Маримба! - Терентьева Наталия. Страница 37

– Есть мама-то? – медсестра улыбнулась. – Это хорошо. Что ты в коридоре маешься?

– У меня там посетительница, с гриппом…

– Да вы что, в самом деле! – всплеснула руками старшая медсестра. – А ну-ка, – она вошла в палату, – женщина, вы хорошо себя чувствуете?

– Я – да, – ответила мамаша моей соседки и неожиданно чихнула так, что обрызгала слюной медсестру, которая стояла у моей кровати, в метре от той.

– Так, знаете что… – Старшая медсестра подбоченилась и показала на дверь. – Немедленно выйдите отсюда!

– Да нам главврач разрешил!

– И вам тоже разрешение на сорок дней выписали? – уточнила медсестра.

– Да!

– Покажите!

– С чего это? Вот… – Мамаша соседки помахала бумажкой, той же, что была у ее зятя, или другой, и спрятала ее обратно.

– Дайте-ка сюда! – медсестра решительно подошла к ней. – Давайте-давайте!

– С чего это я документ вам буду давать? Мне главврач подписал! Вы вообще кто такая? Врач?

– Я, женщина, старшая медсестра.

– И че?

– Да ничего. Хотя бы то, что любая медсестра, с которой вы собачитесь, подмывает вашего внука или внучку и приносит ребенка вашей дочери, у которой нет молока.

– А не ваше дело! Вы за старородящими следите! – кивнула на меня мамаша.

Я лишь вздохнула. Соседка, недобро прищурясь, смотрела на меня.

– Что? – оглянулась на меня и мамаша. – Настучала? А у нас пропуск!

– Я жду! – медсестра не отходила от мамаши.

– Я не дам вам пропуск, – четко ответила та и вытянула ноги. – Нам главврач разрешил ходить в любое время в течение сорока дней.

– Хорошо, – сказала медсестра и вышла.

Мамаша тем временем засобиралась.

– Ну, дочка, я пойду…

Через пару минут в палату вошла врач. За ее спиной я увидела ту же старшую медсестру.

– Добрый день, как здоровье? – приветливо сказала врач. – А, у нас посторонние! Можно полюбопытствовать, взглянуть на ваш пропуск?

– Да нам главврач выписал пропуск на сорок дней!

– Я слышала, – кивнула врач. – Еще я слышала, что вы пришли с инфекцией в наше отделение, где лежат и так не самые здоровые мамочки.

– Я? – удивилась мамаша и снова отчаянно чихнула. – Ой…

– Вот и я говорю… Я жду, дайте пропуск.

Мамаша помахала бумажкой и попыталась проскользнуть мимо врача.

– Да нет, ну вы что… Взрослые люди, – вздохнула врач и ловко выхватила бумажку из ее рук.

– Произвол! – крикнула мамаша, но не очень громко. – Ну смотрите, смотрите…

Врач внимательно изучила бумажку, потерла ногтем какое-то место на пропуске и снова пригляделась.

– Вы издеваетесь? – подняла наконец она голову на мамашу. – Тут написано «на сорок минут». Слово «минут» замазано и поверху написано «дней». Вы что, женщина, совсем уже?

– Да это не я, это зять… – торопливо заговорила тетка и все-таки выскользнула из палаты. – Я еще разберусь с вами, за что вы тут деньги берете…

В дверь заглянула Селедкина.

– Селедкина, а тебе что тут надо? – расширила глаза врач. – Ты рожать собираешься вообще?

– Вообще – да… – ответила Селедкина и шагнула в палату.

– Так и иди на свою половину. Нет, ну ты смотри, а! Я говорю – иди, а она лезет. Здесь у нас уже родившие! Не положено. Что ты все время сюда просачиваешься?

– А че, Маринкину мать прогнали? Я видела, она… по коридору…

– Селедкина, язык свой попридержи, мне твой мат не нужен. Рожай быстрей и домой давай, мы все от тебя уже устали.

– Ага… – осклабилась Селедкина. – Маринка, че, выеживается вот эта глиста, да? – Она показала на меня.

– Так, знаешь что, – решительно вытолкала Селедкину из палаты врач. – Иди давай. А вы, мамочка, звоните домой, пусть питание вам привозят. Сухую смесь. Есть кому звонить?

Моя соседка фыркнула.

– Что? – Врач внимательно посмотрела на меня. – Одинокая, что ли?

– Почему? – Я показала ей на букет, который оставила в коридоре на столе. – Вот, мне… муж прислал.

– Ах, муж… – засмеялась моя соседка. – А че ж ты выла два часа после родов? Муж…

– Так, девочки… давайте дружненько, ага? – Врач похлопала меня по ноге под одеялом. – Насчет смесей звоните!

– Но я… сама собираюсь кормить.

– Сама? – врач невесело ухмыльнулась. – Да у меня молодые сами не кормят! Сама…

Знать бы мне в тот момент, что я буду кормить Катьку до трех лет и семи месяцев, почти как крестьянки-кормилицы – дворян-барчуков в девятнадцатом веке, то не расстроилась бы так от ее слов. Знать этого я не могла. Но звонить, просить маму, и тем более Данилевского привезти мне сухую смесь, заменитель молока, я не стала. Почему? Не знаю. Надеялась на чудо. И чудо произошло. На третий день в роддоме пришло молоко, и крохотная Катька, которую принесли уже накормленную – как раз, видимо, смесью, – очень удивилась, посмотрела на меня большими шоколадными глазками, засопела и стала старательно его сосать.

– Не кормите больше ее смесью, пожалуйста, – попросила я медсестру, которая через десять минут пришла за Катькой.

– А что?

– У меня молоко…

– Много?

– Вот… – я показала разбухшую грудь.

Медсестра с сомнением посмотрела на меня.

– Во дают, а… Чего только не бывает. Ну ладно. Не буду. Может, еще кого покормишь?

– Не знаю, если останется.

Молока не оставалось, Катька выпивала все, что приходило, и часа через два я снова ощущала это непривычное натяжение в груди. Я уже знала – это идет молоко. Рассказала маме по телефону, мама очень обрадовалась.

– Ну вот видишь, дочка, а ты переживала, будет ли молоко! Будет! У меня же столько было молока! У огромных, толстых не было, а у меня – было…

Да, я знала, мама и особенно бабушка любили рассказывать, как у моей маленькой хрупкой мамы было столько молока, что она кормила меня и еще соседкину дочку Верку. Сцеживала и отдавала им. Потому что у Веркиной матери, у сильной, крепкой, работящей Раи молока было две капли.

– Мам, – спросила я. – Тебе Данилевский не звонил?

– Нет, – удивилась мама. – А зачем?

– Ну не знаю. Сюда же он позвонить не может. В автомат…

– Нет, дочка, не звонил, к сожалению. Наверно, ему неловко. Сама ему позвони.

– Да я звонила. У него там такой дым коромыслом!.. Хохот, музыка, гулянье…

– Празднует, наверно, рождение дочери, – неуверенно предположила мама.

– Ну да, вроде того.

– Дочка, тебе хватает еды?

Я хотела сказать, что не то что не хватает, а я просто голодаю. Съедаю то, что дают, и через полчаса хочу есть. Но я не стала этого говорить. Ехать в роддом страшно неудобно. На метро с пересадкой и от метро на автобусе. Мама себя неважно чувствует. Как она поедет? Да еще с едой. Просить брата мне тоже не хотелось. Он как-то снисходительно относился к моей истории с Данилевским, чтобы не сказать пренебрежительно. С непонятной для меня мужской солидарностью. Понимал мой брат Данилевского как мужчина.

– Вы сколько лет встречаетесь? – спросил меня Лёва незадолго до родов.

– Пять. Или семь. Как считать.

– Ну… – брат махнул рукой. – Значит, уже не женится! Раз не женился в первый год или во второй. Теперь уж точно… Даже не надейся!

Я брату не поверила – не с чего было ему верить, он моложе, глупее, и сам запутался в нескольких серьезных отношениях, браках и полубраках. Но обиделась. Что уж так свысока-то? Может, я вовсе и не хочу замуж за Данилевского…

Поэтому звонить брату и просить привезти что-то поесть я не стала. Позвонила все-таки Данилевскому. И просто сказала:

– Дурака не валяй, больше на тему, чья это дочь, со мной не заговаривай. Привези что-то поесть.

– Что именно? – спросил Егор таким гадским голосом, что я должна была обидеться и повесить трубку.

– Тебя тошнит?

– В смысле?

– Почему ты так плохо разговариваешь?

– Что – именно – привезти? – отчеканил Данилевский. – Так лучше?

– Так еще хуже. Привези фруктов, сыра, хлеба, масла. Сливок – в чай наливать.

– Икры черной не привезти?

– Если купишь, съем, конечно.