Боричев Ток, 10 - Левитес Ирина. Страница 3

Нельзя слушать разговоры взрослых, касаться спинки стула, читать с фонариком под одеялом, пришивать пуговицу на себе, есть мороженое большими кусками, «ктотамкать», когда за дверью никого нет, выносить мусор после заката, брать без спроса печенье в буфете, купаться в Днепре на полный желудок, играть с фарфоровой куклой, сидящей на шкафу для красоты, гулять под дождем, стоять на сквозняке, играть на сырой земле, сидеть на солнце…

А все остальное — можно!

Два новых пальто

Осенью купили пальто Валерику. Красивое, драповое, в рубчик. Немножко тяжелое, зато теплое. На ватине потому что. Для этого второклашки чересчур шикарное: и пуговицы в два ряда, и карманы, и даже хлястик на спине. А воротник! Чудо что за воротник: цигейковый, полированный, коричневый. Аж глаза слепило от такого великолепия! Пришлось еще шапку такую же покупать. Не ушанку, конечно. Молодой еще. Оля нашла в «Детском мире» шлемоподобную малышовую шапку и уговорила Валерика, что это буденовка. После того как дядя Миша прицепил солдатскую кокарду, Валерик был полностью удовлетворен и даже счастлив. От счастья утратил бдительность и не заметил, что бабушка Лиза вероломно пришила к ушкам резинку. Она припечатывалась щелчком на макушке. Как у дошколенка.

Получился Валерик в обновках красавчик. Хоть на выставку. Главное — сразу видно: мужчина. Раньше-то его за девочку принимали. Как встанет незнакомая толстая тетка посреди улицы, да как начнет причитать: «Он, бач, яки гарни очи! Яка гарна дивчинка!» Валерик злился, смотрел исподлобья. Зато теперь его никто с девчонкой не спутает. Несмотря на то что огромные карие глазищи с длиннющими ресницами никуда не делись. И кажутся в новой шапке еще больше. Будто совенок проснулся и любопытно смотрит: что новенького?

Но себе Валерик в зеркале казался мужественным и суровым. Он надевал пальто и шапку, хмурил брови, выпячивал подбородок и слегка прищуривал глаза. Пытался дотянуть до образа пограничника Карацюпы. Не мог дождаться первого снега, чтобы уже показаться народу в героическом виде.

Как назло, мокрая хлюпающая осень тянулась бесконечно. Каждое утро Валерик бросался к окну, но лес на горке виновато разводил голыми ветвями. Приходилось напяливать опостылевшее осеннее пальтецо идиотского кирпичного цвета, синюю вязаную шапку с помпоном и идти выслушивать оскорбления про гарну дивчину.

Неудовлетворенность породила стремление к действиям. К каким-нибудь уже мужским поступкам, черт возьми (каррамба, доннер-веттер, сто тысяч чертей)! Валерик совершил побег. Пошел как будто в школу, унизительно держась за Нинкину руку. А потом сбежал. Дождался, когда Нинка со своими дылдами-одноклассницами трещать начнет, и улизнул. В другую сторону. Собственно, другая сторона давно манила и звала. Туда указывал рукой фанерный Ленин. Во избежание недоразумений он стоял на гигантских буквах: «ПУТЬ К КОММУНИЗМУ!» Валерик посчитал, что найденный коммунизм будет достойной компенсацией за невозможность надеть настоящую мужскую одежду.

И пошел. И пропал. Появился к вечеру, когда уже все с ног сбились. И честно рассказал, что ходил искать коммунизм.

— Нашел? — в один голос спросили три бабушки, тетя, дядя и Нина.

— He-а. Там уже маленькие домики начались — и никакого коммунизма.

Что было дальше — понятно. Ругали, кричали, обещали наказать. Но как наказывать — неизвестно. В угол не поставишь. Все занято. В большой комнате в одном углу буфет, в другом — бабушки Лизы тахта, в третьем — бабушки Веки кровать, в четвертом — печка. В проходной темной комнате еще хуже. В одном углу — книжный шкаф, в другом — сундук, в третьем — Нинкино раскладное кресло, в четвертом — снова та же печка, но с другой стороны. А в кухне только Валерки не хватало! Тут и раковина с водопроводным краном, и газовая плита с кипяточными опасными кастрюлями, и вешалка с одеждой, и холодильник «Саратов», и окно-фонарь к Лене и Алику.

— Может, его в фонарь сунуть? — предложила Нина.

Но ее никто не стал слушать. Вот и получилось, что Валерку опять не наказали.

На следующий день выпал долгожданный снег. Ура! Причем ура дважды! Потому что совпали снег и воскресенье. Нина и Валерка стали собираться в кино. На утренний сеанс. Вчерашние попытки наказания уже забылись. Ведь снег же!

Сначала нарядили Валерку и выпустили во двор. Бабушки любовались им в окно. Он стоял. Гордый. Независимый. Мужественный.

Вышла Ирочка Лубан и остолбенела от такой красоты.

Вышел Славик и застыл.

Вышла тетя Голда и умилилась.

Вышла тетя Фира и восхитилась.

— Ой… — расстроилась Нина.

Бабушки оторвались от сказочной картины за окном и повернулись к Нине.

— Да… — расстроились бабушки.

И было от чего расстраиваться. Прошлогоднее зимнее пальто подскочило. Подпрыгнуло. А руки и ноги остались снаружи.

— Когда ж ты успела так вырасти? — поправила очки бабушка Лиза.

— Придется занимать деньги у Лены. Или у Фиры. Или у Оли, — решила бабушка Века. И заставила надеть две кофты. Чтобы не замерзнуть до завтра. А завтра надо купить новое пальто. Если удастся занять денег.

До кинотеатра так и не дошли. Валерик решил, что раз уж он такой взрослый мужчина, незачем держаться за руку старшей сестры. Он шел, сунув руки в карманы, независимой походкой. Гордился, расправив плечи и высоко подняв голову. Гордился, пока шли по двору. Гордился, пока спускались по Игоревской. И даже немного успел погордиться на Жданова. А потом гордиться перестал. Глупо гордиться, когда ты по уши в цементе. И с тебя течет серая жижа. И прохожие с опаской обходят стороной. Эх!

— Э-э-эх… — протянула бабушка Века, махнув рукой, хотя цемент с Валерика уже не капал. Застывал понемножку, пока возвращались домой.

Бабушка, вложив в протяжное «э-э-эх…» все свое разочарование, повернулась к внукам спиной и уже пошла было в комнату, но, остановившись на пороге, бросила через плечо самое страшное ругательство:

— Свинота!

— Что такое? — вышла бабушка Лиза и больше ничего не сказала. Но такое грустное недоумение застыло на ее добром лице, что Нина заторопилась:

— Не бойся, ба! Я сейчас все-все ножом отскребу.

Вытряхнула Валерика из заскорузлой оболочки. Наподдать бы ему как следует! Некогда. Цемент стынет. И принялась скоблить ножом бывший великолепный драп в рубчик. Потом бывший чистый пол. Потом табуретку Тьфу!

Пальто стояло, согнув рукава, довольно-таки нахально привалившись к стенке.

После обеда, прошедшего в траурном молчании, собрали совет. В малом составе: бабушка Лиза, бабушка Века, бабушка Лена и тетя Оля.

Нина в совет не входила, но имела совещательный голос. Валерик, как маленький и кругом виноватый, права голоса не имел, но и не изгонялся, поскольку некуда. И не в чем. Ситуация казалась сложной. Практически неразрешимой. Купить сразу два зимних пальто!

Но! Когда Оля берет дело в свои маленькие крепкие ручки, даже самая неразрешимая ситуация сдается без боя. Потому что есть шуба! Хорошая цигейковая шуба! Когда родилась Женя, дедушке Семе как передовику производства разрешили один раз отовариться в закрытом распределителе. И он таки отоварился! И купил шубу. Которой нет сносу. Ее носила Женечка, слава Богу. Потом Лерочка. А почему ее не носила Ниночка? Потому что шуба скакнула к Мишеньке. И Мишенька ее носил, слава Богу, пока не подросла Леночка. Но теперь уже Леночка тоже выросла — и какое счастье! Какое счастье, что ее уже может носить Валерик!

— Девчонскую? Не буду! — из-под стола проявил твердость мужского характера Валерик, хотя после ямы с цементом сидел бы уже и молчал, честное слово!

— А Мишенька? Мишеньку ты не учитываешь? — накинулась Оля на племянника. — И пристегнем ее солдатским ремнем!

Мишенька вместе с солдатским ремнем оказались убедительными. Валерик сдался и притих под столом.

Покончив с первым вопросом повестки дня, перешли ко второму. Решили попросить Тамару пойти с Ниной по магазинам и выбрать пальто. Почему именно Тамару? Могла бы пойти бабушка Века, как самая мобильная из бабушек. Или бабушка Лена, как менее мобильная, но все еще изредка выбирающаяся в магазин водников, где, как известно, выбрасывают хорошие вещи. Бабушка Лиза пойти не могла. Она вниз с Боричева Тока не спускалась. Ей тяжело потом назад подниматься. Зато могла пойти Оля. Но она не хотела. Потому что у Тамары вкус. Вот пусть идет и сама покупает.