Великие загадки мира искусства. 100 историй о шедеврах мирового искусства - Коровина Елена Анатольевна. Страница 28
Однако далеко от французского двора, практически в изгнании именно в 1566 году (в апреле) скончалась легендарная возлюбленная Генриха II (отца Карла IX) – Диана де Пуатье. Именно она считалась во Франции той, кого французы называют Несравненной, Дамой Сердца, Великой Возлюбленной. Именно ей французская культура обязана тем взлетом, который именуется ныне французским Возрождением – эпохой Фонтенбло, ибо это Диана Пуатье покровительствовала искусству, заступалась за мастеров и поручала им исполнение тех или иных заказов. Но главное – она поощряла и вдохновляла живописцев и скульпторов, литераторов и композиторов, ювелиров и зодчих, являясь их признанной музой. Любовь ее и короля Генриха воспета в стихах, полотнах, скульптурах и даже архитектуре того времени.
Эта любовь была необычайной, ибо Диана оказалась почти на 20 лет старше короля. Но эта любовь осталась непреходящей, ибо Генрих любил красавицу с детства и до дня смерти. Он родился 31 марта 1519 года и умер от несчастного случая на рыцарском турнире 10 июля 1559 года. Впрочем, его любовь осталась с Дианой и после его смерти. Недаром Генрих написал ей когда-то символические строки:
После трагической гибели Генриха II королева Екатерина Медичи удалила соперницу от двора. Диана перебралась в свой замок Анэ, который был построен для нее виднейшим архитектором французского Возрождения Филибером Делормом в 1540-х годах и ныне представляет жемчужину архитектуры. В Анэ Диана прожила еще семь лет. Умерла она 25 апреля 1566 года. В часовне церкви замка ей поставили памятник из белого мрамора, как истинной античной богине. Диане де Пуатье шел 67-й год, но современники подтверждают, что до последнего дня она выглядела молодо и свежо. Королеве Екатерине Медичи доложили о случившемся особой запиской, в конце которой с явной издевкой приписали: «Диана лежала в гробу молодая и прекрасная, будто заснула!»
Екатерина, страшненькая и в юности, а к 40 годам превратившаяся в старуху, сожгла записку и в гневе разбила зеркала своих личных покоев. Потом изрезала все портреты соперницы, не посмотрев, что той на небесах было уже все равно. Но уничтожить картины и фрески Фонтенбло, изображавшие и воспевающие красавицу Диану Пуатье, королева не могла. Ибо, как и пообещал Генрих возлюбленной, любовь охранила ее и от самой смерти. Ведь что есть смерть? Забвение. Но о Диане Пуатье не забыли и спустя века. Надо сказать, что до сих пор в день ее упокоения к мраморному надгробию в замке Анэ ложатся две белые розы. Кто их приносит – не знает никто. Это тайна веков. Но все знают, что одна роза – от Генриха, другая от тех, кто до сих пор помнит прекрасную Диану.
Так что же: любовь не умирает?
Скорее всего, да. Если это, конечно, истинная Любовь.
Стоит вспомнить, что Антуан Карон, не любивший королеву Екатерину Медичи, в свое время стоял на стороне Дианы Пуатье. А вернее, на стороне Генриха и его возлюбленной. Потому что понимал, что их любовь истинна. Так не о ней ли плачут амурчики на его таинственной картине? Диана Пуатье, олицетворение Любви, умерла. По улице движется процессия в черном; между прочим, именно в этом цвете Диана проходила всю жизнь, после того как в молодости потеряла своего супруга, хотя красавица не любила, а только уважала мужа, великого сенешаля Франции, ведь он был старше ее чуть не на 60 лет. Единственной любовью Дианы впоследствии стал Генрих. Он и сам всю жизнь проходил в черных одеждах – цветах своей Дамы.
И вот – «Похороны Амура». Неужели похороны Любви?! Но почему тогда на картине Антуана Карона последний амурчик в похоронной процессии вдруг обернулся к зрителям и скорчил веселую гримаску? Может, они играют в похороны напоказ? Пусть, мол, интриганка Мадам Змея Медичи поверит в смерть любви. На самом деле озорные амурчики обманывают всех. Любовь жива! Недаром же к подножию беломраморного памятника Диане вот уже шестой век ложатся белые розы. Недаром когда-то она сочинила короткие стихотворные строки:
Окна иного мира
Человечество всегда интересовалось иными, потусторонними мирами. Правда, что это за миры, никто не знает, никто ведь там не был. Но и представители иных миров интересовались человечеством. Разные окна и двери открывались, чтобы увидеть из одного мира другой. Результатом такого «общения» являлись весьма нестандартные ситуации – то барабашки в домах, то таинственные надписи на стенах. Особо активно и часто распахиваются эти двери и окна в искусстве. Часто поэты жалуются, что им приходится с чужого голоса записывать стихи, которые сами они не сочиняли. Иногда и художники рисуют одно, а оказывается – совсем другое. Будто кто-то «использует» картины то как дверь, чтобы выйти в наш мир, то как окно, чтобы оглядеться вокруг. Происходит это во все времена, и тому накопилось немало свидетельств.
В 1485 году флорентийцы удивленно взирали на странную фреску Доменико дель Гирландайо (1449–1494) в капелле Сассетти. Все в ней вроде было правильно – верная перспектива, достоверное изображение, радующий взгляд сюжет. Прекрасные дамы в модных нарядах разговаривали о чем-то своем. Розовощекие детишки резвились рядом. И по траве степенно расхаживала пара беленьких единорогов. Но не единороги удивили зрителей. Конечно, в нашем мире этих существ никто не встречал, но их обожали изображать художники и воспевать поэты. Ведь единороги служили символом верной и трепетной любви. Зрителей поразила трава. Она оказалась… оранжевой.
Гирландайо и сам был обескуражен, ведь он писал все как положено – зелень так зелень. Однако фреска – это не та техника, где можно что-то подправить. Пришлось смириться со странной травой. Но нашелся заказчик, попросивший повторить понравившийся сюжет в уменьшенном варианте. На этот раз Гирландайо нарисовал картину на дереве, скрупулезно выверяя палитру. Удивительно, но, когда краски высохли, оказалось, что и на картине единороги снова расхаживали по оранжевой траве.
И это не единственный случай странного поведения таинственных единорогов. В 1505 году молодой Рафаэль (1483–1520) решил изобразить обобщенную женскую верность и написал «Портрет женщины с единорогом». Так ему друзья-завистники хохоча принесли ведро зеленой краски. Еще бы! Ведь и пейзаж, и деревья позади дамы оказались… синими.
А может, художники не виноваты? Возможно, волшебные единороги не умели существовать в земном пейзаже? Или, может, они захотели показать зрителям и художникам свой мир – тот, в котором трава могла быть разной – синей, оранжевой, но только не зеленой?..
В 1850 году немецкий художник Адольф фон Менцель (1815–1905) решил написать цикл исторических полотен, воссоздающих повседневную жизнь прусского двора XVIII века. Менцель был рьяным поклонником короля Фридриха Великого (1712–1786), но не столь Фридриха-полководца, сколь Фридриха-музыканта. Ведь король с детских лет практически профессионально играл на флейте, сам писал замечательную музыку. Однако его отец, правящий монарх Фридрих-Вильгельм I, человек властный, жестокий, считающий «всякие искусства – разлагающими стойкость и мужество человека», запретил сыну заниматься и музыкой, и литературой. Да он даже книги читать запретил бы, если б по ним не нужно было учить грамоту. Впрочем, и грамоту монарх не уважал. Юному сыну Фридрих-Вильгельм запретил даже подходить к музыкальным инструментам. Он хотел воспитать в юноше лишь воина-аскета. Однако, едва получив корону в 1740 году, Фридрих, который продолжал жить в простоте и скромности, никогда не жалел средств на свое музыкальное образование, вечера, концерты и театральные выступления. Не прошли даром и уроки отца, мечтавшего видеть во Фридрихе великого воина. За выигранные сражения Фридриха действительно прозвали Великим. Но и в походах он не забывал о музыке. Любимую флейту всегда брал с собой, даже когда отправлялся в очередную военную кампанию. А в мирное время в королевском дворце Сан-Суси регулярно проводились концерты, на которых король выступал сам – и соло, и в ансамбле.