Возвращение мертвеца - Сэйнткроу (Сент-Кроу) Лилит. Страница 58

Очень хотелось есть. Впервые за много дней я истратила почти всю свою энергию; я просто умирала с голоду. А впрочем, можно и потерпеть.

Давно ставшие сухими глаза пощипывало. Стиснув зубы, я подавила невольный стон. «Горевать будешь потом, – приказала я себе. – Сначала работа. После можно будет и поплакать».

Дверь кофейни распахнулась; я посмотрела в ту сторону. Ничего особенного, просто мальчишка со сликбордом; сине-зеленые волосы торчат, как перья, три рваные футболки, широкие кожаные штаны с цепью вместо пояса и новенькие и весьма дорогие кроссовки с надписью «Аэрофлот». Мальчишка бросил на меня равнодушный взгляд, характерный для всех юнцов, а у меня вдруг кровь застыла в жилах – на секунду мне показалось, что я где-то его видела. Только на секунду. Нет, он слишком молод, чтобы быть бывшим выпускником «Риггер-холла». Слишком молод, к тому же он нормал. Не псион.

Внезапно почувствовав, что в кофейне очень тихо, я окинула ее взглядом. Три официанта старательно смотрели в другую сторону, делая вид, будто меня не замечают; в воздухе витало беспокойство. Стиснув зубы, я подхватила датчик и быстро вышла на улицу, к великому облегчению посетителей.

Бродить по ночному Сент-Сити всегда интересно, ибо ночью город спит редко. В некоторых районах ночная жизнь вообще не затихает ни на минуту. Я медленно побрела по улице, опустив голову и положив руку на рукоять катаны. Я не размышляла. Скорее, грезила наяву, перебирая в памяти кристально-прозрачные образы.

На углу Тридцатой и Поул-стрит мне встретилась проститутка, стоявшая под ночным фонарем; девица уже открыла рот, чтобы меня окликнуть, но, увидев мою татуировку, тут же испуганно смолкла и поспешила прочь. Я успела заметить лишь ее усталое человеческое лицо.

Потом был какой-то ночной клуб, залитый морем огней. Заплатив за вход, я сразу окунулась в визг и рев, от которого сотрясались стены; пробившись к бару, заказала себе водки, но пить не стала; атмосфера, пахнущая наркотиками и сексом, оглушительный рев и вой музыки действовали угнетающе. Отойдя от стойки бара, я некоторое время бесцельно бродила среди танцующих, чувствуя присутствие призраков, парящих на волнах звуков и ощущений. Наконец я вновь выбралась на темную улицу.

Пустынная улица, мокрые тротуары, разноцветные пятна уличных фонарей. Приближался шторм; в посвежевшем воздухе среди капель дождя мелькали тени, которые я почти узнавала.

В районе Бауэри я долго бродила по лабиринту переулков, потом вышла в район Тэнк. Он привел меня в Рэтхоул, где я немного задержалась на заброшенном пустыре, заглядывая в огромную дыру, которая когда-то была энергетической воронкой. Вдали замелькали крохотные огоньки – это собирались на свои ночные сборища владельцы сликов «Sk8». Каждый юнец, который умел с бешеной скоростью летать на слике, умело лавируя между железобетонными конструкциями, считался героем. Издалека слышалось гудение сликов и восторженные крики мальчишек – я понимала их восторг; когда-то и я исполняла этот дикий танец.

Именно так. Мне всегда лучше думается на ходу; поэтому я и брожу взад-вперед по городу. Где-то я читала, что акулы никогда не останавливаются, иначе они начинают тонуть.

Я их понимаю.

Занималась заря. Небо окрасилось в розовые и золотые тона, шторм ушел на юг, вылив на город весь запас воды.

Я стояла на крыше дома, возвышающегося над районом Университет. Вместе с рассветом уходило тихое очарование земной ночи; тьма медленно уступала место солнечному жару. Внизу виднелись мокрые от дождя деревья Тасмур-парка, над головой нарастал гул пролетающих машин. Начинался день, и мне ужасно хотелось закрыть глаза.

Когда солнце выплыло из-за горизонта, я, устав от лежания на мокрой и холодной крыше, спустилась по пожарной лестнице вниз, на улицу, и отправилась искать ближайшую телефонную будку. На это ушло немало времени – в этом районе во время студенческих беспорядков было разгромлено несколько телефонных будок, поэтому телефонные компании упорно не хотели ставить новые, уверяя, что теперь все горожане пользуются личными датчиками со встроенными телефонами. Наконец мне удалось найти одну будку – в каком-то пустынном закоулке. Войдя внутрь, я набрала знакомый номер; мокрая одежда липла к телу.

– Спокарелли, парапсихологическая полиция Сент-Сити. Я вас слушаю.

В голосе Гейб слышалась усталость. Я слышала, как в участке один за другим звонят телефоны, что-то говорят друг другу сотрудники, шуршат бумаги. Все были заняты своим делом.

– Гейб, – тихо и хрипло сказала я. – Это я. Новости есть?

Ответом мне было молчание. И вдруг:

– Ах ты, мать твою! – чуть не крикнула Гейб. – Где ты шляешься, зараза чертова, Дэнни? Мы с Эдди тебя повсюду ищем! Чем ты там занималась? Мы думали, что Лурдес и до тебя добрался! Чем ты занималась, ты можешь сказать?

Хороший вопрос. А и в самом деле, чем я занималась?

– Думала. Все это время я думала. Слушай, тут в списке есть четверо…

– Трое, – угрюмо поправила меня Гейб. – У нас была та еще ночка. Он убил шаманку по имени Эдисон Брэди, а чтобы до нее добраться, уложил четырех копов. Такое впечатление, будто у него с псионами какая-то связь, он их выслеживает, как гончая. Мы же всех их спрятали. Пришлось изменить тактику – теперь каждые два часа их перевозят в новое место. Репортеры носятся как угорелые. Уже окрестили его «психопотрошитель». Я только что от шефа – вставил мне хороший фитиль. И вот что я тебе скажу, милочка Дэнни: можешь ты, наконец, понять своим железным ящиком, который у тебя вместо головы, что я за тебя беспокоюсь? Можешь ты это понять, засранка, или нет? Почему ты мне не позвонила? Черт бы побрал твои выкрутасы, Валентайн!

Я закрыла глаза. Четверо полицейских из отдела Спук да еще Брэди. Я ее знала, когда-то мы вместе работали. Вполне возможно, что и она носила серебряное ожерелье с амулетом. Мы с ней никогда не вспоминали «Риггер-холл», даже тогда, когда сидели за кучей мусора, прячась от трех разъяренных бандитов, которые палили в нас из трех стволов; у меня была ранена голова, а Брэди вообще была вся в крови. В тот день мы загнали в угол Гибровица, матерого бандита, обвиняемого в изнасиловании и убийстве дочери одного сенатора Гегемонии. Гибровица мы взяли, но доставить его живым не удалось. Дело в том, что Брэди очень не любила насильников.

«Ожерелья».

Я встрепенулась. Я даже задохнулась от волнения, прервав страстную тираду Гейб.

Если бы я так не выложилась, физически и эмоционально, я бы не догадалась.

– Гейб, – быстро сказала я, – послушай. У оставшихся псионов есть серебряные ожерелья с амулетом?

– Я не… у Брэди было. – Внезапно Гейб оживилась. – Дэнни, ты думаешь, дело в ожерельях?

– Скажи им, пусть немедленно снимут ожерелья. Ты их собери и отвези в участок, только, ради богов, больше их не трогай! Пусть лежат на столе, ты к ним даже не подходи. Я думаю он выслеживает псионов по ожерельям. Пусть они лежат все вместе, я приеду примерно через час и заберу их. Все, теперь ему не уйти.

– Дэнни, мы же до сих пор не знаем, с кем имеем дело! – В голосе Гейб слышалась паника. – Если это ка…

– Мне кажется, я знаю, что происходит. Он убил Джейса потому, что не смог убить меня. Я единственная, кто сможет с ним справиться, и, черт возьми, если это и в самом деле ка, я этим воспользуюсь. – Странно, откуда у меня эта решимость? – А почему ты решила, будто Лурдес добрался и до меня?

– Твой дом, идиотка! Ты что, не смотришь новости?

Из трубки вновь доносятся телефонные звонки; кто-то крикнул, что в деле виден след церемониала; шуршание бумаги. Щелчок зажигалки и долгий вздох – Гейб опять закурила.

«Ты впервые назвала меня идиоткой, Гейб».

– А что там?

– О Гадес, Дэнни! Да это во всех новостях. Твой дом разрушен, а репортеры засняли, как ты, шатаясь, бредешь по улице, словно тебя ударили по голове. Я места себе не находила, черт бы тебя взял! Я думала, на тебя напал Лурдес и ты уже мертва!