Сантехник, его кот,жена и другие подробности - Сэ Слава. Страница 16
46
Я своих демонов знаю лично. Первый — мастер спорта по вредительству — моя жена. На спор доводит до самоубийства нильских аллигаторов.
Второго звать Авось, он скромнее.
Жена коварней и неотвратимей, но Авось тоже фрукт.
Например: в понедельник очень мне хотелось пить.
Зашёл в Макдональдс, вы знаете, самый дешёвый способ прослыть хорошим родителем. Ещё клоуны у них неповторимо ужасные.
Мне хотелось пить.
— Фанты мне, говорю, побольше!
Унылая девочка за стойкой загребает лёд совковой лопатой и ссыпает в стакан. А на дно чуть фанты, для цвета. И вся эта Антарктида — мне.
Я с детства помню: съешь снежок и школьных друзей моих прекрасные черты растворяются недели на три. Температура, в горле лава, в носках горчица.
Мне бы возопить, — куда, мол, сыплешь, оторва! Окстись! Чай, не месяц май, и не юноша я, с жарким нутром…
Но тут, откуда-то с середины очереди зашептал Авось:
— Ничо-ничо, ты же взрослый! Какая ангина, обойдёшься лёгкой хрипотцой! Голос будет такой… с песочком. Даже эротично. Женщины страсть как любят простуженные мужские голоса…
Прошло два дня. У меня дискант а-ля Фаринелли. Распаляясь, перехожу на сопрано. Женщины с меня хихикают.
Гланды разбухли и болят. Стали как закатные солнца: малиновые, огромные. Будто Босфор в горле, сходящиеся скалы, крупную пищу внутрь меня не пускают.
Я стянул у Ляли шарфик, обмотался.
Три дня питаюсь чаем и скользкими маленькими пилюлями, приятно-зелёными. У Люси были. Надеюсь, они от этого, чем там я больной. Инструкцию к лекарству не нашёл. Пересчитал кол-во в упаковке — тридцать.
Резанула страшная догадка про женскую контрацепцию. С опаской смотрю на луну и на себя в зеркале. Наощупь пробовал найти на себе место, где, возможно, не случится теперь овуляции. Не сыскал. Наверное, уже не случилась.
И раздражительность какая-то…
Если к декабрю понабегут быстрые лёгкие слёзы, значит, дэмоны спелись и ржут теперь.
47
На утреннике дед Мороз ни один костюм не угадал. А дети, они за справедливость, не смолчат.
Иди ко мне, фея…
— Я не фея, я снежинка!
— Хорошо. И ты крокодильчик, подходи…
— Я не крокодильчик, я черепашка!
— Ладно, ты — черепашка. Будете песенку петь. Третьего позовём… это будет… ты крокодильчик?
— Не крокодильчик я (Плачет)
— А кто?
— Динозавр!
… Танцевали. Надо было хлопать себя по разным органам, не путаться. Голова-живот-попа-колени. На скорость.
В конце танца все смеются над глупейшим из родителей, что спутал попу и голову. Искромётный сценарий такой.
В тупые родители наметили маму одного турецкого султана, крупную даму в очках. Она выглядела безобидной. Никто ж не знал, что там султан — невоздержанный холерик.
Когда мама запуталась, дед Мороз захохотал саркастически «Шо ж вы, мамо». Все захихикали следом, а янычар не вынес — прыгнул на деда и стал разрывать на тысячу маленьких дедов Морозиков. Мальчика оттащили, но опять разогнался — и головой деду в пузо. Расчет был верный. В султанской чалме крупный брыльянт блистал, из люстры. Если в печень таким попасть, да с разбегу, не то что смеяться, как дышать забудешь.
Не будь дед такая каланча, — с ёлки своим ходом не ушёл бы.
Зал султану аплодировал стоя. Потому что нечего маму обижать.
48
Мне сказали, народ алчет песен. Надо пять-шесть, про зиму и любовь. Обещали слушательниц эзотерического толка, разумеющих светлую грусть.
Прихожу. Педагогический курятник. Самая модная песня у них — «Отцвели уж давно». Она же самая жизненная.
Сижу в углу, строю инструмент. Дамы подкрадываются, блестят в меня лорнетами.
— Ага! — радуются. — Превосходно!
Будто я поросёнок в яблоках и с хреном.
Впорхнула гений конферанса, женщина-праздник. Светится, хоть прикуривай. Не разделась, сразу ко мне:
— Я выйду в начале, буду бить в треугольник, как будто это куранты. Правда здорово придумала?
Кивнул. Зачем расстраивать. Может, думаю, есть в том сермяжная правда — убивать училок треугольником.
Я ведь думал: три раза брякнет (третий звонок) и уймётся. Так нет же!
Она подражала самым долгоиграющим курантам, чередовала феерические звонкие трели морозными переливами и драматическими адажио.
Причём никто же в зале не знает, что эта тётя — куранты. Все думают, она просто стоит и долбит одну ноту, потому что с ума сошла.
Лицо конферансье при том плясало нечто новогоднее. Подмигивало, поднимало бровки, многозначительно косило на ёлку, губами делало плям-плям.
Всем сделалось неловко и до слёз скучно.
Понимаете, треугольник такой инструмент, больше часа его соло можно терпеть за очень отдельные деньги. В детском саду партию треугольника поручают толстым и глухим, и тем, кто вчера описался. И то, все они потом стыдятся и до пенсии скрывают, что играли в саду на треугольнике.
С последним дзынем сделался как бы Новый год и заснул последний зритель. Конферансиха залудила прегадкое буриме собственного приготовления. Начало такое:
Потом, собственно, был концерт. Первая часть — дремучая бардятина. Про горы, деревья с человеческими эмоциями, и про способы разделить банку сардин на шесть голодных идиотов.
Ко второй части удачно опоздал С.Б., джазмен-алкоголик. Он тоже пришёл скулить про снег и чувство, но как-то не так заскорузло у него получается.
Как многие жители страны двух конфессий, он начал праздновать Новый год на католическое рождество, а старый Новый год ещё не наступил. Оттого дорога под ним змеится, выскальзывает и даже отпрыгивает в сторону.
С.Б. в пути подруливает себе бровями и чехлом гитары.
Пролез сквозь зал, плюхнулся на сцене, рядом. Расчехлился. Дыхнул на первые ряды так, что запотели лорнеты.
После антракта мы с ним пели дуэтом, но быстро стало лень. Потренькали «прощание в Венеции», повернули к финалу.
Тут у нас принято вовлекать в пение зал.
С.Б. шепчет: давай «виноградную косточку», я там слабаю импровизацию, под Джо Пасса.
Чего-то расдухарились, проигрыш залудили на 214 куплета. И с тех пор педагоги не любят джаз.
49
Господин посол мужчина важный. Унитаз у него большой, как церковь. И что-то в унитазе сломалось.
Господин посол решает для себя — не посольское это дело, унитазы починять. Вот был бы примус, тогда да. А за горшки — нет, не берётся. Ссылается на крайнюю рукозадость, присущую послам большинства мировых держав.
Секретарь посольства звонит по газете во «все виды сантехнических работ». И вот, мастер Женя приезжает. Добрейшей души. На входе его обыскали, но не отобрали ничего. Потому что лицо честное. И мобилку оставили, хоть в мобилке мог быть тротиловый эквивалент ракеты «Булава», или даже фотик.
Посол заглянул, спросил — «Хав а ю»?
— Женя — признался Женя.
— О! Джек! Овзихавтуплэйтугезалисенпикчерзтумайстори, йез? — спросил посол более детально.
— Йез — Женя в ответ слепил такое умное лицо, какое только можно слепить из двух пуговок, картофелинки и лукового перегара.
Большому, красивому как церковь унитазу Женя сделал наркоз, провёл резекцию и, якобы случайно, оторвал бачок с корнем.
(На самом деле, так поступают все настоящие сантехники, чтоб потом было, о чём рассказывать.)
И грянул потоп.
В посольском туалете ведер с тряпками нет.
И вот, Евгению мерещится ужасное: госпожа наша Латвийский Президент пьёт корвалол стаканами, вся в пятнах, трясёт нотой на пяти страницах и орёт по-русски: