Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир. Страница 71

— По шарикам стрелять нельзя, — сказал Мордвин. Прибежал и Коршун. Узнал про шарики и повторил слова Мордвина.

— А что это за шарики?

— Погоди, увидишь их, особенно во время боя их много. Что-то вроде жуков.

— Разве такие жуки бывают?

— Значит, бывают. И глупости это — по жукам стрелять. Теперь ублюдки начнут.

И в самом деле — не успел он договорить, как в стенку траншеи за моей спиной вонзилась стрела.

Мордвин вытащил ее из глины и подал мне.

— У них наконечники тяжелее, — сказал он.

— Зато наша стрела дальше летит, — заметил Коршун.

Он быстро ушел обратно, а я велел Мордвину оставаться в траншее и под предлогом того, что хочу проверить фланг, пригибаясь, побежал в бурелом.

Плохо быть неинформированным. То ли дело — работа разведчиком в Великой Отечественной войне: ты уходишь в ставку Гитлера и заранее знаешь не только ее адрес, но и имена всех начальников департаментов. У тебя есть радист, который послушно передаст в центр все твои измышления, и даже начальник, который ответит тебе отеческим выговором.

Теперь возьмем меня. Ваш шпион находится в лагере врага, которого еще не видал, не подозревает, где тот скрывается, зачем захватил столько людей да еще вложил в их мозг ложную память. Не знают они, зачем мы защищаем нашими слабыми силами пустой город? И вообще в какой точке Галактики оказался?

Вернусь ли я когда-нибудь домой к моей девушке Катрин и начальнице лаборатории Калерии, я уже сильно сомневаюсь. Потому что обратной двери, то есть выхода, может и не быть.

По моим расчетам, до начала так называемого боевого времени оставалось немного, вряд ли больше получаса.

Какого черта они сняли со всех нас часы? Ну дайте мне ответ хоть на один вопрос! Я больше приставать не буду.

Размышляя так, я быстро бежал по канаве к бурелому, из которого поднимались зубцы обрушенных стен и какие-то кривые бревна. За буреломом должна течь речка. Но вот течет ли она — это я и должен был проверить. Все думают, что она течет. Я сомневаюсь.

Знаете, почему?

Потому что в районе бурелома линия противостоящих канав заканчивалась.

Значит, там уже в войну не играют.

Иначе любой разумный командир расставил бы своих бойцов по крайней мере до реки, чтобы оградить фланги от неожиданного маневра. Но плевали здесь на неожиданный маневр. Не могло его быть.

Небольшой полупрозрачный, словно наполненный дымом шар промелькнул передо мной и резко ушел в сторону. Эти шары не были живыми существами. Они могли быть наблюдательными зондами. Правда, это отдавало фантастическим романом, но многое в моей недолгой жизни отдавало фантастикой. Так что зондом больше, зондом меньше — нас это не удивит.

На всякий случай я поспешил, а сделать это было нелегко, потому что бурелом был мертвым и труднопроходимым. Ну просто идеальное место для обходного маневра! Правда, пока я еще слишком близок к населенным позициям, но сейчас начнется спуск к речке.

Я миновал полуразрушенное здание — когда-то оно было бревенчатым, но оштукатуренным.

И за ним сразу начался берег речки.

Я смотрел на нее. Речка как речка. Вода относительно чистая, и даже видно, как она обтекает камни у берега.

Я сбежал к воде и хотел окунуть в нее руки, но ничего из этого не вышло.

Здесь стенка купола была прозрачной, а за ней размещалась речка и был отлично виден дальний берег — такой же пустынный, заваленный бревнами и хворостом, изрезанный траншеями и канавами. Словно война когда-то шла и за куполом, а потом кто-то решил пожестче ограничить ее.

Я пошел вдоль стены, дотрагиваясь пальцами. Постучал по ней. Она была упругой и не отдавала ответным стуком, словно резиновый мат. Я нагнулся, проверяя, касается ли она земли. Мне это было важно узнать, потому что я был уверен — где-то в стене есть дверь, сквозь которую сюда загоняют новые партии солдат.

Стена касалась земли.

Я попробовал копать землю и обнаружил, к некоторому удивлению, так как не ожидал успеха, что, выкопав норку, смогу просунуть руку под стеной.

— Не старайтесь, — произнес голос сзади.

Я вскочил и обернулся.

— Они вас все равно поймают, — произнес тот же голос. Патер-лама стоял шагах в десяти за моей спиной, но в тишине бесптичьего мира, в котором не слышно даже журчания воды, шепот его раздавался словно над самым ухом. В его голосе не было угрозы.

— Почему они поймают? — спросил я. — Ведь я ничего преступного не сделал.

— Ой-ой-ой! — Он погрозил тонким пальчиком. — Покинуть позиции перед самым боем, поставить под угрозу благополучие своей кармы ради того, чтобы узнать, где же кончается поле боя?

— А разве это не разумно?

— Разумно для человека, который забыл о том, что за его спиной стоят руины родных домов, где его ждут родные и близкие…

Говорил он это без убеждения и не надеясь на то, что я ему поверю. Но проверить меня ему хотелось.

— Хорошо, — сказал я, попытавшись принять в его глазах образ начальника разведки — славного графа Шейна, который нами занимался недавно. Вид разведчика должен был отпугнуть этого добровольного шпиона.

От неожиданности патер-лама начал отступать, споткнулся о сук, торчащий из земли, и чуть не упал.

— Посмотрите на меня, сержант! — услышал я приказ, произнесенный твердым голосом.

Я обернулся. Мой двойник — то есть тот, кого я изображал для патер-ламы, — стоял рядом и недобро улыбался.

Лама тут же пришел в себя, закрутил лысенькой головкой. Проморгался и, видно, решил, что у него просто имел место обман зрения. Поэтому дальше он уже разговаривал с разведчиком, на какое-то время забыв, что я стою рядом.

— Счастлив доложить, — сообщил он, — что поведение сержанта Седого показалось мне подозрительным еще во время обучения идеологическим основам религии.

— В чем подозрительным? — спросил граф Шейн, дернув себя за правый ус.

Глаза у него были серые, светлые, очень яркие, в окружении густых черных ресниц, отчего взгляд казался отчаянным и диким.

— Он вел себя неадекватно, — сказал лама. — Я решил следить за ним. Он отлучался с сержантом Кимом в тыл. Однако я не успел за ними. Но мои подозрения усилились.

— Естественно, — согласился разведчик.

— И вот сейчас, совсем незадолго до начала боевого времени, сержант покинул расположение вверенного ему подразделения и побежал сюда. Я последовал за ним. И застал его возле края боевого участка. Знаете, что он делал, полковник?

— Что же?

— Он подкапывался под стену боевого участка.

Уже знакомый мне мутный шарик спустился сверху и повис над нами, словно подслушивая.

Шейн повел себя странно. Он вытащил из-за пазухи перчатку, похожую на перчатку хоккейного вратаря с ловушкой. Натянув перчатку — лама завороженно глядел на действия Шейна, — он поднял руку, и шар потянулся к ней, словно его звали. Полковник резко сжал пальцы, и шар попался в ловушку. Тогда генерал поднес шар к губам и спросил:

— Двенадцать-три, кто на наблюдении?

— Степень, — ответил женский голос. — Степень-два.

— Отдыхай, — сказал полковник и переложил шар из ловушки в карман френча, а перчатку вернул за пазуху.

Мы с ламой следили за каждым его движением, словно эти движения определяли нашу судьбу.

Шейн обернулся к ламе:

— Вы были правы, патер-лама. Я приму меры к сержанту. Вы проявили бдительность.

— Рад стараться, полковник, — отрапортовал патер-лама.

— А теперь иди к себе в яму, следи за поединком, колдуй, чтобы победил наш воин, и запомни…

Разведчик пронзительно смотрел на патер-ламу, и мне показалось, что между его глазами и лицом ламы протянулись светящиеся нити. Молнии, стрелы.

— Запомни… — медленно продолжал он, — что мы здесь не были. Ты не видел сержанта Седого. Ты был в своей яме и готовил амулеты к боевому времени. Ты не видел сержанта Седого.

— Я… — патер-лама спотыкался на каждом слове, язык ему не повиновался, — я не видел сержанта Седого. Я сидел в своей яме.

— Уходи!