Гладиаторы - Ерохин Олег. Страница 61
Паллант был тем самым рабом, с которым Антония послала весточку Тиберию о готовящемся Сеяном перевороте. Благодаря своевременности такого предупреждения планы Сеяна удалось расстроить — так Паллант заработал свою свободу. В дальнейшем Антония поручала Палланту немало щепетильных дел, которые он с успехом выполнял. Умирая, знатная матрона завещала своему сыну, Клавдию, его ловкость (то есть пронырливость) и его преданность (то есть здравомыслие).
Судя по облику, Паллант не отказывал себе в мелких радостях жизни — с сытым брюшком, пухленькими щечками-ямочками, масляными глазками он походил на какого-нибудь бездельника, с удовольствием проедающего наследство, достаточно большое, чтобы освободить своего владельца от каких бы то ни было забот. Улыбчивое лицо его и чуткий голос (когда надо — веселый, когда надо грустный, но никогда не раздраженный, не гневный, не сварливый) представляли его как милого, доброго человека. Только сама наблюдательность могла бы разглядеть злобный огонек, изредка мелькавший в его глазах, — в человечке-то была изюминка, причем отнюдь не из сладких.
— И да простит мне господин мой, — начал тихим голосом Паллант, — но я шел мимо окон атриума и случайно расслышал несколько слов, сказанных Мессалиной. Как я понял, Валерий Азиатик говорил сегодня в этом доме о смерти Калигулы как о свершившемся факте (меж тем император пока что жив-живехонек) и просил тебя, господин, выступить на стороне сената…
— Только если Калигула будет уб… если Калигула случайно умрет, — быстро сказал Клавдий. — Только на этот случай!
— Так-то оно так, но, сдается мне, Калигуле будет безразлично, согласился ли ты поддержать сенат до его смерти или после… Тут вот о чем я подумал (Паллант тревожно оглянулся по сторонам и понизил голос до шепота): а что если Валерий Азиатик — лазутчик Калигулы?.. Быть может, цезарь специально подослал его, чтобы выведать, как ты относишься к сенату… Валерий Азиатик перескажет Калигуле ваш разговор — как ты восхищался республикой, как ты обещал помочь сенату… Понимаешь, что тогда сделает Калигула?
Клавдий не на шутку встревожился.
— О боги, что же мне делать теперь?.. (Величественные щеки его заметно пообвисли.) Неужели я сам подал топор своему палачу?.. Неужели я обречен?.. (Паника все больше охватывала его). Ты слышишь — сюда идут… (Клавдий посмотрел на окно, откуда и в самом деле донесся шелест чьих-то шагов.) Это преторианцы… они пришли за мной…
Паллант быстро подошел к окну. Он понял, что перестарался — еще немного, и Клавдий перестал бы воспринимать членораздельную речь.
Паллант выглянул в окно.
— Да это старуха рабыня, твоя птичница, — успокоительно сказал он. — Преторианцы так не шаркают — их калиги делают пока что не из железа… Что же касается цезаря, то все еще можно поправить.
— Как? — встрепенулся Клавдий.
— Это несложно. Ты, господин, должен немедленно отправиться во дворец, добиться встречи с Цезарем и рассказать ему о сегодняшнем визите к тебе Валерия Азиатика — о том, что тот так уверенно говорил о смерти божественного, как будто сам готовит покушение на него. Ты же в разговоре с Азиатиком лишь сделал вид, что поможешь сенаторам, — ты просто не хотел спугнуть заговорщиков.
Лицо Клавдия немного прояснилось.
— Да-да, ты прав… Вели подать носилки — я должен быть на Палатине немедленно!
— Если господин не возражает, я тоже отправлюсь с ним, — вкрадчиво произнес Паллант. — Кто знает, быть может, я понадоблюсь господину в императорском дворце…
Глава пятая. Ловкачи
К Палатину медленно ползли носилки, которые тащили восемь чернокожих рабов. В носилках сидели двое — сенатор Клавдий Тиберий Друз и клиент его, Марк Антоний Паллант. Эти носилки несли римскому принцепсу, Калигуле‚ весть о Валерии Азиатике о том, что Азиатик-то, оказывается, враг и ненавистник цезаря…
Когда до императорскою дворца стало рукой подать, Паллант вкрадчиво сказал:
— А что, господин мой, если Валерий Азиатик все же честный сенатор, а не провокатор императора?.. А что, если он невиновен перед тобой?.. Если он говорил с тобой искренне, значит, он и в самом деле злоумышляет против императора, и если ты передашь все то, что он говорил тебе, Калигуле, то тем самым ты погубишь его. Калигула наверняка казнит его, а это отсрочит смерть самого Калигулы и, стало быть, отсрочит начало правления новою принцепса…
Клавдию не понравились последние слова Палланта, и он просящим совета голосом произнес:
— Так как же мне быть?.. Сказать лишь о том, что Валерий Азиатик был у меня, но умолчать, о чем он говорил со мной?.. А если все же этот Азиатик был прислан Калигулой?
Паллант слегка кивнул, как бы соглашаясь с сомнениями своего патрона, и задумчиво проговорил:
— Если господин позволит, то можно сделать так: ты, господин, когда мы войдем во дворец, не пойдешь дальше вестибула, пока я не разузнаю хорошенько, был ли сегодня Валерий Азиатик у Калигулы, да и вообще, частый ли он гость на Палатине. Если окажется, что Валерий Азиатик так же любит свидания с Цезарем, как какая-нибудь крыса — с крысоловкой, то это будет означать, что Валерий Азиатик говорил с тобой своим языком, а не языком Калигулы или Каллиста. Тогда мы потихонечку уйдем, так и не вкусив счастья лицезреть цезаря. Если же мне скажут, что Азиатик и днюет, и ночует у Калигулы, то тогда, мой господин, тебе придется не идти, но бежать к Калигуле, как будто за тобой уже гонятся посланные им преторианцы.
— Ну так я полагаюсь на тебя, Паллант, — со слезою ответил Клавдий, проклиная свою судьбу за то, что она послала ему такой несчастливый день.
Подъехав на рабах до самого дворцового крыльца, Клавдий и Паллант сошли с носилок и прошли в вестибул. К Клавдию тотчас же подошел один из дворцовых служителей, приставленных к вестибулу, с вежливым вопросом — уж не хочет ли почтенный сенатор видеть императора? Клавдий в ответ, было, что-то начал мычать, но тут вмешался Паллант — он сказал, что, возможно, все дела его патрону с его, разумеется, помощью, удастся решить в императорской канцелярии без вмешательства Калигулы, и в этом случае свидание с императором не понадобится, ну а если нет — вот тогда Клавдий смиренно попросит цезаря принять его. Пока же сообщать о приходе Клавдия (который приходился Калигуле дядей) цезарю не стоит — незачем его беспокоить, быть может, дело уладится и без его императорского вмешательства.
Удовлетворенный разъяснением Палланта, служитель отошел, после чего Клавдий со вздохом опустился на скамью для посетителей, а Паллант отправился добывать сведения о Валерии Азиатике (по крайней мере, именно это он обещал своему патрону).
Выйдя из вестибула, Паллант сразу же повернул к канцелярии, а добравшись до канцелярии, он тут же прошел в приемную Каллиста. Даже Клавдию, не отличавшемуся особой сообразительностью, если бы он мог проследить за своим клиентом, действия его показались бы странными — не у Каллиста же, в самом деле, следовало выспрашивать о Валерии Азиатике, ведь если Валерий Азиатик состоял на службе у Калигулы, то, стало быть, Азиатик состоял под началом у Каллиста.
Между тем Паллант, не обращая внимания на могущие возникнуть у какого-нибудь бога-покровителя Клавдия сомнения относительно его действий, попросил секретаря передать Каллисту, что он, Паллант, настаивает на немедленной встрече с ним. Секретарь немного знал Палланта, да и Каллист, по-видимому, тоже: несмотря на множество толпящихся в приемной посетителей, Паллант сразу же получил разрешение войти в кабинет.
— А, дружище Паллант, — с обычной своей улыбкой проговорил Каллист, ласково взглянув на доверенного слугу Клавдия (так ласково смотрит кошка на хозяйскую сметану). — Давненько, давненько ты не заглядывал к нам!
— Да все не было нужды, — сказал Паллант, садясь. — Но тут такая приключилась история, что хочешь-не хочешь, а пришлось заглянуть.
— Что же это за история? — без тени любопытства спросил Каллист, словно для того, чтобы только отдать необходимую дань вежливости.