Трилогия Айс и Ангел (ЛП) - Бэк Сюзанна. Страница 134

«Как я уже сказала», – продолжила Айс после небольшой паузы: «мне было на все наплевать. И когда появились хищники, я не стала с ними драться. Просто позволила делать все, что им хотелось». Она горько засмеялась, звук заклокотал, словно застряв в горле.

Я не смогла сдержать собственный вздох, как бы ни хотелось. Внезапно, мне стало очень плохо от того, что я вынудила ее рассказывать именно об этом. Я хотела просить, умолять ее остановиться, но словно водитель, которого притягивает зрелище ужасной аварии на дороге, не могла.

Она снова посмотрела на меня, ощутив мою боль. Потом мягко улыбнулась, хотя в глазах все еще бушевал отблеск прошлого гнева.

«Не расстраивайся, Ангел. В конце концов, это было то же самое, за что раньше мне платили деньги. Даже в чем-то лучше, на самом деле. Пока я делала то, что от меня хотели, меня никто не трогал».

Ее безразличный тон лишь усиливал ужас поведанного, словно ее сердце и душа были настолько холодны и мертвы, что даже рассказ о том, как ее насиловали незнакомые люди, имел немногим большее значение, чем собака, проходящая мимо на улице.

Но все же, напряжение, энергия, бушующая в ее теле, противоречили словам, произнесенным будничным тоном, и я знала без малейшей тени сомнения, что этот яд внутри нее был слишком долго, и теперь должен был выйти наружу, чтобы его токсины не отравляли до конца не оправившуюся душу.

Я лежала не шевелясь, так близко, что почти касалась ее, но держала и руки, и слова при себе, зная, что если помешаю ее откровениям хотя бы дыханием или шепотом, то рассказ тут же и закончится, похороненный так глубоко, что никогда более не увидит света дня.

«Однажды глава одной из банд заметила меня и решила, что хочет попробовать то, что я предлагаю остальным. Она вытащила меня из камеры как раз в тот момент, когда кто-то из первой банды собиралась войти внутрь, чтобы получить десерт», – горькая усмешка вновь скользнула по губам: «они немного подрались из-за того, чья именно я подстилка, и когда все закончилось, я стала трофеем соперничавшей банды».

«Почему ты не сопротивлялась!?» – воскликнула я, мой гнев вырвался наружу, не заботясь более о том, услышу ли я продолжение этой отвратительной истории. «Почему ты не защищалась? Почему ты просто позволила им делать такое с тобой? Неужели тебе не было никакого дела?» – я чувствовала не просто гнев. Это была ярость. Чистая, незамутненная, абсолютная ярость. Я могла слышать скрежет собственных зубов.

«Нет».

Одно слово.

Простое. Холодное. Жестокое.

Разбивающее сердце.

«Почему?» – прошептала я сквозь слезы боли и злости.

«Почему нет? В конце концов, они получали всего лишь тело», – она отвернулась от меня: «моя душа была уже мертва».

Мой гнев испарился, словно его никогда и не было, оставив после себя только какую-то тупую боль глубоко внутри.

«А Корина?» – прошептала я. Мне нужно было знать все.

«В свой первый срок я обращалась с ней весьма грубо. Она попыталась убедить меня противостоять им. Попыталась объяснить мне, что я достойна большего, чем быть чьей-то подстилкой», – она рассмеялась. «Я не очень-то ее слушала. Быть подстилкой – это было так знакомо, и пока это давало мне необходимое забвение, казалось, это неплохая сделка. Так что я доступно объяснила, куда она может засунуть свой совет, и даже предложила сделать это за нее».

Смех вновь прозвучал, но на этот раз в нем было больше восхищения, чем горечи.

– Она приказала подойти к ней и сделать это прямо сейчас. В конце концов, это бы означало, что во мне еще осталось присутствие духа.

– Но ты ее не послушала, не так ли? – спросила я, заранее уверенная в ответе.

– Неа. В то время я была слишком погружена в собственные страдания, чтобы заметить руку помощи, которую она мне протягивала. Так что я оставила ее стоять там и вернулась к жизни, которую выбрала.

– Что случилось?

– Предводительница банды, которая выиграла меня, решила устроить шоу для своих друзей, поэтому она притащила меня в прачечную, где собрались зрители. Она содрала мою униформу и собиралась приступить к делу, когда вошла Корина с метлой в руках. Она сказала, что если я слишком глупа, чтобы драться за себя, то она будет драться за меня.

Она встряхнула головой вновь в изумлении от воспоминаний.

– Она уже тогда была крутой теткой. Вырубила почти половину зрителей, прежде чем кому-то повезло выбить у нее оружие. Но она не уступила ни дюйма. Они наскакивали на нее, толкали и били, а она просто смотрела на меня, словно бросая вызов, осмелюсь ли я просто лежать там, пока они избивали ее до полусмерти.

Она вновь перевела взгляд на потолок, проведя рукой по лицу.

– Господи, ее глаза. Я до сих пор помню, как они впивались в меня, не показывая ту боль, которую она испытывала. Она ни разу не моргнула. Ни разу. Даже когда одна из них пнула ее ногой в живот, и ее вывернуло на пол. И когда я услышала, как хрустнули ее ребра, что-то во мне вырвалось наружу. Что-то дикое. Темное. Злое. Что-то, что, как я думала, исчезло, когда я проснулась в больнице после перестрелки.

В ее глазах заблестели слезы, но там была и жестокая радость. И гордость. За Корину. За себя.

– Я сбросила этих идиоток с себя, и встала полуголая и бесконечно злая. Подошла к самой здоровой из них и так врезала ей, что чуть не сломала себе руку. А потом я молотила их руками и ногами, толкалась, лягалась, пока на ногах остался только один человек – Корина. Я подхватила ее, и мы убрались оттуда так быстро, как только могли, – она снова встряхнула головой, и темные пряди упали на лицо, частично скрыв его от меня. – Это, конечно, не помогло. Нам обеим дали месяц в одиночках. Это был самый короткий месяц за все время, что я провела в тюрьме.

Откинув волосы с лица, она снова повернулась ко мне.

– Так что, как видишь, Ангел, Корина действительно спасла мою жизнь, в своем роде. Она дала мне основание бороться. Дала основание жить, – она крепко схватила меня за руку и прижала ее к груди, позволяя мне почувствовать страсть в сердце, которое мощно билось под моей ладонью. – И если нам придется немного поступиться уединением, чтобы она смогла прожить остаток жизни в любви и уюте, то это очень невысокая цена за то, что она вернула мою душу к жизни. Я навсегда у нее в долгу.

Затем она затихла, как игрушечный солдатик, у которого кончился завод. Она просто лежала и смотрела на меня, и ее глаза просили прислушаться к ее словам, понять сообщение, которое она пыталась донести до меня, и принять без осуждения путь, на который она вступила так давно.

И потому что я знала, ей нужно было быть сильной в этот момент, возможно, больше чем когда-либо, я придвинулась к ней, положив голову на ее плечо и обняв за талию, выказывая свою любовь и поддержку, но стараясь не давить на нее.

И когда одна ее рука легла мне на спину, а вторая нежно скользнула в волосы, я поняла, что Господь благословил меня способностью сделать что-то хорошее, пусть даже только один раз.

Я лихорадочно молилась, словно знала как, о том, чтобы эта способность не пропала.

Я почти что заставила Корину потерять самообладание, когда увидев ее утром, так обняла, что у нее глаза из орбит полезли. В ее взгляде сквозило изумление, когда она отстранилась, но в ответ получила улыбку и еще одно объятие.

Пусть поломает голову над этим, подумала я, оставив Корину ошарашено таращиться мне в спину, и направившись на кухню в предвкушении кофе.

Айс уже давно ушла к тому времени, как мы уселись в гостиной поглощать завтрак, состоявший из яичницы, кофе и тостов, и, выпив по чашке чаю после завтрака, Корина рассказала мне окончание истории.

Похоже, чтобы отвести любые возможные подозрения, Андре решил свозить Корину в местечко немного южнее Канады.