Байки на бис - Дуров Лев Константинович. Страница 38

– Ну, вы что, сволочи!.. Не могли предупредить? У меня ведь новый костюм – японский! Вот смотри: пробил штанину и ушиб локоть.

Все это происходило на третьем этаже. И когда мы посмотрели, откуда и куда Щегула упал, нашему удивлению не было конца: он упал на груду битого кирпича со строительным мусором. И хоть бы хны! Только ушиб локоть и пробил штанину. Мы тут же забыли о новоселье и стали пить за здоровье нашего героя – Щегулы.

Вот вам и новоселье…

Сюрприз на новоселье-2

Еще одна история, связанная с новостройкой, о которой в свое время знала вся Москва.

Другой мой приятель тоже получил новую квартиру. Пригласил гостей на новоселье, и один гость оперся о стену. А стена стала падать на улицу. Гость успел вовремя отскочить, а мы увидели, что в стене нет целого блока. При строительстве, когда устанавливали эти бетонные плиты, блок только прихватили сваркой, но забыли потом как следует приварить. Если кто не верит в эту историю, может убедиться в ее правдивости сам. Это в Марьиной Роще. Там стоит дом, у которого на торцевой стене видны остатки восьми (!) балконов. Когда-то там действительно были нормальные балконы – на глухой торцевой стене!!!

Фотографии этого чудо-строительства были опубликованы не только в «Крокодиле», но и на страницах ведомственных журналов под рубрикой «Что бы это значило?» Иностранцы не верили фотографиям и приезжали своими глазами посмотреть на такое чудо. В самом деле, убеждались они, – на глухой торцевой стене восемь балконов. Естественно, без выхода на них. А откуда выходить-то?

И тогда иностранцы окончательно уверовали в существование странной и загадочной русской души.

Ну что за люди?

Замечательные истории связаны с Шукшиным. Его однажды чуть не застрелил конвоир. А фильм, по-моему, назывался «Остров счастливый».

Посреди острова, на котором мы снимались, был маленький лагерь. Там держат преступников в кандалах и полосатых костюмах с оранжевыми кругами. Если побег, то легче целиться. Там мальчик снимался в картине. Отец у него был как раз в этой зоне, а мать – алкашиха. И чтобы как-то поддержать мальчика, Макарыч взялся его снимать. Мальчику платили какую-то денежку, мы ему шмотки все купили.

Однажды мы были на берегу, подошел катер с «полосатыми», цепями гремят. Вдруг мальчик закричал: «Папа! Папа!» – и побежал. Папа тронулся навстречу, а конвоир: «Назад! Стрелять буду!» Выскакивает Макарыч: «Ты что, с ума сошел! Ребенок с отцом встретился. Тебе что, жалко? Пускай они обнимутся». А конвоир кричит: «Назад! Стрелять буду!» – и передернул затвор. И я тогда понял, что он действительно выстрелит. Я на Макарыча прыгнул, еще кто-то, мы его завалили. Мат жуткий. Мальчик рыдает. Макарыч лежит в чудовищном состоянии, зубами скрипит: «Ну что же за люди? Ну что же за падлы такие? Не дать ребенку с отцом повидаться?»

Как Шукшин министра обложил

Помню такой эпизод: едем мы с Шукшиным в «рафике» со студии Горького. Он молчит тяжело, смотрит в пол. И как-то все притихли… А он бросил шапку об пол и зашипел: «Вот пусть он только на меня крикнет – я ему крикну». А потом, оказалось, такая штука: он ехал к министру кинематографии разговаривать по поводу «Степана Разина». А у чиновника всегда сидит свидетель – чтобы подтвердить слова в случае чего. Так что финал этого разговора через полчаса был известен всей Москве. Вот они поговорили, и министр сказал: «В конце концов я начальник, мне и решать». Шукшин тогда спросил: «Скажи, пожалуйста, во сколько у тебя заканчивается рабочий день?» Тот ответил – в 17 часов. «Так вот, – продолжил Шукшин, – посмотри на часы – 17 часов одна минута». После этого Макарыч говорил с чиновником, так сказать, на исконном русском. Тяжело ему было терпеть эту глупую цензуру.

Отзывчивые железнодорожники

Работа в «Калине красной» для меня – не просто эпизод. Макарыч однажды попросил меня отвезти в Москву отснятый материал. Сказал, что в Министерстве кинематографии транспорт дадут. Оказалось – все вранье. И я стоял с километрами ценнейшей пленки и не знал, что делать. На поезд не было ни одного билета. Я подошел к кассе и говорю: «Мы здесь снимаем картину «Калина красная», режиссер Василий Шукшин». Услышав эту фамилию, договорить мне не дали, закричали: «Шукшин! Давайте-давайте!». Тут же сбежались люди, моментально погрузили все на тележки, отвезли к вагонам…

Оказалось, железнодорожники гораздо душевнее относились к Макарычу, чем те, кто отвечал за кино.

Не банный день

Уж совсем криминальный случай произошел на моей даче. Поясню: у меня на даче есть баня. Дача у меня скромная, не такая, как вы думаете. Но баня все-таки есть. И вот как-то к нам в гости приехал внук композитора Соловьева-Седого Васька. Само собой, пошли в баньку попариться.

Дело было зимой, так что после парилки по старинной русской традиции решили охладиться в снегу. Васька – впереди: бежит, хохочет и с торжествующими криками прыгает в сугроб. Мы не успели ничего ему даже крикнуть, только – «А-а-а-а!» – рот разинули. Потому что это был не сугроб, а груда кирпичей, припорошенная снежком. Всю ночь не спали, мазали его зеленкой и йодом.

С тех пор я относился к бане настороженно – а вдруг чего случится.

Банька «по-черному»

Помню, однажды парился я с Василием Макаровичем Шукшиным и Анатолием Заболоцким, его постоянным оператором, который снимал почти все шукшинские картины. Оба – знатные любители баньки «по-черному», о чем я тогда еще не знал. И вот сидим мы на полке, Шукшин кричит: «Поддать пару!»

Как сейчас помню, я – в центре, Василий Макарыч – справа, Толя – слева. Заболоцкий плеснул воды – и в тот момент мне и открылось, что же такое «по-черному». Короче, обварило меня всего, уши стали как у слона, губы вывернулись. Жуть! Ах! Смотрю по сторонам: Шукшин и Заболоцкий продолжают сидеть как ни в чем не бывало. Им хоть бы хны!

В другой раз досталось даже бывалому Заболоцкому. Парились мы с ним как-то – опять же «по-черному» – в баньке в Белоруссии. Поддали пару, и вдруг он как заорет: «Я ослеп, я ослеп!». Выскакиваем на улицу, рядом – маленькое озерцо. Вот там мы его до-о-о-лго отмачивали. А у меня – второй испуг.

Трубы подождут

Когда-то давно я снимался под Ереваном в картине «Ксения – любимая жена Федора». Там шло строительство атомной электростанции.

И вот однажды мы решили сделать шашлык. Купили мясо и расположились недалеко от дороги.

Только мы начали готовить, показался грузовик с огромными трубами и вдруг притормозил возле нас. Из него вылез человек, который сразу сказал:

«Вы все неправильно делаете. Разрешите мне приготовить вам шашлык».

Он достал какую-то бутылку с жидкостью, кастрюльку и быстро-быстро стал колдовать. В это время рядом остановился «газик», из которого выскочил человек в плаще и стал кричать на нашего повара, активно жестикулируя, хлопая себя по бедрам, хватаясь за голову. Первый мужчина ему что-то спокойно отвечал. Они говорили по-армянски, поэтому мы ничего не понимали. Второй нервничал все больше, но, в конце концов, замолчал, сел в машину и уехал. Водитель грузовика доделал все и сказал нам, чтобы мы вращали мясо, будет очень вкусно, а сам он, увы, должен ехать. Действительно, оказалось бесподобно. Чуть позже мы встретили и того и другого. И стали расспрашивать, что же они говорили друг другу. Человек в плаще оказался инженером, на стройке ждали трубы, а они куда-то запропастились. Конечно, увидев водителя, делающего шашлык, инженер стал возмущаться. А наш кормилец ответил ему спокойно, что люди не умеют жарить шашлык и испортят мясо. Поэтому он сейчас сделает им все, а потом отвезет трубы.

Трубы подождут, а люди – нет. И инженер, который поначалу очень нервничал, этот аргумент счел важной причиной задержки.