По дороге к любви - Редмирски Дж. А.. Страница 71

— Когда я решил не лететь в Вайоминг на самолете, ее надо было подремонтировать, — объясняет он, проводя ладонью по кромке дверцы. — Если бы не это, на ней бы поехал, а не на автобусе.

— Ты уж не сердись на нее, — говорю я, похлопывая по капоту. — Лично я только рада, что старушка была не в форме.

Лицо Эндрю снова светлеет, я все чаще замечаю это в нем в последние дни.

— А я, думаешь, не рад?

У меня мелькает мысль: интересно, где бы мы сейчас оба были, если бы такое случилось, если бы мы никогда не встретились. Нет уж, лучше об этом не думать, у меня сразу болезненно сжимается сердце. Представить себе не могу: как это, мы с Эндрю — и не вместе? Ужас какой. Бр-р…

— Значит, мы теперь будем ездить на этой машине?

Эндрю жует губами, думает. Он стоит перед раскрытой дверцей, положив ладонь на крышу. Потом ласково похлопывает машину и смотрит на меня:

— А ты как думаешь? Сама бы ты чего хотела, а, детка?

Теперь моя очередь задумчиво жевать губами. Я как-то не ожидала, что снова выбирать придется мне. Подхожу к машине поближе, заглядываю внутрь: удобные кожаные кресла и… впрочем, хватит и этого, больше и видеть ничего не хочу.

— Честно? — спрашиваю я, скрещивая руки на груди.

Он кивает.

Я снова гляжу на машину, прикидываю.

— Вообще-то, прежняя мне нравится больше, — говорю я. — Она мне стала как родная… Эта, конечно, классная, но… я к той уже привыкла, полюбила, можно сказать. — Чтобы мои слова звучали убедительней, я указываю на сиденья: — Ну, сам посмотри, как, сидя здесь, я могла бы положить тебе голову на колени? А спать? Разве на таком можно уснуть?

Эндрю нежно улыбается и гладит крышу, словно уговаривает, чтобы не обижалась. Еще раз похлопывает и закрывает дверцу:

— Ладно, поедем на той. А эту я потом пригоню к дому.

* * *

Эндрю ведет меня перекусить, показывает свои любимые места на острове Галвестон. А потом, уже после часа пик, ему звонит мама.

— Я так боюсь, — признаюсь я, когда мы едем к ней.

Наморщив лоб, он смотрит на меня, что-то прикидывает.

— Не бойся. Ты ей точно понравишься. — Он снова смотрит на дорогу. — Она не из тех, кто считает, что для ее сыночка никто не подходит.

— Утешил.

— А даже если бы и считала, — продолжает он, — все равно полюбила бы тебя без разговоров.

Сложив ладони, зажимаю их между коленями и улыбаюсь. Это все не важно. Он может расхваливать ее сколько хочет, только мне-то что, сердце все равно ноет.

— Ты ей скажешь?

— О чем? Что мы уезжаем?

— Да.

— Обязательно, — кивает он, — иначе она с ума сойдет.

— Как, думаешь, она к этому отнесется?

— Детка, мне двадцать пять лет, — усмехается Эндрю. — Из дома я ушел в девятнадцать. Все будет нормально.

— Да нет, только… Ну как ты объяснишь, почему уезжаешь, чем будешь заниматься? — Я отворачиваюсь, гляжу прямо на дорогу. — Это ведь не просто собрать вещи и переехать в другой город, к такому и моя мама нормально отнесется. А вот если я скажу ей, что собираюсь колесить с одного места на другое, как перекати-поле, без всякой цели, да еще с парнем, с которым в автобусе познакомилась, думаю, она слегка прибалдеет.

— Думаешь? — спрашивает Эндрю. — То есть при условии, что ты ей об этом расскажешь?

Снова гляжу на него:

— Ну да, конечно расскажу. Так же как и ты. По-моему, она должна знать, но… Эндрю, ты же понимаешь, что я имею в виду.

— Понимаю, детка. — Он включает сигнал поворота и останавливается под знаком стоянки. — И ты права, это все не совсем обычно. — Он тут же улыбается, и я не могу не улыбнуться ему в ответ.

— Но разве это единственная причина? Мы собираемся это делать только потому, что так никто не делает?

— Ну да, — отвечает он, а потом добавляет: — Да нет же, самая главная причина в том, что мы это делаем вместе.

Я краснею.

Мы проезжаем еще два квартала, один за другим мелькают симпатичные домики загородного типа, возле каждого белые площадки с играющими детьми. Наконец Эндрю сворачивает к дому его мамы. Дом одноэтажный, с прелестным цветником перед входом и двумя пушистыми зелеными кустами по обе стороны подъездной дорожки, ведущей прямо к двери. Наша машина, урча, подъезжает к раскрытым воротам гаража, где стоит большой белый автомобиль. Быстро бросаю на себя придирчивый взгляд в зеркало заднего вида, убеждаюсь, что из носа не торчат козявки и что между зубов не застряли кусочки салатных листьев из сэндвича с цыпленком, которым я завтракала, а Эндрю тем временем обходит вокруг машины и открывает мне дверцу.

— А-а, с тобой теперь все понятно, — дразню я его. — Ты корчишь из себя галантного кавалера, только когда думаешь, что за тобой в окно наблюдает мама.

Он протягивает мне руку и театрально кланяется:

— С этой минуты я всегда буду открывать перед вами дверцу, моя госпожа, если вам нравятся такие штучки… хотя… — (Я жеманно кладу ладошку ему в руку, с улыбкой наблюдая, как он разыгрывает этот спектакль.) — Я и не подозревал, что вы у нас такая принцесса.

— Неужели? — спрашиваю я с ужасным английским произношением и вздергиваю подбородок. — Ах, за кого же вы меня в таком случае принимали, мистер Пэрриш?

Он закрывает дверцу, берет меня под руку, чуть наклонившись в изящном поклоне:

— Я принимал вас, сударыня, за девицу, которой пофиг, откроют ей дверцу или нет, если она хочет выйти.

Я радостно хихикаю:

— И вы были правы, сударь. — Я прижимаюсь к его плечу, и он ведет меня к двери внутри гаража.

Через нее мы попадаем на кухню, где стоит густой запах тушеного мяса. «Когда это она успела приготовить мясо?» — думаю я. Но потом замечаю в углу электрическую пароварку. Эндрю ведет меня вокруг стойки в гостиную, и как раз в эту минуту из коридора выходит красивая женщина с рыжеватыми волосами.

— Я так рада, что ты дома, — говорит она, крепко обнимая его, прижимаясь к нему своим хрупким телом.

Эндрю, наверное, дюйма на три выше ее ростом. Я замечаю, что у нее тоже зеленые глаза и ямочки на щеках.

Она смотрит на меня и радушно улыбается, потом подходит и, удивив меня еще больше, тоже тепло прижимает к своему сердцу. Я не сопротивляюсь, напротив, обхватываю ее тоненькое тело обеими руками.

— Вы, наверное, Кэмрин, — говорит она. — Именно та кой я вас себе и представляла.

Странно, думаю я растерянно. Я и не подозревала, что она знает о моем существовании. Украдкой гляжу на Эндрю, на его губах загадочная улыбка. Ну да, у него было полно возможностей рассказать обо мне, пока мы путешествовали, особенно когда мы еще останавливались в разных номерах, но я никак не пойму, зачем ему вообще понадобилось обо мне рассказывать.

— Я очень рада с вами познакомиться, мисс… — Я с на деждой гляжу на Эндрю, ожидая подсказки, и уже готова пнуть его ногой. А он стоит как ни в чем не бывало и скалится.

— Зовите меня Марна, — говорит мама Эндрю.

Потом она берет меня за руки, разводит их в стороны и с сияющей улыбкой оглядывает с головы до ног.

— Вы что-нибудь ели? — спрашивает она, взглянув сначала на Эндрю, потом снова на меня.

— Да, мама, успели перекусить недавно.

— Нет, я непременно должна вас накормить. Я приготовила тушеное мясо и запеканку из стручковой фасоли.

Она отпускает одну мою руку, а за другую ведет в гостиную, где над камином висит огромный телевизор.

— Садитесь, пожалуйста, я сейчас принесу вам тарелку.

— Мам, она совсем не голодная, честное слово! — Эндрю входит в гостиную вслед за нами.

А у меня уже голова идет кругом. Так, значит, она обо мне знает, и, по-видимому, достаточно много, чтобы обращаться со мной как с давней знакомой. Такая милая, все время улыбается, словно и впрямь успела меня полюбить. Не говоря уже о том, что держит за руку не своего сына, а меня, когда мы идем по дому. Может, я чего-то не понимаю, или она действительно самая очаровательная женщина на земле с безупречным характером. Что ж, как бы там ни было, она мне очень нравится.