Золушка и Дракон - Михалкова Елена Ивановна. Страница 30

– Что вы! За такое, как вы выразились, развлечение меня ожидала бы страшная кара, если бы кто-то узнал о моей проделке! Я даже не могу представить, что бы со мной сделали. И я это понимала. Но остановиться уже не могла.

– Неужели вы подделали ключи?

– Нет, это было бы слишком сложно.

– Дайте-ка подумать… А он вообще запирал свой дом? В поселке в то время это было принято?

– Многие не запирали, но у Валентина Петровича дом был как крепость – в нем ведь хранилось множество всяких засушенных цветочков, которые он считал великой ценностью. Поэтому он запирал и двери, и даже окна.

– Тогда как же вы попали внутрь?

Ольга Романовна улыбнулась:

– Через чердак. Чердачное окошко учитель обычно держал открытым. А рядом росло дерево, старая черемуха. Я лазила по деревьям как мальчишка и не боялась высоты, так что для меня не составило труда перелезть по ветке к окну и забраться на чердак. А оттуда оставалось только спуститься вниз.

– И вы нашли дневник?

Григорьева кивнула:

– Нашла. И прочитала там же, в доме. Меня охватило облегчение, когда я увидела, что Олеся ни слова не писала про Илью! Но я пережила такой всплеск эмоций, что едва не уснула там же, на месте своего преступления. Силы меня полностью оставили. Я до вечера просидела в укрытии за шкафом, и только когда стемнело, осмелилась выбраться наружу.

– А что же с пропавшей? Ее нашли?

– Да. Когда я вернулась к себе, мать прибежала с известием, что Светка нашлась сама. Она шла из леса по дороге, и на нее наткнулся отряд, ехавший в этот же лес, чтобы продолжать поиски с фонарями.

Светка производила впечатление пьяной: она покачивалась, заговаривалась и твердила одно и то же: что уснула где-то, а больше ничего не помнит. Потом проснулась и пошла знакомой дорогой.

– И что потом?

– Светкина мать оттаскала ее дома за волосы, если вы об этом.

– Не об этом.

– А больше не было никаких последствий, – зло сказала Ольга Романовна. – Объяснение для всех лежало на поверхности: Светка что-то выпила в лесу и отключилась. Может быть, даже потеряла сознание, но, скорее всего, просто уснула. Никто не стал придавать этому случаю значения, все пошумели – и разошлись.

Когда я поняла, что Олеся и не думает об Илье, меня охватила эйфория. Уже много позже я вспомнила, что некоторые в поселке начали поговаривать, что два происшествия с заблудившимися девочками – не случайность. Кое-кто даже утверждал, что Светку и Ленку нужно бы расспросить как следует, а не ограничиваться наказаниями. Но к этим людям не прислушались.

А через несколько дней случилось то, что полностью перевернуло мою жизнь.

В поселковом клубе каждые выходные устраивали дискотеку. В первую же субботу после того дня, как потерялась Светка, я отправилась в клуб. Мне нужно было куда-то выплеснуть распиравшие меня чувства, и я подумала, что танцы – самое подходящее для этого занятие. Поэтому я отпросилась у матери. Она отпустила меня с большой неохотой, а Олесе родители не позволили идти в клуб. Девчонки всегда ходили компанией, но в тот раз я отчего-то не примкнула к ним, а пришла одна, сильно опоздав, когда веселье было уже в самом разгаре. И как только я вошла, я увидела Илью.

В тот день он, по его собственному выражению, решил приобщиться к местным нравам, и Ваня привел его в клуб. Если бы Илья пришел один, его бы побили местные, а так он был под покровительством Шведова. Когда появилась я, все уже были изрядно пьяны, и я оказалась среди поселковой молодежи, разбавленной двумя «москвичами».

Наш клуб изнутри был похож на сарай, но я этого не замечала. С той секунды, как я увидела Илью – в мятых брюках, в голубой рубашке с расстегнутым воротом – реальность, в которой я существовала, стремительно стала превращаться в сказку. Он заметил меня – и это казалось чудом. Пригласил на медленный танец – и это было волшебством. Я ловила на себе завистливые взгляды, кто-то шептался по углам, глядя на нас, танцующих один танец за другим, но все это было очень далеко от меня и не имело никакого значения.

Потом мы по очереди, таясь ото всех, выбрались на улицу – будто бы поодиночке, понимаете? Там встретились в укромном месте и побрели в обнимку куда глаза глядят, были облаяны дворовыми собаками, побежали от них, зачем-то спрятались и оказались в чужом сарае, пропахшем сеном. Наверное, не нужно рассказывать вам, что случилось потом. Я дождалась, пока Илья уснет, затем встала, оделась и дворами прокралась домой.

У меня ни на секунду не возникло сомнений в том, что теперь мы почти что муж и жена. Вы можете себе такое представить, Сергей? Я вовсе не была наивной или запредельно глупой и обо всем, что касалось отношений между мужчиной и женщиной, судила с недетским цинизмом: жизнь в Вязниках способствовала этому, знаете ли. Но стоило мне самой оказаться в столь заурядной, просто-таки трафаретной ситуации, как весь мой цинизм исчез. Я верила, что Илья полюбил меня с первого взгляда, как и я его.

Сейчас мне самой поразительна моя тогдашняя наивность. Но я легла спать и заснула счастливой.

На следующее утро я первым делом помчалась разыскивать Олесю – мне не терпелось рассказать ей обо всем! Но поговорить нам не удалось: Олеся была чем-то озабочена и сказала лишь, что у нее есть важное дело. И добавила, что она не уверена, что стоит в это ввязываться, но, наверное, стоит попробовать.

А я от своего счастья просто оглохла! И вообще не слушала, что она мне говорит! Ведь имела значение только моя сбывшаяся любовь, а не какие-то непонятные Олесины дела… Поэтому мы разошлись, так и не выслушав друг друга.

Когда наступило пять вечера, я спохватилась, что сестра не появляется. Я зашла за ней и выяснила, что с тех пор, как Олеся с утра ушла из дома, она больше не возвращалась. Ее родители были уверены, что мы проводим время вдвоем. Тогда мое удивление переросло в озабоченность. Чем больше я искала Олесю по всему поселку, тем сильнее охватывала меня тревога. Ее никто не видел.

К десяти вечера стало ясно, что Олеси нет в поселке. Ночью она не вернулась, и мы все провели жуткие семь часов, дожидаясь, когда рассветет, чтобы можно было продолжить поиски. Ее мать надеялась, что Олеся заблудилась в лесу, но у меня холодело сердце, когда я вспоминала ее последние слова о деле, в которое, наверное, не стоило ввязываться.

А в восемь утра прибежали до смерти перепуганные дети нашей соседки. Они пошли с дедом за грибами и наткнулись на тело.

Ольга Романовна замолчала, без выражения глядя на светлую поверхность озера, в котором тонули облака.

– Отчего она умерла? – осторожно спросил Сергей.

– Ее ударили сзади по голове тяжелым суком, – ответила женщина, не отрывая взгляда от воды. – Руки у Олеси были связаны, неподалеку валялась пустая пивная бутылка. Когда провели экспертизу, обнаружили, что ее насиловали этой бутылкой. Привезли служебную собаку, надеялись, что она возьмет след, но та вывела к Олесиному дому – очевидно, по ее собственным следам.

– У вас были какие-нибудь версии?

– Ну что вы! Мне было всего семнадцать, меня совершенно уничтожила смерть сестры, и я винила себя в том, что не слушала ее. Если бы только она сказала, куда собиралась идти, если бы только я не была так увлечена собой… И потом, в поселке творилось что-то невообразимое! Говорили о том, что исчезновение двух девчонок – всего лишь прелюдия к убийствам и теперь следует ждать новых. Предсказывали конец света, сумасшедшие шептали об антихристе, здоровые – о маньяке. Наверное, они были ближе всех к истине.

– Простите, что я спрашиваю, но кто был друг вашей сестры?

Ольга непонимающе взглянула на него, и Бабкин вынужден был высказаться откровеннее:

– С кем она спала? Почему о ее парне в деле ничего не говорится?

– А, вот вы о чем… Да потому что не было никакого парня! Олеська умела притвориться тихоней, но на самом деле была немного… – Она замялась. – Пожалуй, немного распущенной. Ее взгляды на секс очень отличались от моих. Знаете, все эти «не давай поцелуя без любви» и прочее к ней не относились. Я почти уверена, что ее последним увлечением был Костя, Костя Одинцов – шофер в администрации.