Древний человек и океан - Хейердал Тур. Страница 18

Где бы в Новом Свете ни находили следы аборигенной цивилизации, ей неизменно сопутствует культурный хлопчатник с 26 хромосомами, причем с Тихоокеанского побережья он проник и в Полинезию, по мере того как на это островное царство распространилось американское влияние. В то же время хлопчатник, будь то дикий или окультуренный, оставался неизвестным на всем пути — от западных рубежей Полинезии до Юго-Восточной Азии. Одичавший до прихода европейцев полинезийский хлопчатник оказался потомком американского гибрида. Несомненно, он первоначально был доставлен в Полинезию из Америки именно потому, что речь шла о культурной разновидности. Спрашивается: откуда в Америке текстильный хлопчатник?

Дикая разновидность с 13 хромосомами произрастала в Новом Свете, так что остается лишь установить, каким путем индейцы Мексики и Перу в свое время заполучили разновидность с 13 большими хромосомами, типичную для Старого Света от Египта до Пакистана, но отсутствовавшую в Америке. Тут могут быть лишь две возможности: либо хлопчатник Старого Света как раз в то время, когда в Америке развивалась цивилизация, сам благополучно переплыл через океан, либо его вместе с бутылочной тыквой намеренно привезли древние мореплаватели. Если верна первая альтернатива, мы должны предположить, что индейцы стояли на берегу моря, когда волны вынесли семена хлопчатника из Старого Света, что они тотчас поняли, какие это семена, посадили их и поспешили найти подходящий для скрещивания дикий американский хлопчатник. Успешно выведя длинноволокнистую разновидность, они тут же изобрели керамическое пряслице, аналогичное ближневосточному; приготовив пряжу, изобрели ткацкий станок и принялись ткать набедренные повязки и плащи средиземноморского типа в самом жарком поясе Америки, где менее всего ощущалась нужда в одежде. Если же хлопчатник Старого Света прибыл на судне с людьми, издавна знакомыми с его применением, совпадение этого факта с зарождением перуанской и мексиканской цивилизаций выглядит вполне логично. Для опытных хлопкоробов было бы естественно скрестить привезенную разновидность с дикой американской и получить 26-хромосомный хлопчатник, который затем возделывался на обширных полях от Мексики до Перу. И столь же естественно было бы для них изготовлять керамические и каменные пряслица такого же вида, какие делали в Старом Свете, и такие же ткацкие станки для производства одежды, какую они носили в своей части света.

Семена хлопчатника могут, не теряя всхожести, плавать месяцами в лабораторных сосудах, но попробуйте сплавить их через Атлантический океан со всеми его рыбами к людям, в жизни не видевшим хлопкового поля, не говоря уже о ткацком станке, — вряд ли от этого эксперимента будет прок. Вот и получается, что иные опрометчивые гипотезы о трансокеанской диффузии выдвигаются изоляционистами, которые в погоне за осторожностью готовы принять любую диффузионистскую гипотезу, только бы в ней не говорилось о судах.

Сходная история получается с бананом Musa paradisiaca в Америке. У этого вида нет диких родичей в Новом Свете, а потому этноботаники, равняясь на антропологов, исходили из того, что наличие банана в Америке XVI в. объясняется привозом его после Колумба. Однако этот вывод противоречит письменным источникам. Хронисты XVI в. почитали банан исконно американским растением, возделываемым от Халиско в Мексике до южного приморья Бразилии. От Мексики до Южной Америки в языке индейцев были собственные названия для банана. Инка Гарсиласо, Гуаман Пома, патер Акоста и патер Монтесинос единодушно отмечали, что банан выращивали в Перу до конкисты. Историк Прескотт в 1847 г. подчеркивал: «Неверно предполагать, что это растение не было исконным для Южной Америки. В древних перуанских погребениях часто находят банановые листья» (Prescott, 1847[254]). В 1879 г. Рошбрюн сообщил о находке листьев и плодов в доколумбовом погребении в Анконе на тихоокеанском берегу Перу, причем плоды были бессемянные и, следовательно, принадлежали к окультуренному виду Musa paradisiaca (Rochebrune, 1879[262]). Наконец, исторические и археологические данные побудили Хармса в 1922 г. включить Musa paradisiaca в список растений, опознанных в доколумбовых перуанских захоронениях (Harms, 1922[143]).

Поскольку никто не отваживался предполагать, что бессемянные бананы могли доплыть до Америки без помощи человека, наличие бананов в доколумбовой Америке стало еще одним доводом, который изоляционисты не могли объяснить. Тем не менее главный поборник изоляционизма среди ботаников Меррилл вопреки сообщениям испанских хронистов выдвинул в 1946 г. гипотезу, что банан был доставлен в Новый Свет португальцами через лежащие у африканских берегов острова Зеленого Мыса (Merrill, 1946[216]). Сторонники этой гипотезы готовы приписать честь интродукции банана в Америке епископу Панамы Томасу де Берланга, о котором в хрониках сказано, что в 1516 г. он посадил несколько корневищ на острове Санто-Доминго (Испаньола), в 500 милях от материка. Однако видный специалист по географии растений Зауэр показал неприемлемость такого предположения:

«Разводить банан труднее, чем семяносные растения. Зрелое корневище надо выкопать, разделить, желательно просушить, затем посадить на новом месте. Данный вид вовсе не склонен размножаться самосевом, так что его распространение скорее всего обусловлено намеренной и достаточно тщательной посадкой» (Sauer, 1950[272]).

Если верна гипотеза изоляционистов и банан впервые появился в Новом Свете на острове Эспаньола в 1516 г., то он распространился дальше с волшебной даже для выносливого сорняка скоростью, склонив испанцев к ошибочному заключению, что речь идет об исконном растении самых глухих индейских селений от Мексики до Перу. Когда, например, Орельяна в 1540–1541 гг. пересек Анды со стороны Тихого океана и первым из европейцев спустился по Амазонке до самого ее устья, он обнаружил банановые плантации в истоках великой реки всего через 24 года после того, как епископ Берланга сажал бананы на острове Санто-Доминго. Если считать епископские корневища прародителями всех бананов Америки, выходит, что аборигены должны были живо выкопать их и доставить по морю в Мексику и Панаму, а также в устье Амазонки (путь, равный расстоянию от Африки до Южной Америки), после чего те же или другие индейцы с изрядным запасом корневищ поднялись на лодках вверх по величайшей в мире лесной реке и уговорили все племена на пути к истокам сажать неведомый клубень. За те же десятилетия переносчики бананов каким-то образом ухитрились доставить епископские корневища от истоков Амазонки или с Панамского перешейка на орошаемые поля и в запечатанные склепы в пустынях перуанского приморья, чем сбили с толку таких местных авторитетов, как Инка Гарсиласо и его современники, которые записали, что банан в Перу рос еще до европейцев. В своем стремлении отговориться от столь важного генетического свидетельства изоляционисты, трактуя возможности переноса в Новом Свете после 1516 г., сами становятся крайними диффузионистами.

Разумеется, изоляционисты часто правы, критикуя диффузионистов за пренебрежение хронологией. Выдвигались миграционные гипотезы, предполагающие диффузию в Америку культурных элементов, которые были широко распространены в Новом Свете задолго до того, как их можно с уверенностью проследить где-либо еще. Диффузионисты неоднократно заявляли, что идея каменных статуй и мегалитической кладки воспринята аборигенами Перу от иммигрантов с острова Пасхи. Несостоятельность таких утверждений доказана стратиграфией и радиоуглеродной датировкой. Каменные статуи и мегалитические стены были характерны для высокоразвитых американских культур Мексики, Центральной Америки, Колумбии, Эквадора, Перу и Боливии. Мексиканские ольмеки и андские тиауанакцы в совершенстве владели ваянием и кладкой задолго до того, как человек поселился не только на Пасхе, но и в любых других частях Полинезии. Так что наличные хронологические свидетельства на тихоокеанской стороне Америки исключают вероятность внешнего стимула для этого культурного элемента.