны установить резервный пункт связи. Разве вас не предупредили?

— Почему меня должны предупреждать? — крикнул патер-лама. — Моя специальность — перерождение грешных душ.

Дальше в тыл канав и траншей было меньше, и они были не столь глубоки. Но постоянное чувство опасности заставляло нас держаться углублений, овражков, ручейков с мутной нечистой водой.

Один раз нам встретился велосипедист. Он ехал по утоптанной тропинке, идущей поперек нашей дороги. Он был в шлеме и в кольчуге, как патрульные.

— Тебе они не кажутся странными? — спросил я Кима, пока мы отсиживались за кучей бревен.

— А что? — ответил тот вопросом на вопрос.

— Всюду несовременные штуки — а тут велосипед. Рыцарь на велосипеде.

— Ага, — вдруг согласился Ким, — я читал об этом.

— Где?

«Янки при дворе короля Артура», не знаешь такого? Марк Твен написал!

Он рассердился на меня за мою необразованность, так что я счел за лучшее сдаться:

— Ну да, конечно, я читал.

— Они там еще телефон устроили, паровоз и так далее. Но все рухнуло. Как здесь.

— Интересно, — заявил я. — Интересная гипотеза.

— Это не гипотеза, — возразил Ким, — это фантастический роман, а нам с тобой предстоит жить обыкновенной жизнью.

— Если ты считаешь это обыкновенной жизнью, — сказал я, — то что такое сказка?

Ким первым вылез из-за бревен. Велосипедиста уже не было видно. Мы пошли вдоль реки — там тянулись безлистные заросли кустов, которые давали некоторое прикрытие.

— Скоро уже город, — сказал Ким.

— Не думаю, — ответил я.

Впереди, сквозь просвет в кустах, возникли и пропали во мгле башни небоскребов. До них еще было идти и идти…

— Давай вернемся, — предложил я, рассчитывая на упрямство моего спутника. — А то нас сочтут за дезертиров.

— Никто нас не сочтет, — возразил Ким. — Но я должен повидать своих, я же не отказываюсь воевать, и я даже согласен погибнуть за правое дело, но я имею право повидать семью!

— Ладно, — сказал я, — не кричи только. Пошли скорее. А то мы станем первыми клиентами в яме для наказаний.

Я точно не скажу, сколько мы шли, — но не очень долго, минут двадцать, прежде чем натолкнулись на повалившийся забор и за ним — на развалины домика. И я понял, что мы оказались в городе. Я сразу ринулся к дому, надеясь увидеть название улицы. Я был разведчиком. Но Ким разведчиком не был.

— Не задерживайся! — прикрикнул он на меня.

Я заглянул в окно дома. Стекла были выбиты. Крыши тоже не было. На полу лежал полуразложившийся труп в ситцевом платье. Воняло. Над трупом вились мухи, крыса кинулась в угол.

— Пошли дальше?

— Здесь же не было врагов, — удивился Ким.

— Значит, здесь были свои, — ответил я.

— Конечно. — Он с облегчением отошел от окна и поспешил вдоль по улице.

Ни следа живого человека.

— Ты помнишь, где живешь? — спросил я Кима.

— Конечно, — ответил тот уверенно, — ясное дело…

Он замедлил шаги, и я догнал его.

— А как твоя улица называется?

— Неважно, — отмахнулся он. — Что я, свою улицу не найду?

— И далеко идти?

— Ну обычно я на автобусе. Но сейчас, сам понимаешь…

— Понимаю, — сказал я, — война, горючее нужно для фронта, для победы, мы идем в атаку пешком. Кстати, а ты вообще-то здесь автобус видел?

— Но по крайней мере ты не будешь спорить, что там один проехал на велосипеде.

Мы продолжали идти по улице. Это была странная улица, по ней давно никто не ездил, у нее вообще не было проезжей части. Вот если бы я был ребенком и мне бы дали игрушечные домики, я бы сделал из них город, но город был бы ненастоящим, потому что по его улицам не ездили бы автомобили, тротуары положить я бы, конечно, забыл, не высадил бы траву и кустики в скверах, а вместо населения города отправил бы туда двух говорящих и ходячих солдатиков, то есть нас с Кимом.

Не надо было скрывать мысли от моего спутника. Чем глубже он усомнится в окружающей действительности, тем ценнее он мне как союзник. Он не склонен к доносительству, а в моем положении это просто замечательное свойство для спутника и, может быть, друга.

С этим городом обязательно случится какая-то каверза, понимал я. Город — почти реальное выражение абстрактной родины наемников — должен быть реальным. Иначе я окажусь в дураках. И странно, что я сам об этом не догадался раньше. Весь город провонял обманом — но, к сожалению, я еще не знал, в чем этот обман заключается. И потому надо было быть предельно осторожным.

В дома, которые стояли по обеим сторонам нехоженой улицы, мы больше не заглядывали. Я в этом городе не жил и не надеялся кого-нибудь встретить, а Ким утверждал, что помнит свою улицу и родной дом, и обещал меня к ним вывести.

— Куда же люди подевались? — спросил вдруг Ким. Тихо, совсем тихо.

За домами центр города был не виден, и потому, когда небоскребы открылись перед нами, — это случилось внезапно.

— Я думал, что до центра дальше, — сказал я.

— Мне бы на автобус, на «четвертый», — тупо произнес Ким.

— Давай ждать, — предложил я. — Где остановка?

— Да, где остановка? — спросил он у меня.

— Тебе лучше знать, я тут не жил.

— Конечно, конечно. — Он вел себя, как собака, потерявшая след. Он быстро пошел по улице за двухэтажным домом с выбитыми стеклами, заглянул за угол, отпрянул, будто увидел что-то неприятное, вернулся ко мне и прошептал: — Мне кажется, там кто-то есть.

— Давай зайдем в подъезд, — предложил я.

В подъезде было очень тихо, пахло пылью и мумифицированной дрянью.

В полутьме была видна лестница, она поднималась наверх на один пролет и на этом заканчивалась. Словно сначала думали кого-то поселить на втором этаже, а потом передумали.

Мы смотрели наружу сквозь приоткрытую дверь.

Из-за угла медленно выехали на велосипедах двое патрульных в кольчугах, масках и армейских шлемах. Они остановились, не слезая с седел, уперев в землю левые ноги в одинаковых красных сапогах со шпорами. На что шпоры велосипедисту? Чтобы не произошло крушения, подумал я.

Велосипедисты переговаривались. Велосипеды у них были странные, возможно, старинные, переднее колесо чуть больше заднего.

Затем один из них наклонился и принялся разглядывать землю. И я понял, что даже на сухой и плотной земле наши следы могли отпечататься.

— А давай-ка, — прошептал я Киму, — на всякий случай смотаемся отсюда.

— Почему?

— Они профессионалы. Они привыкли вылавливать таких, как мы.

— А что мы такого сделали?

— Дезертировали.

— Ты с ума сошел!

— Доказывать будешь перед виселицей. Здесь строго.

Я больше не стал его дожидаться — один из велосипедистов шарил глазами по нашему дому, а второй, склонив голову, как охотничья собака, уже повернул в сторону двери.

Я взбежал по лестнице — слава богу, она не обвалилась под моей тяжестью. На втором этаже лестница кончилась, и я прыгнул вниз, на землю. Дом оказался декорацией.

Я поднял голову. Надо мной было небо. По бокам — боковые стены дома с проемами без стекол. Я побежал вперед к забору, отделявшему нас от следующей улицы.

Сзади топал Ким. Он сообразил, что дело плохо.

А еще дальше слышны были голоса — велосипедисты догадались, где прячутся дезертиры.

Мне хотелось взлететь и убраться от них этим способом, хотя было опасение, что в этом мире мое умение летать может не сработать.

К тому же я бы сразу потерял Кима. Даже если все обойдется, мы с ним убежим от велосипедистов и отыщем его родных, он навсегда потеряет ко мне доверие. Полагаю, что летающих сержантов ему видеть не приходилось.

Так что мы неслись среди заборов, закоулков, развалившихся и целых домов, стараясь не нарушить безлюдье и мертвую тишину своим дыханием и топотом сапог. И, наверное, смогли убежать именно потому, что наши преследователи не таились, шумели больше нас и за собственными криками потеряли звуки нашего бегства.