Америка. Исчадие рая - Злобин Николай Васильевич. Страница 19
Мне кажется, что в большинстве своём ни американская элита, ни общество в целом не были тогда по-настоящему готовы к этой роли, хотя очень умело воспользовались сложившейся ситуацией. В своё время я написал на основе неизвестных тогда материалов из американских архивов целое исследование о том, как не очень образованный и продвинутый выходец из маленького, окружённого кукурузными полями городка Индепенденс в штате Миссури Гарри Трумэн, случайно ставший президентом США, вчистую обыграл мэтра мировой политики XX века Уинстона Черчилля — который, кстати, был уверен, что теперь, после смерти Франклина Рузвельта, он станет неоспоримым гуру глобальной дипломатии, к которому неопытный американский президент будет прислушиваться с открытым ртом. Черчилль даже предложил идею глобального англоязычного союза, имея в виду, что именно он встанет в его главе. Ничего этого не произошло — американцы не приучены прислушиваться. Гарри Трумэн неожиданно проявил упрямство, дипломатическое мастерство и глубокое понимание новой мировой ситуации, а Черчилль, как и вся Англия, быстро оказался на политической обочине, хотя идею англоязычного мира американцы подхватили, но уже в своих интересах. «/ did it ту way » , — как пел Синатра.
Мать дураков и кессонная болезнь
Конечно, Соединённым Штатам в момент их впечатляющего и отчасти неожиданного взлёта не хватало ни опыта, ни знаний. Как известно, это их не остановило, но в значительной степени предопределило те ошибки и просчёты во внешней политике, которые были сделаны Вашингтоном в последующие десятилетия. Америка, став сверхдержавой, всерьёз столкнулась со своего рода политической кессонной болезнью, как водолаз, которого слишком быстро подняли наверх со дна моря и у которого наступило отравление кислородом. Элита ещё вчера провинциальной и в значительной степени фермерской страны за несколько лет превратилась в ведущую силу глобального политического класса. Последствия этого стремительного рывка на вершину мирового Олимпа заметны до сих пор. Головокружение от успехов у американцев ещё не прошло окончательно. При этом, как в России говорят, «краткость — сестра таланта», так в Америке считают, что «уверенность — мать дураков». Я неспроста пишу здесь обо всем этом — экономическом и политическом устройстве Америки, ее нынешнем состоянии и особенностях американского менталитета. Недавно я уже поднимал различные аспекты этой же темы в книге «Америка... Живут же люди!». Стараюсь не повторяться. Но, во-первых, без знания этих основ невозможно понять американцев, их систему ценностей, логику поведения в быту и на работе, приоритеты и образ мышления, процесс принятия решений и критерии оценки того, что происходит вокруг, в том числе в далёкой от них России. Трудно понять, как американцы — рабы законов и процедур — остаются самым креативным обществом на планете, как в их головах примиряется, казалось бы, непримиримое — демократическое устройство внутренней жизни США и их внешняя политика, приоритет семейных ценностей и наивысший в мире уровень разводов, юридическое равноправие всех граждан и их очевидное финансовое неравенство и многое-многое другое. Слишком много людей считают, что они «раскусили» Америку. Не знаю, как они, но я, когда у меня возникает излишняя уверенность в этом, вспоминаю поговорку про «мать дураков».
Я уже отмечал, что американцы — конструктивисты по самой своей сути. Они сильны системностью подхода и взгляда, а также упорством, замешанном на оптимизме, наивностью в сочетании с цинизмом, стремлением обязательно сделать все по-своему. Они большие патриоты своей страны, а главное — своей американской идеи. Об этом я много писал в книге «Америка... Живут же люди!». Америка для американцев — не только родина, но и мечта. Это своеобразная индустриальная площадка, огромная социальная лаборатория, экспериментальный цех колоссальных размеров. Америка для американцев, по большому счёту, представляет собой огромный проект их собственной, новой цивилизации, не повторяющей никаких других. Шутка Михаила Жванецкого «что толку вперёд смотреть, когда весь опыт сзади» здесь звучит совсем иначе. Опыт для американца всегда принадлежит истории — пусть там и остаётся. Мёртвые должны лежать в могилах, а не учить живых. Тем, кто живёт сегодня, надо смотреть только вперёд. В этом вся Америка. Как на скоростной дороге: вы должны видеть не только зад автомобиля, едущего прямо перед вами, но и ориентироваться на движение как минимум трёх машин впереди, иначе ваши шансы попасть в аварию резко возрастают.
В решении своих проблем американцы не будут уповать на историю или заниматься метафизическим анализом бытия, оставляя все вокруг на волю экспромта и импровизации. Напротив, они будут искать решения через привычное им масштабное экономическое и социально-политическое проектирование, конструирование различных моделей развития, через сугубо прикладные исследования общественных процессов. Они глубоко верят, что Америка — в большей степени рукотворный продукт, а не результат какой-то там исторической эволюции. Она изначально была построена людьми, причём совершенно правильно. Если не люди — то кто? Гениальные отцы-основатели создали верные механизмы власти, написали идеальную Конституцию, создали эффективную систему, которая должна работать как швейцарские часы. И если что-то сегодня работает плохо — какие-то части этого часового механизма надо заменить, какие-то поправить, какие-то почистить и смазать. От устаревшего надо избавляться без ностальгии, заменяя эти части механизма на новые, более совершенные. Главное — системность подхода.
В Америке мне часто задавали интересный вопрос: почему такие умные и продвинутые россияне, обладающие такой великой наукой, литературой, искусством и т. п., за столетия существования своего государства не сумели создать у себя систему власти, которая не только была бы эффективной и работоспособной, но и удовлетворяла бы самих граждан страны, чтобы те, в свою очередь, не стремились постоянно сносить эту систему власти и не боялись своего вечного «русского бунта»? Почему этого не произошло за тысячелетие существования России? Ведь создать эффективные институты власти, говорили мне американцы, гораздо легче, чем, скажем, запустить первого человека в космос, решить проблему всеобщей грамотности или создать великую культуру. Хотя, пожалуй, типичный россиянин с таким заключением не согласится...
Разве трудно создать систему выборов и заложить обязательную сменяемость власти, спрашивают американцы? Разве трудно поставить государство под контроль общества? Ведь государство как таковое гораздо слабее и малочисленней. Разве невозможно написать хорошие законы? Эффективная власть — это всего лишь вопрос правильной политической и правовой технологии, убеждены американцы. История тут ни при чем. Почему страна, создавшая одну из ведущих мировых культур, веками оказывается неспособна решить эту сравнительно простую для США проблему, американцы искренне не понимают. Они не понимают, почему Россия не может, скажем, просто взять все эти технологии у США, которые такую власть у себя давно создали? Ведь в России на всех автомобильных заводах Успешно работают конвейеры, придуманные американцем Генри Фордом, в учреждениях стоит компьютеры, созданные в США и оснащённые американскими программами и Интернетом. Для американца эти технологии принципиально не отличаются от тех, с помощью которых строится эффективная власть. Они искренне не понимают, как все это можно считать «пятой колонной» или видеть в этом иностранное вмешательство.
Конечно, никто в США не спорит: нужен некоторый «национальный тюнинг» таких технологий. Естественно! Ведь даже новейшие гаджеты должны иметь варианты для разного напряжения в электрической сети или различных языков и часовых поясов, — но это не меняет сути и функций самих гаджетов. Власть тоже должна быть своеобразным гаджетом в руках общества, которое ее создаёт и содержит, по сути, одним и тем же в разных странах, и не может быть ничем иным. Понятно, что важность «национальных и культурных особенностей» разных стран и «особенностей их исторического развития» в такой логике американских рассуждений стоит не очень высоко и часто расценивается американцами лишь как аргумент тех, кто не хочет решать проблему создания эффективной и ответственной национальной власти. Поэтому американцев ну просто непреодолимо тянет помочь народам таких стран, что и находит своё выражение в их внешнеполитическом курсе. Силу и уязвимость подобной логики каждый читатель сможет оценить сам, я не буду тратить на это время. Моя задача — попытаться ее описать, чтобы россияне чуть лучше понимали «этимологию» американской внешней политики и видели, откуда, в частности, растут ноги американской «политической благотворительности» в отношении других стран. В конце концов, эта книга не о России, а об Америке.