Серые земли (СИ) - Демина Карина. Страница 41

Гостиная, куда Себастьяна привели, оказалась крохотной.

Те же полосатые обои.

И полосатые же креслица, махонькие, кукольные будто бы, полосатый кот на полу… портреты… вновь кружевные салфетки, что на стенах, что на креслицах, что на круглом столике.

— Вы… присаживайтесь… я… я до сих пор не могу поверить, что это с ней случилось…

— Как вас зовут?

— Что? Ах, простите… Аниела… Аниела Зазбога… по мужу… теперь?то я вдова… тетушка все порывалась подыскать мне кого достойного, но я… я Мишека своего очень любила… — нос ее пришел в движение. Он был крупным и приплюснутым, чем?то смахивающим на утиный клюв.

— Расскажите, пожалуйста, о панне Вышковец…

— Что?

— Все.

— Все не могу, — Аниела шумно высморкалась.

— Почему?

— Так всего не знаю, — она уставилась на Себастьяна серыми круглыми глазами. — Всего мне тетушка не рассказывала.

— А что рассказывала?

Аниела задумалась, узенький лоб ее сморщился, а подбородок выпятился вперед. Губы шевелились, но Аниела не издавала ни звука. Себастьян ждал.

Тикали старые часы.

Мурлыкал кот.

Аниела молчала.

А терпение медленно истощалось, избытком терпения Себастьян никогда не мог похвастать. И сдался первым.

— Вы переехали сюда после смерти вашего мужа?

Аниела вздрогнула и сжалась:

— А вы откуда знаете?

— Предположил.

Кажется, ему не поверили.

— Вы сами сказали, что ваш супруг умер, а тетушка предложила найти нового…

— Я любила Мишека.

— Верно. Любили. И отказались… но вы ведь остались жить с тетей?

— Д — да…

— Почему?

— Так… я одна… и она одна… и тетя предложила, а я согласилася, — Аниела вновь шмыгнула носом. — Она учить меня стала… говорила, что дело свое передаст… потом, когда помреть… но она крепкою была… и помирать не собиралась.

— Никто не собирается.

Аниела кивнула.

— И как давно вы сюда переехали, — Себастьян повторил вопрос, и свидетельница вновь задумалась. Думала долго… минут пять.

— Так это… пять лет тому выходит… и месяц. Аккурат в травне Мишека схоронили… и я к тетушке… погоревать… на две недельки… а потом еще дом продавали… — она загибала пальцы, старательно перечисляя события, для нее, несомненно, важные, но Себастьяну совершенно не интересные.

— И тетушка вас учила… чему?

— Свахою быть.

Креповый платочек коснулся красной, натертой щеки.

— А ваша тетушка была хорошей свахой?

— Лучшей… только… — Аниела замолчала, прикусив бледную, точно тряпичную, губу.

— Что «только»?

Вздох.

И вновь платочек, который трет уже другую щеку.

— У нее… не ладилось в последнее время… люди стали другими… так она говорила. Все сами начали жениться… знакомиться… а разве так можно?

— А разве нельзя?

— Конечно, нет! — Аниела платочек отложила, а из рукава ее появились черные четки, бусины которых она перебирала ловко, почти профессионально. Бусины скользили, ударялись друг о друга с глухим неприятным стуком. — Люди… люди ведь не знают, чего хотят! А еще врут!

С этим утверждением Себастьян не мог не согласиться.

— И вот что получается? — тема, похоже, была Аниеле близка, оттого и раскраснелась она пуще прежнего.

— Что?

— Вот, скажем, у тетушкиной знакомой дочь… познакомилась с парнем сама… и письма ему писала… и он ей… и пожениться решили….

— А что в этом плохого?

— Ничего, наверное. Только ж после свадьбы выяснилося, что врал он все в письмах. И про то, что дом свой имеет… и про учебу… и про работу… они?то думали, что дочь за приличного человека отдают, а оказалось — за обманщика, которому только приданое и надобно!

Себастьян покачал головой, сочувствуя, и ободренная Аниела продолжила:

— А ведь после свадьбы может оказаться, что жених кутежник… или игрок… или норов имеет дурной. Аль у невесты в роду безумцы… о таком?то, небось, люди таятся, не спешат говорить. Тетушка же про каждого клиента вызнавала…

— И часто ей случалось обнаруживать… — Себастьян замялся, не зная, как назвать это, — брак?

— Постоянно почти! — воскликнула Аниела. — То парня колченогого пытаются за здорового выдать… то еще девку кривую подсунут, думают, что ежели стеклянный глаз ей вставили, то и проблемы нету… еще намедни одна лысая была… соперница ее прокляла да так крепко, что волосья повылазили, а новые не росли. Той?то штрафу дали, но штрафом волосы не возвернешь… так тетушка девку ту лысую выгодно к цирюльнику пристроила. Каждый день парики меняет, прически показывает, и счастливая… и он довольный, прежде?то нанимал кого, а тут жена есть. Все экономия.

С этой точки зрения Себастьян женитьбу как?то не рассматривал. Признаться, он ее вовсе не рассматривал и надеялся, что в обозримом будущем избежит страшной участи быть счастливо отбрачеванным.

— Тетушка всегда знала, кого и с кем свести… а то иные порой… вот заявится, бывает, мужичок и начинает говорить, что, дескать, ему нужна жена… чтоб знатного роду, сама красавица, да с приданым, да чтобы и в доме чистоту держала, и готовить могла… и детей его любила.

Аниела вздохнула:

— Крепко мы тогда намаялись, пока выяснили, что подойдет ему одна вдовица… бездетная, одинокая… хорошая очень женщина, она к тетушке потом частенько наведывалась, рассказывала, что про мужа этого, что про детей… и когда услышала, что тетю… — Аниела зарыдала, и рыдала громко, самозабвенно.

Себастьян не мешал, разглядывая вязаные салфеточки и кота, который к хозяйским переживаниям отнесся с полнейшим равнодушием, лишь на другой бок перевернулся да лапы вытянул.

— Хорошо, — Себастьян дождался, пока всхлипы стихнут. — Я правильно понял, что ваша тетушка была успешной свахой, настоящим профессионалом в своем деле…

— Как вы хорошо говорите…

— …но в последнее время испытывала некоторые… затруднения…

— Д — да…

— И клиентов у нее осталось мало?

— Трое…

Трое — это хорошо… трое — это не дюжина и даже не полдюжины.

— Панна Бершкова… или уже Мишковец? Надо глянуть. Она постоянная клиентка…

Себастьян прикусил язык, решив, что выяснит подробности у самой панны не то Бершковой, не то Мишковец.

— Панночка Глуздова… очень неподатливая… и был еще пан Охимчук, но они с тетушкой намедни поспорили крепко…

— О чем?

— Он решил, что сам справится… записался к этому ужасному человеку на курсы!

— К какому человеку?

— С — сейчас, — Аниела неловко поднялась. — Я… принесу…

Она вышла, оставив Себастьяна наедине с десятками снимков и котом, который все ж соизволил проснуться и ныне лежал, изучая Себастьяна.

Кошачьи глаза были опасно желты и виделось в них сомнение.

— Не нравлюсь? — шепотом поинтересовался Себастьян, кот широко зевнул и покосился на хвост, который заинтересовал его куда больше гостя.

И то, в этом доме гости появлялись частенько, но вот хвостатых средь них кот не помнил…

— Жаль, что ты не разговариваешь, — Себастьян протянул руку и коснулся жесткой колючей шерсти. — Уж ты точно знаешь, куда больше хозяйки…

Кошачьи усы дрогнули.

Он и вправду знал довольно много, поскольку в дом этот попал задолго до Аниелы, которую полагал особою излишне трепетной, чтобы от нее был толк. И ныне, оставшись наедине с ней, испытывал некоторые весьма обоснованные сомнения относительно собственного будущего.

Не справится Аниела ни с делом, ни с домом… это кот понимал, как и то, что отныне лишен будет маленьких кошачьих радостей, навроде свежей печенки по четвергам…

— Вот, — Аниела вернулась с огромным альбомом в кожаной обложке, который с немалым трудом удерживала на весу. Ручки ее были тонки, а альбом — внушителен даже с виду. И на стол он не лег — упал, царапнув коваными уголками полировку. — Это тетин альбом… она туда все записывала… о клиентах и вообще…

— Вы его показывали? Тем, кто был до меня?

Аниела покачала головой.

— Почему?

— Они… они не спрашивали… только о том, были ли у тетушки враги.