Древний человек и океан - Хейердал Тур. Страница 19

А вот на атлантической стороне такого хронологического несоответствия нет. Две разделенные большим промежутком времени даты позволяют предполагать важные события, повлиявшие на жизнь народов по обе стороны Атлантики. Речь идет о трехтысячных и тысячных годах до нашей эры, и, хотя вторая дата представляется в данном контексте более актуальной, нельзя пренебрегать и первой, учитывая ее первостепенное значение в предыстории Старого Света. Как уже говорилось, незадолго до 3000 г. до н. э. достигли полного расцвета великие цивилизации Ближнего Востока. В Египте начало первой династии фараонов датируют 3200–3100 гг. до н. э.; примерно к этому же времени относят первую династию Ура в Двуречье. Если верны новейшие археологические датировки, Мальта была заселена цивилизованными мореплавателями даже раньше этого периода; вскоре наступил черед и Крита. Мы пока что не можем сколько-нибудь точно определить область или области, откуда корабли впервые стали бороздить Средиземное море. Поскольку в силу упомянутых датировок получается, что мегалитические постройки появились на Мальте раньше, чем в Египте, некоторые ученые начинают думать, что первоначальные импульсы цивилизаций Старого Света, возможно, распространялись в бассейне Средиземного моря не с востока на запад, а наоборот. Такие соображения как будто подтверждаются мнением римлян, что древнейшим городом в мире был не Библ в Финикии, а Ликс на берегу Атлантики, а также записанным древними греками египетским преданием об Атлантиде, по которому колыбель средиземноморской цивилизации находилась за Гибралтаром. Если отбросить догадки, основанные на шатких свидетельствах, остается документально подтвержденным фактом, что мореплаватели, хорошо знакомые с мегалитическим зодчеством, развивали свою деятельность по обе стороны Гибралтара до начала письменной истории. Незадолго до 3000 г. до н. э. во Внутреннем Средиземноморье развернулась небывалая культурная активность, новые династии внезапно пришли к власти и создали передовую цивилизацию в Двуречье и Египте.

Археологический материал, позволяющий судить о сходной активности в Новом Свете в тот же период, пока что довольно скуден. Однако весьма примечательно, что начальная дата древнего календаря майя в переводе на наше летосчисление — 3113 г. до н. э. Календарь майя отличался такой точностью, что астрономический год в нем измерялся в 365,242 дня; это дает потерю всего одного дня за каждые 5 тысяч лет, тогда как в основу нашего современного календаря положен год, исчисляемый в 365,2425 дня, что дает полтора лишних дня за тот же срок. Надпись на древней мексиканской погребальной пирамиде в Паленке гласит, что 81 месяц составляет 2392 дня; стало быть, по наблюдениям древних американских астрономов, месяц в среднем включал 29,53086 дня — это всего 24 секунды отклонения от истинной продолжительности. Теперь спрашивается, почему древние мексиканцы начинали свое точнейшее летосчисление с даты 4 Ахау 2 Кумху, что отвечает нашему 12 августа 3113 г. до н. э.? Кое-кто полагает, что индейцы выбрали эту дату наугад — с чего-то надо было начинать. Другие допускают, что она связана с каким-то астрономическим явлением, которое наблюдалось задолго до возникновения даже ольмекской цивилизации. Тот факт, что эта дата удивительно совпадает с важными событиями в Египте и Двуречье и великими миграциями в Средиземноморье, дает право предположить, что речь идет не о чистой случайности.

Период около 1200 г. до н. э. — еще одна важная веха в предыстории Средиземноморья. Все авторитеты признают, что в это время некая чудовищная катастрофа резко сократила численность населения и повлекла за собой крушение великих цивилизаций этой области. Исчезла минойская цивилизация на Крите, сильно пострадали все области микенского мира. Неизвестные племена, которые египтяне называли «морскими народами», скитались на многочисленных кораблях по Средиземному морю, совершая набеги на берега Малой Азии и Египта. Весь Ближний Восток был поражен стихийными бедствиями; могучие в прошлом приморские державы египтян и хеттов внезапно и безвозвратно пришли в упадок. Финикийские колонисты покидали свои прежние порты, в большом количестве выходили за Гибралтар и основывали важные поселения на атлантических берегах Испании и Марокко.

В недавно изданном труде Померанц разбирает возможные причины столь широких пертурбаций, которые озадачивают историков и археологов и предположительно приписываются то набегам «морских народов», то редкостно сильным засухам. Начиная с археологии Крита, он показывает, что «около 1200 г. до н. э. повсеместно засвидетельствованы зловещие признаки катастрофы. Почти во всех местах раскопок видим следы разрушений, пожаров, бегства населения и попыток наладить жизнь таких беженцев». Он приводит ряд аргументов, чтобы показать, что последнее разрушительное извержение на лежащем недалеко от Крита Санторине (Тира) датируется неверно — на самом деле оно произошло около 1200 г. до н. э. Вызванные этим геологическим катаклизмом волны достигали чудовищной величины. Померанц считает, что «расходившиеся от Санторина цунами обернулись около 1200 г. до н. э. страшным бедствием для населения и примитивного хозяйства на берегах Эгейского моря и Восточного Средиземноморья». Он продолжает:

«Опустошения, характеризующие период около 1200 г. до н. э., следует понимать не только как следствие агрессии уцелевших людей — „морских народов“, но и как следствие окончательного обрушения санторинской кальдеры. В невероятно короткий срок пало большинство важнейших культур, были забыты процветавшие веками искусства и ремесла… нарушились международные связи и торговля. Именно в это время вдруг пропадают высшие достижения культуры бронзового века. После 1200 г. до н. э. жизнь в Эгейском бассейне на 400 лет погружается в пучину обскурантизма» (Pomerance, 1970[251]).

Поскольку ольмекская культура начала расцветать в мексиканском приморье сразу после периода небывалых потрясений к востоку и западу от Гибралтарского пролива, на атлантической стороне Америки с хронологией все в порядке независимо от того, что на самом деле так сильно ударило по цивилизациям Старого Света.

Изоляционисты видели, как подтверждаются их заключения о несостоятельности тех или иных диффузионистских аргументов. Но если история ольмекской и мексиканской цивилизаций начинается в области подвижных вод Канарского течения, связывающих ее с культурами Средиземноморья, почему не допустить, что какие-то диффузионистские параллели, хотя бы и не служащие доказательством трансокеанских плаваний, все же объясняются такими плаваниями? Отсутствие доказательств само по себе — не веский контраргумент.

Конечно, параллели в обычаях и изделиях можно отвергнуть порознь как неубедительные доказательства контакта. Иное дело с распространением культурных растений. И негативный подход не оправдывает себя, если все культурные параллели оценивать совместно. Вероятность независимого изобретения поддается примерному определению по следующей приблизительной схеме. Скажем, так: если один процент населения земного шара создавал астрономически ориентированные пирамиды, это равнозначно одному проценту вероятности для людей вообще додуматься до постройки таких сооружений. И нет ничего немыслимого в том, что этот один процент пришелся на два обособленных региона — Двуречье — Египет и Мексика — Перу. Так же можно рассуждать, если один процент человечества придумал изображать своих божеств в облике человека с головой хищной птицы. Мифических птицечеловеков тоже можно посчитать независимым изобретением. Однако вероятность того, что в одних и тех же ограниченных регионах додумались и до пирамид, и до птицечеловека, составит уже один процент от одного процента. Продолжая это рассуждение и включая в наши расчеты ритуальное захоронение керамических фигурок на колесах, видим, что область их распространения еще более ограничена и вероятность повторения намного меньше одного процента. Если же поставить их в ряд с пирамидами и птицечеловеками, вероятность повторения такого комплекса совсем уж мала. А так как пристальное исследование выявляет более ста культурных параллелей между двумя названными регионами, притом настолько специфических, что в других местах они присутствуют только в виде явного заимствования, невероятность независимой эволюции достигает подлинно астрономической величины. Конечно, такой способ расчета весьма схематичен и приблизителен, и многие из учитываемых параллелей взаимозависимы и взаимообусловлены, и все же остается достаточно примеров, чтобы показать ошибочность позиции изоляционистов, когда они отвергают каждый из множества признаков порознь, вместо того чтобы оценивать их вместе.