Превращение - Стивотер Мэгги. Страница 15

В отсутствие миссис Сандерс геройствовать было не перед кем, и я принялась надавливать на переносицу, пытаясь отыскать центр боли. Голова болела точно так же, как обычно в последнее время; тупая расходящаяся боль отдавалась в скулах. Это не предвещало ничего хорошего: я ждала, когда у меня начнется насморк, или кашель, или еще что-нибудь.

Вернулась миссис Сандерс с градусником, и я поспешно убрала руки от лица.

— Открывай рот, моя хорошая, — велела она мне, и при других обстоятельствах я непременно сочла бы это забавным, потому что миссис Сандерс, на мой взгляд, была не из тех, кто называет окружающих «моя хорошая». — Подозреваю, что ты заболеваешь.

Я взяла градусник и послушно сунула его под язык; пластиковый носик показался мне острым и слизким. Мне хотелось заметить, что я почти никогда не болею, но открывать рот было нельзя. Миссис Сандерс принялась болтать с теми двумя учениками, которые не спали, об уроках, а когда прошли три минуты, вернулась и вытащила градусник.

— Я думала, сейчас делают моментальные термометры, — сказала я.

— Для малышей. Считается, что здоровые лбы в вашем возрасте уже в состоянии подержать обычный градусник. — Она взглянула на индикатор. — У тебя температура. Небольшая. Скорее всего, подхватила какой-нибудь вирус. Позвонить кому-нибудь, чтобы тебя забрали?

На миг меня охватило искушение сбежать из школы и провести остаток вечера, свернувшись калачиком в объятиях Сэма. Но он работал, а мне предстояла контрольная по химии, так что я вынуждена была со вздохом признать правду: я не настолько плохо себя чувствовала, чтобы уйти с уроков.

— До конца занятий осталось совсем немного. К тому же у меня сегодня контрольная.

Она состроила гримасу.

— Геройствуем? Понимаю. Ну ладно. Вообще-то я не должна этого делать без разрешения твоих родителей, но… — Она остановилась передо мной и выдвинула один из ящиков стола. Внутри обнаружилась россыпь монет, ключи от машины и бутылочка с парацетамолом. Миссис Сандерс вытряхнула мне на ладонь две таблетки. — Они собьют температуру и головную боль должны тоже снять.

— Спасибо, — поблагодарила я и сползла с ее стула. — Не обижайтесь, но я очень надеюсь, что до конца недели здесь больше не появлюсь.

— Медкабинет — центр культурной и общественной жизни! — с притворным ужасом отозвалась миссис Сандерс. — Выздоравливай.

Я проглотила таблетки и запила их водой из кулера у двери, потом вернулась в класс. Голова почти не болела. К концу последнего урока парацетамол сделал свое дело. Наверное, миссис Сандерс была права. Навязчивое ощущение чего-то более серьезного — просто вирус.

Я попыталась убедить себя, что ничего страшного не происходит.

12

По-моему, я превратился в человека раньше времени.

Мокрый снег жалил обнаженную кожу, такой ледяной, что казался обжигающим. Пальцы окоченели и утратили чувствительность. Не знаю, сколько я пролежал на мерзлой земле, но, должно быть, достаточно долго, потому что снег у меня на пояснице успел растаять.

Меня так трясло, что я с трудом поднялся на нетвердые ноги, пытаясь понять, почему опять превратился в человека. Мои прошлые превращения происходили в более теплую погоду и, на мое счастье, были непродолжительными. Стоял страшный холод; судя по виднеющемуся сквозь голые ветви деревьев оранжевому солнцу, было часов шесть-семь вечера.

Ломать голову над причинами нестабильности моего состояния было некогда. Я дрожал от холода, но не чувствовал ни малейших признаков тошноты, ни натяжения кожи — всегдашних предвестников превращения в волка. Меня охватила гнетущая уверенность, что я застрял в этом теле, по крайней мере на какое-то время. Следовало искать укрытие: я был совершенно голый, не хватало только обморозиться. Я предпочитал не искушать судьбу без необходимости.

Я обхватил себя руками и огляделся по сторонам. Позади блестело в солнечных лучах озеро. Впереди темнел лес. Прищурившись, я различил за деревьями статую, а за ней — бетонные скамьи. Оттуда рукой было подать до особняка, который я заметил в прошлый раз.

В голове у меня оформился план. Оставалось только надеяться, что в доме никого не окажется.

Машин перед домом видно не было; пока что мне сопутствовала удача.

— Черт, черт, черт, — вполголоса выругался я, пробираясь по усыпанному гравием заднему двору к двери.

Чувствительности в моих окоченевших ступнях осталось ровно столько, чтобы я мог прочувствовать, как острые камни впиваются в босые пятки. Теперь на мне все заживало куда быстрей, чем раньше, когда я был просто Коулом, однако боль в первый момент чувствовалась не менее остро.

Я толкнул заднюю дверь; она оказалась не заперта. Определенно, в небесной канцелярии мне благоволили. Надо будет послать им благодарственную открытку. Я открыл дверь и очутился в тесном тамбуре, пропахшем острым соусом для жаркого. На миг я прирос к полу, дрожащий, парализованный воспоминанием о жарком. В животе, который с тех пор, как я был человеком, стал куда более твердым и запавшим, требовательно заурчало, и в голове у меня промелькнула мимолетная мысль пробраться на кухню и поискать там какой-нибудь еды.

Сила собственного желания вызвала у меня улыбку, но потом боль в заледеневших ногах напомнила, зачем я здесь. Первым делом следовало отыскать одежду. Еда могла подождать. Я двинулся из тамбура в темный коридор. Внутри дом оказался в точности таким же громадным, каким выглядел снаружи, а обстановка была такая, что хоть сейчас фотографируй для журнала «Идеальный дом». Стены увешаны всякой всячиной, изящно сгруппированной по три и пять предметов, местами в строгой симметрии, а местами — в прихотливом беспорядке. Безукоризненно чистая ковровая дорожка того цвета, который, очевидно, именовался «кофе с молоком», скрадывала звук моих шагов по коридору. Я оглянулся, чтобы убедиться, что на горизонте никто не маячит, и едва не сшиб дорогущую на вид вазу, из которой торчал со вкусом составленный букет из сухих веток. По-моему, в этом доме жили какие-то ненастоящие люди.

Впрочем, куда больше меня сейчас занимал вопрос, есть ли среди них кто-нибудь, у кого был бы мой размер одежды.

Коридор разветвился, и я застыл в нерешительности. Налево отходил еще один плохо освещенный коридор. Справа начиналась массивная темная лестница, выглядевшая как место убийства из какого-нибудь готического ужастика. Я попытался включить здравый смысл и решил двинуть наверх. Будь я толстосумом из Миннесоты, устроил бы себе спальню на втором этаже. Потому что теплый воздух поднимается кверху.

Я добрался до площадки второго этажа и ступил на мохнатый зеленый ковер. Ступни у меня горели; к ним мало-помалу возвращалась чувствительность. Это был хороший знак. Кровообращение восстанавливалось.

— Не двигайся!

Женский голос заставил меня остановиться. Он не был испуганным, хотя наткнуться в своем собственном доме на голого парня — испытание не для слабонервных, и я предположил, что обладательница голоса, скорее всего, держит меня на мушке. Сердце наконец-то забилось у меня в груди по-человечески. Господи, до чего же мне не хватало адреналина.

Я обернулся.

На площадке стояла девушка. Сногсшибательная красотка, умереть — не встать, голубые глазищи на пол-лица и пепельно-белые волосы. И, судя по развороту ее плечиков, она прекрасно знала, какое производит впечатление. Она с ног до головы смерила меня взглядом, и я ощутил, что меня оценили и сочли недостаточно впечатляющим.

Я попытался выдавить улыбку.

— Привет. Прошу прощения, я не одет.

— Приятно познакомиться. А я Изабел, — сказала она. — Что ты делаешь в моем доме?

Я не очень себе представлял, как можно ответить на этот вопрос.

Внизу хлопнула дверь, и мы с Изабел дернулись посмотреть, кто там. На краткий миг сердце затрепыхалось у меня в груди, и я, к изумлению своему, понял, что испытываю ужас — нет, вообще хоть что-то испытываю после долгого периода абсолютного бесчувствия.