Скиппи умирает - Мюррей Пол. Страница 148

Ну что, ученые, кто из вас скажет мне, что это такое? — весело спрашивает Друид.

Никто ничего не отвечает, и тогда Барри каким-то загипнотизированным голосом говорит: это дольмен.

Очень хорошо. Друид доволен. Это один из древнейших видов погребальных камер. Их также называют Гробницами-Вратами, потому что они служат дверями в землю мертвых. Отметьте отчетливо трехчастное строение этого сооружения: оно символизирует три атрибута Богини. Он переводит взгляд с одного лица на другое. В древности здесь оставляли приношения для невидимых существ, говорит он.

Вначале ничего не происходит. А затем Марк оживляется. Он вытаскивает из-за пояса сверток и протягивает его Друиду. Но сверток хватает косоглазый. Он вскрывает оберточную бумагу и, что-то бормоча, пересчитывает деньги. Друид опирается на свой меч и с усмешкой наблюдает за ними, как наблюдают за детьми, занятыми игрой. Все пересчитав, косоглазый поднимает голову и кивает Друиду. Друид подходит к дольмену и протягивает руку в темноту между камнями, стоящими на земле, и поперечной плитой, лежащей поверх них. Рука его возвращается с мешочком. Друид бросает его Марку. Марк ловит мешочек. Внутри него — мешочки поменьше: в одних — белый порошок, в других — таблетки, кирпич прессованной травы в липкой пленке — все, как показывают по телеку! Все как нужно? — спрашивает Друид.

Да, отлично, говорит Марк. Спасибо вам большое. Он глядит на Ноксера, потом на Сти. Сти мотает головой в ту сторону, где они оставили машину. Ладно, говорит Марк.

Друид стоит, запрокинув голову назад, глядя на небо. Но вы же еще не уходите? — спрашивает он.

Уйдем уйдем уйдем, думает Карл, все так думают, и Марк тоже, но он не знает, как быть.

Идите сюда, говорит Друид. Мы так редко видимся с друзьями. Давайте посидим у костра.

Костер у подножия холма уже почти догорел. Косоглазый коротышка берет канистру и выплескивает в него немного бензина. Моментально вспыхивают высокие языки пламени, и Друид смеется. Садитесь, садитесь, говорит он, смеясь. Все рассаживаются вокруг костра, как дети. Сти пытается поймать взгляд Марка, но тот не смотрит на него. Друид вынимает из-под плаща трубку, раскуривает ее и передает по кругу. В свете костра можно разглядеть, что он не такой уж старый — он даже моложе, чем отец Карла.

Когда-то вся эта земля была оплотом Богини, говорит Друид. Здесь повсюду ее святилища, магические места. Конечно, современные шакалы ничего этого не видят — они бы в два счета забетонировали этот самый холм, дай им только волю. Но для имеющего уши… Он втягивает плечи. Рядом с ним на земле лежит меч, указывая кончиком на костер, будто золотой язык, лижущий пламя. Их можно слышать, шипящим шепотом говорит Друид. Мертвецов.

Карл берет трубку. У дыма какой-то странный привкус, наверно, это оттого, что они тут среди полей и деревьев. Он старается не слышать мертвецов, он старается не думать о черном провале между камнями дольмена, куда Друид просовывал руку.

Отсюда и мое маленькое предприятие, поясняет Друид. Богиня избрала меня, чтобы я защищал этот холм от осквернителей.

Так сколько ему лет, вообще? — спрашивает Марк, потому что Друид не сводит с него глаз. Ну, этому дольмену?

Друид задумчиво молчит, как будто силится припомнить, когда же именно он его построил. Пожалуй… три тысячи лет…

Дино, сидящий рядом с Карлом, принимается хихикать. Он пытается замолчать, но ничего не выходит — он хихикает только сильнее. Он смеется и смеется, заливается визгливым клекотом, а потом валится на бок. Потом он с трудом выговаривает: извините… я просто вспомнил про этого болвана… который размечтался — потрахаться с чертовым скелетом… Тут на него опять нападает приступ хохота.

Друид без улыбки смотрит на Дино. Да это просто игра, в которую мы играли, пока сюда ехали, объясняет Марк. Ну, кто бы какую женщину себе выбрал, если бы все можно было. И Сти выбрал Елену Троянскую.

Елена, блин, Троянская… — задыхаясь, выговаривает Дино. Кретин долбанутый!

У Сти вид еще более злобный, он как будто силой удерживается от того, чтобы что-то сказать.

Друид смотрит на них с прежним выражением. Елена Троянская, повторяет он.

Барри снова передает Карлу трубку. Его глаза — как черные небеса в каком-то неведомом месте. Но над его головой — звезды, будто миллионы глаз. Карл притворяется, будто не чувствует, как они наблюдают за ним, вместо этого он смотрит на огонь. Вопрос. Но в огне есть руки, они пытаются сюда дотянуться!!!! Ответ. Тогда в огонь тоже не смотри!!!! Он затягивается, пытаясь построить стену из тумана, которая спрячет его от мертвецов! Но на этот раз дым, вместо того чтобы спрятать его, только глубже затягивает его туда!

Елена, она же Гелла, говорит Друид, была не кто иная, как Персефона, Богиня смерти и воскрешения. Это ей принадлежала вся эта земля, это ее Врата находятся на вершине этого холма.

Сти вздыхает и смотрит на часы.

В Эрин, древней Ирландии, она была Бригит — возвышенной, огненной стрелой. В Уэльсе она была Девятикратной Музой, Керидвен. Она же — Аштарот, Астарта, Венера, Геката, у нее еще тысяча имен и обличий. Она — Богиня, чья сущность пронизывает все на свете, высший предмет вожделения, противиться которому не может ни один мужчина, и ни один не может обладать ею и не погибнуть. Она владычествовала над всеми нами, пока у нее не похитили трон.

Тут до Карла внезапно доходит, зачем Мертвый Мальчик привел его сюда. Он собирается увести его к себе — через эту Дверь! Ему хочется вскрикнуть, вскочить и убежать. Но он как будто заколдован, на него как будто давит тяжесть весом миллион тонн. Это холм — он уже утягивает его внутрь, это руки, которые тянутся к нему из костра и тянут вниз. Скоро он услышит, как раскроется Дверь, и тогда оттуда выйдут тени!

Его похитила церковь, продолжает Друид, все эти жалкие священники и монахи, которые засели в кельях, чтобы переписывать Библию, а сами любили только золото и власть! Воры и педофилы, которые начали вершить извращения! Но она еще отомстит за себя! Она спалит их всех своим священным огнем!

Сти вскакивает. Я тут жопу уже отморозил, слушая всю эту чушь! — кричит он. Увидимся в машине! Он уже поворачивается, чтобы идти вниз по склону холма, — но тут поднимается и коротышка, он запускает руку под куртку…

А потом Барри сползает на землю ничком. Вскоре — тихонько, но быстро — кончики его волос загораются от костра, и на них вспыхивают язычки пламени, как на свечках на праздничном торте. Он громко храпит. Все заливаются смехом, даже Сти, даже косоглазый коротышка.

— Кажется, кто-то накушался, — говорит Друид.

— Да уж! Но я бы не стал его винить, — говорит Дино. — Эта трава просто убойная, блин!

— А это не трава, дружок. — Тут Друид издает громкий грудной смех. — Это героин.

Он снова смеется, и все остальные тоже, они смеются и смеются — все смеются!

Только Карлу грустно — очень грустно.

А потом начинается крик.

— Мне просто интересно, все ли будет в порядке… — говорит Джикерс за кулисами.

— Не думаю, что кто-то пострадает, — отвечает Рупрехт. — Хотя, конечно, некоторые структурные повреждения не исключены.

— О боже, — тихонько хнычет Джикерс.

Но слишком поздно: Титч уже объявляет их номер, и вот они все выходят на сцену. Лампы горят так ярко — и так жарко! Но даже сквозь этот теплый свет он как будто чувствует ледяной взгляд родителей, жадный блеск в их глазах — они ведь ждут, что он отлично проявит себя на новом поприще, и хотя он не видит их и невзирая на то, что ему сейчас предстоит делать, он изображает на лице жидковатую улыбку и адресует ее огромной безликой темноте зала.

Два дня назад, когда Джикерс в одиночестве поедал свой ланч в школьном дворе, как он делает ежедневно, к нему подсел Рупрехт и сообщил, что собирается снова собрать квартет. Джикерса удивила эта новость — после всего, что недавно произошло. Но потом Рупрехт объяснил ему почему. С помощью квартета он хотел передать сообщение для Скиппи. Я понимаю, это звучит странно, сказал он, но дело в том, что за этим стоит некий звуковой научный принцип… И тут он стал сыпать разными именами ученых, живших в девятнадцатом веке, которые, кажется, пытались заниматься чем-то подобным. Но вот в чем они ошибались, продолжал Рупрехт, они представляли себе, что мы, наш четырехмерный мир с пространством и временем находится здесь, а другие измерения — где-то там, а это означало, что им требовалась какая-то магическая субстанция, чтобы как-то навести мосты над пропастью между этими двумя мирами. Но на самом деле никакой такой субстанции и не нужно — или, вернее сказать, согласно М-теории, самая обыкновенная материя одновременно и является этой магической субстанцией! Тут он умолк, сверля Джикерса глазами, сверкавшими, будто фейерверк “огненные колеса”.