Атлант расправил плечи. Книга 1 - Рэнд Айн. Страница 79
– Теперь несколько слов об открытии линии Джона Галта, – сказала Дэгни. – Первый поезд отправится двадцать второго июля в четыре часа пополудни со станции «Таггарт трансконтинентал» в Шайенне, штат Вайоминг. Это будет специальный товарный состав, состоящий из восьмидесяти вагонов с дизельэлектровозом мощностью в восемь тысяч лошадиных сил, который я арендую у «Таггарт трансконтинентал». Поезд проследует без остановок до узловой станции Вайет в Колорадо со средней скоростью сто миль в час.
Кто-то продолжительно присвистнул.
– Что вы сказали, мисс Таггарт?
– Я сказала – сто миль в час, с учетом спусков, подъемов, поворотов и так далее.
– Но не лучше ли снизить скорость до обычной, чем… Мисс Таггарт, неужели вам абсолютно безразлично общественное мнение?
– Да нет же. Если бы меня не волновало общественное мнение, средней скорости в шестьдесят пять миль в час было бы вполне достаточно.
– А кто поведет этот поезд?
– Здесь возникли определенные сложности. Дело в том, что все машинисты «Таггарт трансконтинентал» изъявили желание первыми выйти на линию. То же можно сказать о помощниках машинистов, тормозных кондукторах и проводниках. Пришлось тянуть жребий. Он выпал Пэту Логгану, машинисту «Кометы Таггарта», и помощнику машиниста Рэю Маккиму. Я поеду с ними.
– В самом деле?!
– Приходите на открытие. Церемония состоится двадцать второго июля. Присутствие прессы чрезвычайно желательно и важно. Вопреки своей обычной политике, я хочу как можно больше рекламы. Нет, правда. Я бы хотела, чтобы там были прожекторы, микрофоны и телекамеры. Советую вам установить несколько камер вокруг моста. Когда он рухнет, у вас будет возможность снять ряд весьма интересных кадров.
– Мисс Таггарт, почему вы не сказали, что я тоже еду с вами? – спросил Реардэн.
Дэгни взглянула на Реардэна. На мгновение они забыли о репортерах, словно в комнате, кроме них, смотревших друг на друга, никого не было.
– Да, конечно, мистер Реардэн, – ответила она.
***
Дэгни увидела его вновь лишь двадцать второго июля – они смотрели друг на друга, стоя на платформе станции «Таггарт трансконтинентал» в Шайенне.
Выйдя на платформу, она никого не искала взглядом: все ее чувства притупились, и она не могла различить ни неба, ни солнца, ни шума огромной толпы, ощущая лишь свет и внутреннее возбуждение.
Он был первым, кого она заметила, и Дэгни не знала, как долго она видела лишь его одного. Реардэн стоял у локомотива в голове состава и разговаривал с кем-то находившимся вне ее поля зрения. В рубашке и серых слаксах он был похож на настоящего машиниста, но люди вокруг во все глаза смотрели на него, потому что он был Хэнком Реардэном, президентом «Реардэн стал». Высоко над его головой она увидела две буквы «ТТ», красовавшиеся на посеребренной лобовой части застывшего на старте локомотива.
Их разделяла толпа, но он заметил ее, как только она ступила на платформу. Они посмотрели друг на друга, и Дэгни поняла, что Реардэн чувствует то же, что она. Это была уже не серьезнейшая акция, от которой зависело их будущее, а просто день их радости. Они сделали свое дело, и на мгновение будущее перестало существовать. Они заслужили право на настоящее.
Можно чувствовать себя поистине легко и непринужденно, лишь когда осознаешь свою значимость, как-то сказала ему она.
Что бы ни значил сегодняшний пробег для остальных, для Дэгни и Реардэна весь смысл этого дня заключался в них самих. К чему бы ни стремились в жизни другие, эти двое стремились лишь обрести право чувствовать то, что они чувствовали сейчас. Казалось, стоя на платформе, разделенные толпой, они мысленно сказали это друг другу.
Затем Дэгни отвернулась. Она вдруг заметила, что на нее тоже смотрят, что ее окружила толпа, что она смеется и отвечает на вопросы.
Она не ожидала, что соберется так много народу. Люди заполнили платформу, наводнили пути и площадь за станционным павильоном; они взобрались на крыши товарных вагонов, стоявших на запасных путях, выглядывали из окон домов. Что-то притягивало их, что-то, что в последний момент заставило Джеймса Таггарта захотеть явиться на открытие линии. Но Дэгни категорически запретила. «Джим, если ты придешь, я прикажу вышвырнуть тебя с твоей же собственной станции. Тебе не доведется увидеть открытие линии», – сказала она ему. Представителем от «Таггарт трансконтинентал» она избрала Эдди Виллерса.
Дэгни взглянула на собравшихся и испытала два противоположных чувства. Ее удивляло, что все смотрят на нее, тогда как для нее это являлось глубоко личным событием и она не считала возможным делить его с другими. И все же их присутствие на открытии линии было вполне уместным и закономерным, потому что возможность стать свидетелем великого свершения – самый большой подарок, который один человек может предложить другому.
Сейчас Дэгни ни на кого не сердилась. Все, что ей пришлось пережить, отступило на задний план, как боль, которая еще существует, но уже не в силах заслонить собой мир. Все это не соответствовало реальности момента. Смысл этого дня был ясен, как ослепительные вспышки солнечных лучей на посеребренной поверхности локомотива. Сейчас это должны были осознать все, в этом никто больше не мог сомневаться, и ей некого было ненавидеть.
Эдди Виллерс наблюдал за ней. Он стоял на платформе в окружении руководящих сотрудников «Таггарт трансконтинентал», управляющих отделениями, политических деятелей и местных должностных лиц разного масштаба, которых переубедили, подкупили или запугали, чтобы получить разрешение провести поезд со скоростью сто миль в час в черте населенных пунктов. Впервые за все время, во имя этого дня и этого события, он действительно почувствовал себя вице-президентом и держался соответственно. Но разговаривая со стоявшими вокруг него людьми, он неотрывно следил за Дэгни сквозь толпу. На ней были голубые слаксы и рубашка. Она совершенно забыла о своих официальных обязанностях, возложив заботу об этом на него. Сейчас ее волновал лишь поезд, словно она была членом поездной бригады, и только.
Она увидела Эдди, подошла и пожала ему руку. Ее улыбка заменяла все слова, которые им не нужно было говорить друг другу.
– Эдди, сегодня «Таггарт трансконтинентал» – это ты.
– Да, – тихо и торжественно ответил он.
К Дэгни со всех сторон лезли репортеры, и они оттеснили ее от него. Ему тоже задавали вопросы: «Мистер Виллерс, какой позиции придерживается „Таггарт трансконтинентал“ по отношению к линии Джона Галта?»; «Так значит, „Таггарт трансконтинентал“ выступает лишь в качестве незаинтересованного наблюдателя?». Эдди как мог отвечал на вопросы. Он смотрел на лучи солнца, игравшие на серебристой поверхности локомотива, но видел опушку леса и двенадцатилетнюю девочку, которая говорила ему, что когда-нибудь он будет помогать ей управлять железной дорогой.
Он издали наблюдал, как поездная бригада выстраивается в шеренгу перед локомотивом, чтобы предстать перед вспышками фотокамер. Дэгни и Реардэн улыбались так, словно позировали для фотографии в память о летнем отпуске. Пэт Логган, невысокий, жилистый, с седеющими волосами и презрительно непроницаемым лицом, позировал с безразличным видом человека, которого все это слегка забавляет. Помощник машиниста Рэй Макким, молодой мускулистый великан, широко улыбался с некоторым смущением и превосходством одновременно. Остальные члены бригады держались так, будто вот-вот подмигнут в объектив.
– Ребята, пожалуйста, не могли бы вы скорчить обреченные физиономии? Я знаю, что именно этого жаждет мой редактор, – смеясь, бросил один из фотографов.
Затем Дэгни и Реардэн отвечали на вопросы журналистов. Теперь в их ответах не было ни насмешки, ни горечи. Они делали это с удовольствием, говорили так, словно вопросы задавались честно, по совести, и постепенно, никто не заметил, в какой именно момент, все стало действительно так.
– Как вы думаете, что произойдет во время этого пробега? Вы верите, что доберетесь? – спросил репортер одного из тормозных кондукторов.