Сокровища чистого разума - Панов Вадим Юрьевич. Страница 28

– Ты не рассказывал, – поднял густые брови Мритский.

– Я ведь выжил, – пожал плечами инженер.

Он не строил из себя героя, он действительно считал, что глупо обсуждать оставшуюся позади опасность, и корил себя за длинный язык.

– Вы поймали Знак во время ваших страшных экспериментов? – Только тот, кто очень хорошо знал Агафрену, смог бы различить дрожь в её голосе.

– Эксперименты отнюдь не страшные, а очень интересные, – делано рассмеялся Алоиз, изо всех сил давая понять, что говорить не о чем. – К тому же скафандр спроектирован так, что я не могу его снять без посторонней помощи и не могу отцепить страховочный трос. Я находился в полной безопасности, но эксперимент, увы, был сорван.

– Как вы можете так спокойно говорить об эксперименте, во время которого едва не погибли?

Мритский, о присутствии которого Агафрена, похоже, позабыла, вновь потёр бороду, но промолчал, направив взор вниз, разглядывая далёкую землю через решётку площадки.

– А о чём ещё говорить, если не об экспериментах? – удивился инженер. – В конце концов, ради их проведения я изобрёл скафандр… – Сентиментальная усмешка внезапно стала грустной-грустной. Холь вспомнил нечто неимоверно печальное, и показалось, что он прервётся, а то и вовсе остановит лекцию, но Алоиз удержал себя в руках: – Тридцать раз я выходил в Пустоту во время переходов, провёл множество опытов, но не обнаружил ничего интересного, ничего такого, что возбудило бы мой разум.

– Потому что переход, по сути, труба, – вставил Мритский, продолжая смотреть вниз. – Искусственное образование в теле Пустоты.

Возможно, что добавление, явно сделанное с чужих слов, в других устах прозвучало бы жалко, но Вениамин умел говорить веско, и даже Агафрене реплика мужа показалась уместной и важной.

– Возникло предположение: собственно, тоннель имеет весьма опосредованное отношение к веществу Пустоты, опыты в нём ничего не дадут, и я сосредоточил усилия на моменте создания «окна», – вернул себе слово Холь. – Там, где бушующая энергия крутит пространство, формируя межзвёздный тоннель.

– Но «окно» существует недолго, – пробормотала Агафрена.

Лекция, да ещё читаемая непосредственно в зоне эксперимента, рядом с готовыми к работе уловителями, увлекла женщину. К тому же Агафрена получила превосходное образование и понимала всё, о чём говорил инженер.

– Это была вторая проблема, – кивнул Холь.

– Что же вы поставили на первое место?

– Требовалось понять, хотя бы в общих чертах, что за энергия выделяется при образовании перехода и каким образом её можно преобразовать.

– Я думала, речь идёт об электрических разрядах невиданной мощности.

– Всё гораздо сложнее, – уточнил Мритский.

– Эксперименты показали, что мы имеем дело с неизвестным доселе типом энергетического поля, которое я временно обозначил символом «Х», – с энтузиазмом ответил Холь. – И именно под его физические характеристики я разработал систему поглощения и первичного преобразования.

Он провёл рукой по металлическому боку уловителя.

– Но вы ещё не испытывали это устройство? – уточнила Агафрена.

– Собственно, наш эксперимент и призван дать ответ на вопрос, правильно ли я рассчитал параметры Х-поля и систему для преобразования и накопления энергии, – спокойно ответил инженер.

– А если вы ошиблись?

– Давайте не будем о грустном, синьора Агафрена.

– На случай ошибки у нас есть ещё один рундер, – хмыкнул губернатор. – А вот ошибиться во второй раз не хотелось бы.

– Иначе вложения пропадут? – чуть более резко, чем следовало, поинтересовалась женщина.

– Иначе придётся полгода, если не больше, ждать возможности провести следующий эксперимент, – сухо возразил Мритский. – Вложения, которые я уже сделал, слишком велики, чтобы останавливаться, и потому устройству придётся работать, даже если выяснится, что оно совершенно к этому не приспособлено.

Холь громко рассмеялся, через мгновение к нему присоединился губернатор. Агафрена же приняла участие в веселье лёгкой усмешкой, терпеливо дождалась, когда мужчины успокоятся, и продолжила расспросы:

– Как вы решили проблему номер два?

Созданное астрингом «окно», вход в межзвёздный переход, существовало недолго и захлопывалось сразу же, едва цеппель оказывался в Пустоте, а он обязательно оказывался: тоннель в самом прямом смысле втягивал в себя корабль. И именно это обстоятельство – невозможность сколько-нибудь длительной работы с вызванными к жизни силами – являлось, по мнению Агафрены, главной из стоящих перед инженером проблем.

– Решив сосредоточить исследования на процессе создания перехода, мы принялись экспериментировать с открытием «окна», – поведал Холь. – Как вы знаете, синьора, классический межзвёздный переход состоит из двух этапов: сначала астролог наводит астринг на выбранный мир, формируя предварительное соединение, и уж затем приводит в действие машину, открывает «окно» и тем создает в Пустоте тоннель.

– Всё так, – подтвердила Агафрена.

Основные детали происходящего были известны даже тем, кто ни разу в жизни не покидал свою планету: межзвёздные переходы привлекали, манили, о них думали и мечтали. Герметикон не существовал без Пустоты и астрингов, и каждый его житель готов был поддержать разговор о них в любое время дня и ночи.

– Обычно цеппель проваливается в «окно» через десять-пятнадцать секунд после открытия, но этого времени мало даже для проведения толковых замеров, и это обстоятельство заставило нас начать эксперименты по его увеличению.

– Маневрировать, сопротивляясь силе втягивания? – тут же выдала Агафрена.

Мритский вновь поднял брови. Но вновь промолчал.

– Предполагалось и такое, – кивнул Алоиз. – Однако первый же опыт показал, что мощности корабельных двигателей недостаточно для сопротивления силе втягивания, и мы с астрологами стали учиться задерживать открытие «окна», заставляя его пребывать в стабильно-нестабильном состоянии.

– Полураскрытым?

– Именно.

– И у вас получилось?

– Как выяснилось, медленный, с паузами, запуск астринга – самого астринга, то есть мы говорим о втором этапе перехода, – так вот, медленный запуск способен тянуться от пятидесяти до восьмидесяти секунд! – провозгласил Холь. – Представляете мою радость, когда я понял, что получил в своё распоряжение целую минуту?

– Я помню эту радость, – проворчал губернатор. – Ты визжал, как ненормальный.

– Вениамин как раз у меня гостил, – объяснил инженер. И улыбнулся, вспоминая тот славный день: – Мы сразу же устроили эксперимент, удерживали «окно» шестьдесят три секунды, и благодаря полученным данным я вычислил, что выделяемой полураскрытым «окном» энергии более чем достаточно для её использования моей машиной. Мы сделали важнейший шаг к нынешнему эксперименту.

– Я правильно понимаю, что через пятьдесят или восемьдесят секунд «окно» всё равно откроется? – уточнила Агафрена. – И переход обязательно состоится?

– Совершенно верно, – подтвердил Холь. – После забора энергии цеппель будет втянут в «окно» и отправится в мир, на который переход наведён. Это обязательная часть программы.

– Разве нельзя открыть «окно» одним цеппелем, а энергию отбирать другим?

– Согласно расчётам, второму цеппелю всё равно придётся приблизиться к «окну», и он будет обязательно втянут в переход.

– Я приятно поражён, – улыбнулся Вениамин, беря супругу под локоть. – Не ожидал, что ты настолько быстро разберёшься в нюансах нашего эксперимента.

– Ты тоже думаешь обо мне не так, как я заслуживаю, – парировала Агафрена. – Я не дура.

– Никогда бы не женился на дуре.

– У тебя был выбор…

Лицо губернатора дёрнулось, на мгновение его скривила молния бешенства, но уже в следующий миг Мритский вернул себе и самообладание, и манеры.

– Мне нравится выбор, который я сделал. – И кивнул замолчавшему инженеру: – Прошу, дружище, продолжай.

– На каждом цеппеле установлен круг из уловителей, которые одновременно являются и преобразователями, – медленно произнёс Холь, вновь поглаживая устройство по металлическому кожуху. – Здесь их триста шестьдесят, с шагом в один градус. На втором рундере – сто восемьдесят.