Драконий Оборотень (СИ) - Витушко Евгения. Страница 4

Я вслепую пошарила на полке рукой. Ага, что-то есть. Пальцы наткнулись на засаленный переплет. Вытащила книгу, рассмотрела на свет. «Рыцарский роман». Судя по степени липкости и захватанности обложки, читали ее не только рыцари, но и их оруженосцы, конюхи, лакеи и кухарки… причем, не моя и не вытирая рук после работы.

Я вздохнула, устроилась поудобнее в кресле у камина и углубилась в чтение.

Мать мне все рассказала на следующее утро.

Поверить в ее рассказ было трудно, а не поверить — еще труднее. Особенно после того, как я начала меняться.

В первый раз это произошло спустя, примерно, две недели после тех памятных событий. Я проснулась посреди ночи от кошмара, в котором меня снова и снова терзала ужасная черная тварь. Тело покрылось липкой противной пленкой испарины, дыхание вырывалось из груди быстрыми рваными толчками. Плюс, непонятно откуда взялась ноющая, ревматическая боль в ногах. Продержавшись минут пять, ломота в костях прошла, но спать уже совершенно расхотелось. Зато очень захотелось пить. Я встала с кровати и босиком прошлепала к туалетному столику, где белел в темноте расписной фарфоровый кувшин с водой.

Цок, цок, цок.

Это что, крысы? У меня в спальне?!

Я торопливо зажгла световой импульс у себя над головой и огляделась.

Никого. Да и крыса для такого звука должна быть, по меньшей мере, размером с собаку!

Цок, цок.

Сориентировавшись, наконец, на звук, я опустила глаза вниз… Для того, чтобы увидеть вместо собственных ступней пару серых чешуйчатых лап, заканчивающихся длинными острыми когтями!

Моего пронзительного переливчатого визга не услышали, наверное, только самые глухие привидения в самых глубоких подземельях замка. Все остальные его обитатели уже через пару минут толпились под дверями моей спальни. Мать провела немало времени, убеждая меня вылезти из узкой щели между гардеробом и стеной, куда я забилась с перепугу. Отец, не говоря ни слова, просто стоял рядом и мрачно наблюдал за ее попытками.

— Ну, ты-то что молчишь? — промаявшись со мной с четверть часа, мать раздраженно повернулась к нему. — Видишь, она не хочет вылезать, скажи же что-нибудь!

— И что же ты хочешь от меня услышать? — холодно поинтересовался Владыка.

— Сам придумай, — она раздраженно откинула волосы со лба. — В конце концов, она и твоя дочь тоже.

— Не уверен.

— Что? — ее рука замерла в воздухе, так и не дойдя до лица.

— Я сказал, не уверен, — повторил отец, твердо встретив ее взгляд. — Это не моя дочь. Моя дочь умерла, я сам видел ее мертвой. А кто или что это… — он, не глядя, кивнул в мою сторону. — Я не знаю.

И, не дав нам обеим опомниться, резко развернулся и вышел прочь из комнаты.

Некоторое время мы продолжали молча смотреть ему вслед, потом мать произнесла несколько слов по-эльфийски — из тех, которые обычно не включают в лингвистические словари — и снова повернулась ко мне.

— Не обращай внимания, дорогая. Он вовсе не думает того, что сказал.

Я промолчала, ошарашено глядя на захлопнувшуюся за отцом дверь.

Что ж, теперь мне становилось понятно, почему в последнее время наши встречи с ним стали так редки. Дело было вовсе не в большом количестве дел, как я думала. Он намеренно избегал встреч со мной, не желая общаться с ожившей покойницей.

Словно угадав мои мысли, мама ободряюще потрепала меня по руке.

— Не обращай внимания, — повторила она. — В конце концов, твой отец всего лишь человек. Со временем все наладится.

От сидения в неудобной позе спина затекла немилосердно. Я даже и не заметила, когда мои ноги успели снова принять свой нормальный вид.

— Ну да, — хмуро пробормотала я, вылезая, в конце концов, из своего убежища. — Он-то человек. А я кто?..

Как оказалось впоследствии, это была лишь первая веха в череде превращений, которые теперь то и дело происходили со мной. Теперь я старалась как можно больше времени проводить в одиночестве, чтобы случайно не попасться никому на глаза в один из таких периодов. Однако это не помогало.

После той, самой первой, ночи я стала замечать вещи, на которые раньше, видимо, просто не обращала внимания. Теперь я поняла, что означали настороженные, а порой и испуганные взгляды челяди. Пару раз, случайно оглянувшись, замечала, как служанки за моей спиной истово творят охранные знаки. В замке резко возросло количество носимых серебряных украшений. Несмотря на все меры предосторожности, принятые нашей матерью, слух об «умертвии» расползался по замку, словно чернильное пятно по воде.

Был, правда, среди всех этих перемен всего один, но положительный момент. Солар, раньше без конца цеплявшаяся ко мне по поводу и без, теперь вдруг успокоилась и даже была со мной довольно-таки вежлива, я бы даже сказала, сочувственна. Похоже, ее саму не так уж сильно и пугали все те перемены, которые со мной происходили. Может быть, мы даже могли бы стать с ней друзьями теперь, если бы не устоявшаяся годами привычка обходить друг друга стороной.

А вот отец совершенно перестал обращать на меня внимание. Если мы с ним случайно сталкивались в коридоре, он только сухо кивал мне. Он упорно игнорировал меня за обеденным столом. А когда был уверен, что я этого не вижу, я украдкой ловила на себе его хмурый, задумчивый взгляд.

Единственными, чье отношение ко мне не изменилось никоим образом, были наша мать и Лиона — и за это я была им бесконечно благодарна.

Какое-то время я еще ездила с матерью по окрестным деревням, продолжая осваивать сложное искусство целительства. Это был, пожалуй, единственный раздел магии, который на протяжении всех предыдущих лет обучения вызывал у меня неподдельный интерес, и мама его всячески поддерживала. Помимо приготовления зелий, она сначала поручала мне всякую мелочь — вправить вывих, заговорить больной зуб, призвать к порядку желудочные колики — потом с ее помощью я научилась лечить переломы и залечивать язвы. Мать только одобрительно улыбалась, видя мои успехи. А в последнее время она все чаще предоставляла мне самостоятельно управляться с хворями, оставляя за собой роль наблюдателя. Местные жители, привыкшие к нашим наездам, не спешили обзаводиться собственными знахарями, с обычной крестьянской хозяйственностью прикинув, что услуги добровольной целительницы-недоучки обойдутся им всяко дешевле содержания приезжего эскулапа, и охотно обращались к нам за помощью.

В тот день мы с матерью отправились в очередной рейд по селениям. После недолгого совещания нами было решено навестить Альбин — живописную деревушку верстах в семи от подножия холма, на котором расположился замок.

Месяц траводар в том году выдался необычайно жарким. Мы спустились вниз по склону, покрытому первой весенней травой. Тут и там, на холмах виднелись небольшие зеленые рощицы, издали похожие на пучки кудрявой петрушки. С задумчивым видом расхаживали по лужайкам отощавшие с зимы козы, бдительно охраняемые серьезными малолетними пастухами. Едва мы въехали на площадь, как подбежал запыхавшийся подросток лет пятнадцати с известием о том, что его невестка вот-вот родит, и поинтересовался, не изволит ли госпожа целительница на нее взглянуть.

Госпожа изволила, предварительно оставив меня на пороге аккуратного домика и не впустив внутрь. В том, что касалось акушерства, мать была непреклонна. На мои робкие протесты она коротко бросила:

— Успеешь еще, какие твои годы.

И так всегда.

Впрочем, я особо и не настаивала. Стараясь особо не вслушиваться в душераздирающие крики, доносящиеся из окна, я уселась на крыльце и принялась перебирать в своей сумке холщовые мешочки с травяными сборами — так, на всякий случай. Оторвавшись на секунду от своего занятия, я обратила внимание, что сапожник, проходивший чуть дальше по улице, отчего-то очень странно на меня косится.

Я украдкой оглядела себя. Мало ли, может, платье наизнанку надела? Не найдя ничего крамольного, я решила, что под влиянием общей нервозности обстановки мне это просто почудилось, и вернулась к своим травкам. К сожалению, мне пришлось проторчать на этом дворе еще часа полтора. За это время я поймала на себе еще несколько настороженных взглядов, что, естественно, совершенно не прибавило мне хорошего настроения. Наконец, к моему облегчению, пронзительные вопли роженицы сменились не менее пронзительным писком новорожденного, и вскоре на пороге показалась моя мать — немного усталая, но довольная.