Ночь в «Восточном экспрессе» - Генри Вероника. Страница 55

– У Бетт? – переспросил он. – Откуда ты знаешь? Когда она тебе сказала?

– Она сказала мне вчера. В поезде. – Стефани положила руки на плечи Саймона и посмотрела на него. – Этим вечером она сделала тест. Она не хотела, чтобы я рассказывала тебе до возвращения домой. Она не хотела портить поездку.

Саймон отошел в сторону.

– Мне нужно с ней поговорить.

Он направился к двери, но Стефани его остановила.

– Не буди ее сейчас. Она крепко спит. Дай ей отдохнуть.

Взяв Саймона за руку, Стефани развернула его лицом к себе. Мука в его глазах была почти нестерпимой.

– Она же сама еще ребенок, – проговорил он, и Стефани увидела слезы. Он сердито отвернулся. – Это все я виноват. Мы виноваты. Я и Таня. Конечно, что-то подобное должно было случиться…

– Нет! – резко возразила Стефани. – Ты не должен себя винить. Это была случайность. Из тех, что происходят постоянно.

Он поморщился при этих словах, но, кажется, принял их.

– Таня знает?

– Не думаю.

– Она не должна узнать, пока мы все не решим. Я не хочу, чтобы она вонзила свои когти в Бетт. Одному Богу известно, что она сделает. Использует это против меня…

Стефани видела, что он ударился в панику. Обняла его, успокаивая.

– Эй! – проговорила она. – Все будет в порядке. Мы с этим разберемся.

Саймон прерывисто вздохнул, лицо у него сморщилось.

– Моя девочка… – Голос его дрогнул. – Я должен убедиться, что с ней все в порядке.

– По-прежнему еще очень рано. Давай-ка поспим несколько часов. Затем попросим наших дворецких принести нам завтрак. – Она улыбнулась. – Мы все обговорим, потом сходим проведать Бетт. Когда у тебя будет возможность подумать об этом.

Саймон посмотрел на нее.

– Ты меня поражаешь, – сказал он, устало провел ладонью по лицу. – Догадываюсь, что она захочет сохранить ребенка. Я знаю мою Бетт. Именно это она захочет сделать. – Он выдавил улыбку. – По крайней мере я надеюсь, что именно это она захочет сделать.

Стефани казалось, что у нее сейчас растает сердце. Она услышала все, что хотела услышать. Слова любящего отца, который поддержит свою дочь, несмотря на всю свою боль, несмотря на неодобрение.

Глава тридцатая

В отличие от Сильви Райли не любил валяться в постели. Он проснулся в шесть и понял, что она встанет не раньше, чем через несколько часов. У Сильви всегда был чудовищный недосып после съемок, и Райли не хотел ее беспокоить. Он оставил ее уютно угнездившейся среди пуховых одеял и потихоньку ушел к Риальто, чтобы запастись едой на несколько следующих дней.

Он прошел по мосту Академии, преодолел лабиринт каналов, которые вели к знаменитым рынкам. Маршрут он знал как свои пять пальцев. Они с Сильви всегда останавливались в одних и тех же апартаментах на Большом канале: несколько смежных комнат, из которых открывались прекрасные виды, на первом этаже палаццо пятнадцатого века.

На ходу Райли примечал сцены из повседневной жизни, разыгрывающиеся, так сказать, за кулисами: два юных паренька с футбольным мячом на тихой площади, женщина развешивает белье, два старика остановились покурить и поболтать, прежде чем разойтись в разные стороны. Актеры этих крохотных эпизодов, происходивших на фоне изысканнейшего задника, нисколько не обращали внимания на декорации. Эту-то Венецию и любил Райли: тайные житейские стороны жизни, тогда как Сильви предпочитала внешнюю, выставляемую напоказ эффектность Венеции.

На рынке он, передвигаясь в толпе венецианцев, как местный житель, выбирал лучшие дары земли, переговариваясь по-итальянски с владельцами прилавков, некоторые знали его если не по профессии, то в лицо. Они были слишком заняты, чтобы почитать знаменитость, хотя за годы Райли перефотографировал большинство из них. Он купил цуккини с сохранившимися ярко-желтыми цветочками и темно-красные томаты, такие же бугристые и бесформенные, как женщины средних лет в чересчур тесных юбках. Свежую связку спаржи. Горох – зеленые стручки и пурпурные, и черные, и белые. Крохотных крабов-пауков. Блестящие ягоды, малиновые, цвета бургундского вина и алые, налитые соком, идеально подходящие для завтрака Сильви, когда она наконец встанет.

Райли не спеша возвращался в палаццо, нагруженный покупками, радуясь солнцу, согнавшему утренние облачка в сторону и волшебно преображавшему город. Он начал строить планы, а потом решил: ничего они не станут делать. Для них обоих будет чудом не придерживаться никакого расписания, куда им идти, что делать, когда есть, когда дышать. А удивительное свойство этих апартаментов заключалось в том, что они куда-то далеко отодвигали реальность, и поэтому Райли и Сильви расслабились сразу же, без переходного периода, что часто бывает так трудно сделать на отдыхе. Разумеется, этому поспособствовало и путешествие в поезде. «Восточный экспресс» всегда отвлекал от забот, переносил тебя в лучшее место, все равно куда.

Вернувшись, Райли с удивлением увидел, что Сильви встала, оделась в потертые джинсы и белую рубашку с длинными рукавами. Она открыла окна, чтобы впустить бодрящий весенний воздух и полупрозрачный свет, примостилась на подоконнике, сидя боком, подтянув к груди колени, и смотрела на канал, где от берега к берегу по ломаным траекториям перемещались в затейливо поставленном танце речные трамвайчики-вапоретто, моторные лодки и гондолы.

– Привет. Доброе утро.

Она взглянула на него и улыбнулась.

– Я проснулась, а тебя нет.

– Ты же знаешь, я не могу долго спать. Я принес нам еды.

Райли сложил пакеты в маленькой кухонной зоне. В Венеции это встречалось часто: основные комнаты большие и впечатляющие, а кухонные помещения ничтожно малы. Райли полагал, что люди здесь предпочитали есть вне дома. Он прошел назад по мраморному полу мимо до неприличия огромных, подковообразных итальянских диванов, на фоне которых прекрасно смотрелись расписанные фресками стены и грандиозные люстры. Док-станция была спрятана в резном шкафчике. Райли подключил свой айпод.

Перед путешествием он составил подборку песен, которые что-то значили для них с Сильви в минувшие годы. Ему потребовался не один час, чтобы найти и загрузить их. Некоторые давно забылись, упрятанные в дальние уголки памяти, но по мере того, как он оглядывался назад, освежая память с помощью фотографий, они вернулись к нему. Восстановление их приносило радость с оттенком горечи – воспоминания о давних временах, но все равно воспоминания. Никто не может отнять это у них. Пока не может.

Райли включил «Воспроизведение». Музыка полилась из скрытых динамиков, наполняя комнату, но не поглощая пространство, как это умеют лучшие акустические системы.

Услышав музыку, Сильви с улыбкой повернулась.

– Марианна Фейтфулл. «Когда льются слезы», – сказала она. – Я устроила ту дурацкую вечеринку, помнишь? «Приходите в своем истинном облике».

Райли улыбнулся.

– Ты оделась наполовину ангелом, наполовину чертенком.

Он так ясно это помнил. Сильви нарядилась в красное, с рожками и хвостом и с крыльями. Он был в черном и белом – фотограф.

– Мы крутили ее всю ночь. Снова и снова.

Райли взял Сильви за руку и помог спуститься с подоконника. Сильви с улыбкой устроилась в его объятиях. Одной рукой он обнял ее за талию, обхватил палец Сильви с кольцом. Она подняла палец, и кольцо засияло, заискрилось в солнечном свете. Они закружились под музыку. Каждая нота, каждый ритмический акцент, каждое слово были запечатлены в их памяти. В песне ничего не изменилось, как ничего не изменилось и в них самих, не слишком. Внешне они стали другими, но их души, их суть остались прежними.

Не совершил ли он ошибку, думал Райли. Не следовало ли ему попросить Сильви выйти за него в ту ночь горячей страсти, его тогда так и подмывало сделать предложение. Что-то внутри подсказало ему, что момент неподходящий, но теперь он гадал о возможном развитии событий. Были бы у них дети? Он не позволял себе воображать, какими они могли быть, их маленькие Райли-Сильви. Или как изменились бы их жизни. Возможно, напряжение их творческой жизни и неизбежные искушения полностью разрушили бы их отношения. Очень немногие из их поженившихся знакомых до сих пор оставались вместе. А это стало бы трагедией. Вполне вероятно, что сейчас он не держал бы Сильви в объятиях.