Над кукушкиным гнездом (др. перевод) - Кизи Кен Элтон. Страница 33

— Пошли, Вождь, — обращается он ко мне. — Давай-ка встанем и займемся работой.

Я не двигаюсь. Ведро покачивается на моей руке. Не подаю вида, что слышу. Он пытается меня обмануть. Просит еще раз подняться и, когда я снова не двигаюсь, закатывает глаза, вздыхает, наклоняется, берет меня за шиворот, слегка дергает, и я встаю. Засовывает губку мне в карман, показывает в сторону коридора, где находится комната медперсонала. Я иду.

И пока я иду по коридору с ведром, — вжик! — как всегда, уверенно, быстро и властно меня обгоняет Большая Сестра и поворачивает в дверь. Я удивлен.

Остаюсь в коридоре один и замечаю: вокруг прояснилось, туман исчез. Только там, где прошла сестра, веет холодом, и в белых трубках освещения под потолком, похожих на бруски сияющего льда, циркулирует замерзший свет; они напоминают покрытый инеем змеевик холодильника, специально испускающий белое свечение. Бруски эти тянутся до самой двери комнаты медперсонала в конце коридора, куда только что свернула сестра; эта тяжелая стальная дверь похожа на дверь Шоковой мастерской в Главном корпусе, только на ней еще номер и на высоте головы маленький стеклянный глазок, чтобы персонал мог видеть, кто стучится. Я подошел ближе и замечаю, как через глазок сочится свет, зеленый, едкий, как желчь. Собрание медперсонала вот-вот начнется, поэтому и сочится зеленое, а когда собрание подойдет к середине, желчь зальет все стены и окна так, что мне придется собирать все это губкой и выжимать в ведро, а потом еще отдельной водой смывать осадок в унитаз.

Уборка в комнате для персонала всегда неприятное дело. Никто не поверит, что мне приходится убирать на этих собраниях: жуткие вещи, яды, вырабатываемые прямо порами кожи, кислоты в воздухе, такие сильные, что могут растворить человека. Я видел это.

Я бывал на таких собраниях, когда ножки столов скручивались и корежились, стулья завязывались в узлы, а стены скрежетали друг о друга так, что из комнаты можно было выжимать пот. Я бывал на собраниях, когда разговор о пациенте шел так долго, что этот пациент материализовался из воздуха перед ними, голый, на кофейном столике, уязвимый для любых дьявольских помыслов, которые возникали у них в голове, и тогда, вываляв его в страшной грязи, они делали из него отбивную.

Вот почему я им нужен на этих собраниях: потому что после такого грязного дела кто-то непременно должен здесь убрать, а так как комната персонала открывается только на время проведения собрания, то это должен быть такой человек, который не смог бы проболтаться о том, что у них происходит. Это как раз я. И я так долго этим занимаюсь — смываю, протираю, вылизываю — и в этой комнате, и в старой, деревянной, на прежнем месте, что персонал даже не замечает меня. Я двигаюсь, делаю свою работу, а они смотрят сквозь меня, как будто меня нет, и если бы я не пришел, то единственное, что бы они заметили — это почему по комнате не плавают губка и ведро с водой, как обычно.

Но на этот раз, когда я стучусь в дверь, Большая Сестра смотрит в глазок прямо на меня и не сразу открывает дверь, на это у нее уходит времени больше обычного. На лице ее прежнее выражение, мне кажется, сильное, как всегда. Остальные помешивают сахар в чашках с кофе, стреляют сигареты, как они это делают перед каждым собранием, но в воздухе пахнет грозой. Сначала мне кажется, из-за меня. Потом замечаю, что Большая Сестра даже не села и не побеспокоилась налить себе чашку кофе.

Она дает мне проскользнуть в дверь, при этом вонзает в меня свои буравчики, закрывает дверь на ключ, круто разворачивается и некоторое время снова свирепо смотрит. Ясно: подозревает меня. Я надеялся, что она слишком расстроится из-за неповиновения Макмерфи и не обратит на меня внимания, но по ней не скажешь, что это выбило ее из колеи. Она четко мыслит и теперь гадает, как это мистер Бромден все-таки услышал, что острый Макмерфи просит его поднять руку при голосовании? Она соображает, как это он догадался бросить тряпку и сесть рядом с острыми перед телевизором? Никто из остальных хроников этого не сделал. Она задумывается, уже не настало ли время проверить нашего мистера Вождя Бромдена.

Поворачиваюсь к ней спиной, лезу с губкой в угол, затем поднимаю ее над головой и показываю всем в комнате, сколько на ней зеленой слизи и как усердно я работаю, потом вновь склоняюсь и тру усерднее обычного. Но как бы усердно я ни работал, как бы ни старался делать вид, будто не ощущаю ее присутствия, все равно чувствую, что она стоит у двери, сверлит мне череп и через минуту проникнет внутрь, тогда я не выдержу, закричу и расскажу им все, если только она не отведет взгляд.

Тут до нее доходит, что на нее тоже смотрят, смотрит весь персонал. Точно так же, как она размышляет обо мне, так и они задаются вопросом о ней и о том, что она собирается делать с тем рыжим в дневной комнате. Они смотрят и ждут, что она скажет о нем, и их не волнует какой-то глупый индеец, стоящий на четвереньках в углу. Они ждут, поэтому она прекращает смотреть на меня, наливает кофе в чашку, садится и размешивает сахар, причем делает это так осторожно, что ложка ни разу не касается чашки.

Начинает доктор:

— Ну что, друзья, приступим?

Он улыбается всем ординаторам, попивающим кофе. На Большую Сестру старается не глядеть. Она хранит зловещее молчание, и он от этого нервничает и ерзает. Выхватывает из кармана очки, надевает, чтобы взглянуть на свои часы, начинает заводить их и одновременно говорит:

— Пятнадцать минут. Давно пора начинать. Итак, это совещание, как вы знаете, собрала мисс Вредчет. Перед собранием терапевтического общества она позвонила мне и сообщила, что, по ее мнению, Макмерфи может стать причиной беспорядков в отделении. Какая интуиция, если учесть то, что произошло несколько минут назад, вам не кажется?

Прекращает заводить часы, потому что заведены они так туго, что еще один поворот — и они разлетятся по всей комнате; сидит, улыбается, глядя на часы, барабанит по руке розовыми пальчиками, ждет. Обычно в этот момент собрания сестра берет на себя инициативу, но сейчас не произносит ни слова.

— После сегодняшнего, — продолжает доктор, — никто не сможет утверждать, что мы имеем дело с заурядным человеком. Нет, конечно. Он на самом деле раздражающий фактор, это очевидно. Поэтому… э-э… как мне кажется, в ходе данного обсуждения мы должны решить, как нам действовать в отношении этого пациента. Считаю, что сестра собрала это совещание для того, — поправьте меня, мисс Вредчет, если я окажусь не прав, — чтобы детально обсудить возникшую ситуацию и выработать единое мнение о наших действиях по отношению к Макмерфи.

Он бросает на нее просящий взгляд, но она по-прежнему хранит молчание; смотрит в потолок — пытается найти грязь, наверное, — и, похоже, совсем не слушает его.

Доктор поворачивается к сидящим в один ряд ординаторам в противоположном конце комнаты, все они одинаково скрестили ноги, и у всех на одном и том же колене чашка кофе.

— Друзья, — обращается к ним доктор, — я понимаю, что у вас было недостаточно времени, чтобы поставить пациенту окончательный диагноз, но вы имели возможность наблюдать его в действии. Каково ваше мнение?

Он очень искусно вытащил их на ковер. Они подняли головы, смотрят на него, затем переводят взгляд на Большую Сестру. Каким-то образом за пару минут она сумела восстановить свою былую власть. Вот так, сидя там, улыбаясь в потолок и не произнося ни слова, она снова взяла бразды правления в свои руки и дала понять каждому, что здесь представляет собой силу, с которой нужно считаться. Если эти ребята будут играть не так, как надо, то скорее всего закончат свою практику где-нибудь в Портленде, в лечебнице для алкашей. Они начали ерзать, как доктор.

— Он, безусловно, способствует возникновению беспорядков. — Первый ординатор решает играть осторожно.

Все потягивают кофе и обдумывают сказанное. Затем вступает следующий:

— И может представлять реальную опасность.

— Верно, верно, — замечает доктор.