Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе - Рождественский Роберт Иванович. Страница 129
Баллада о зенитчицах
Как разглядеть за днями
след нечеткий?
Хочу приблизить к сердцу
этот след…
На батарее
были сплошь —
девчонки.
А старшей было
восемнадцать лет.
Лихая челка
над прищуром хитрым,
бравурное презрение к войне…
В то утро
танки вышли
прямо к Химкам.
Те самые.
С крестами на броне…
И старшая,
действительно старея,
как от кошмара заслонясь рукой,
скомандовала тонко:
– Батарея-а-а!
(Ой, мамочка!..
Ой, ро?дная!..)
Огонь! —
И —
залп!..
И тут они
заголосили,
девчоночки.
Запричитали всласть.
Как будто бы
вся бабья боль
России
в девчонках этих
вдруг отозвалась!
Кружилось небо —
снежное,
рябое.
Был ветер
обжигающе горяч.
Былинный плач
висел над полем боя,
он был слышней разрывов —
этот плач!
Ему —
протяжному —
земля внимала,
остановясь на смертном рубеже.
– Ой, мамочка!..
– Ой, страшно мне!..
– Ой, мама!.. —
И снова:
– Батарея-а-а!..
…И уже
пред ними,
посреди земного шара,
левее безымянного бугра
горели
неправдоподобно жарко
четыре черных
танковых костра.
Раскатывалось эхо над полями,
бой
медленною кровью истекал…
Зенитчицы кричали
и стреляли,
размазывая слезы по щекам,
и падали.
И поднимались снова.
Впервые защищая наяву
и честь свою
(в буквальном смысле слова!).
И Родину.
И маму.
И Москву.
Весенние пружинящие ветки.
Торжественность
венчального стола.
Неслышанное:
«Ты моя – навеки!..»
Несказанное:
«Я тебя ждала…»
И губы мужа.
И его ладони.
Смешное бормотание
во сне.
И то, чтоб закричать
в родильном
доме:
– Ой, мамочка!
Ой, мама, страшно мне! —
И ласточку.
И дождик над Арбатом.
И ощущенье
полной тишины…
Пришло к ним это после.
В сорок пятом.
Конечно, к тем,
кто сам пришел
с войны.
«Льдины, растаяв, становятся синью в реке…»
Льдины, растаяв,
становятся синью в реке.
Птицы, взлетая,
становятся стаей упругой.
Дети,
рождаясь,
кричат
на одном
языке,
заклиная взрослых людей
понимать
друг друга!
«Это время»
1986
«Родиться, любить, умереть…»
Родиться,
любить,
умереть —
программа
почти мотыльковая.
А ежели жизнь
пустяковая,
то даже не страшно
стареть.
Порядок
предсказан судьбой.
Да вы это сами увидите,
когда —
обязательно! —
выйдете
с последним глаголом
на бой.
Родиться,
любить,
умереть…
И самые гордые головы
склоняются
перед глаголами,
которых нельзя
одолеть.
А этот последний глагол,
покрытый
извечною тайною, —
он все-таки станет
когда-нибудь
последним
и главным врагом!
«Если б только люди жили вечно…»
Если б только
люди жили вечно,
это было бы
бесчеловечно…
Как узнать,
чего ты в жизни сто?ишь?
Как почуять,
что такое риск?
В море броситься?
Так не утонешь!..
На костер взойти?
Так не сгоришь!..
Поле распахать?
Потом успею…
Порох выдумать?
А для чего?
Наслаждались бы
ленивой спесью
пленники
бессмертья своего.
Ничего они бы
не свершили!
Никогда б
не вылезли
из тьмы.
Может, самый главный
стимул жизни
в горькой истине,
что смертны
мы.