Не надейтесь избавиться от книг! - Каррьер Жан-Клод. Страница 50

У. Э.: По-моему, каждый может ответить на этот вопрос для себя лично. Великие мистики давали на него разные ответы. Фома Кемпийский [359]в трактате «О подражании Христу» говорит, например, что никогда не смог бы найти покоя в жизни, если бы время от времени не уединялся где-нибудь с книгой. А Якоба Бёме [360], напротив, самое великое озарение посетило, когда луч света упал на оловянный горшок, стоявший перед ним. В тот момент ему было совершенно все равно, есть рядом книги или нет, ибо ему открылось то, что определит впоследствии все его творчество. Но мы, книжные люди, ничего не смогли бы извлечь из ночного горшка в луче света.

Ж.-К. К.: Вернусь к библиотекам. Возможно, и с вами такое бывает: я прихожу в комнату с книгами и просто смотрю на них, не прикасаясь. Я получаю при этом что-то такое, чего не могу выразить словами. Этот опыт интригует и в то же время успокаивает. Когда я еще был в FEMIS, я узнал, что Жан-Люк Годар ищет в Париже помещение для работы, и мы разрешили ему занять одну из наших комнат, но с одним условием: взять несколько студентов, когда он будет монтировать свои фильмы. И вот он снимает фильм, а по окончании съемок расставляет на полках разноцветные коробки с разными эпизодами. Перед тем как приступить к монтажу, он несколько дней просто смотрит на эти бобины, не открывая их. И это не было для него игрой. Он сидел в одиночестве, смотрел на коробки; время от времени я к нему заходил. Он как будто силился что-то вспомнить или искал какого-то порядка, вдохновения.

У. Э.: Такой опыт доступен не только тем, у кого дома большое собрание книг или коробок с пленкой. То же самое можно пережить в публичной библиотеке, а иногда и в большом книжном магазине. Кто из нас не приходил просто подышать запахом книг, стоящих на полках, но не наших? Созерцать книги, чтобы почерпнуть из них знание. Все эти книги, которых вы не читали, что-то вам предвещают. Вот вам еще одна причина для оптимизма: сегодня все больше людей имеют доступ к огромному количеству книг. Когда я был ребенком, книжный магазин был местом очень мрачным, неприветливым. Вы входите, и человек, одетый в черное, спрашивает, чего вы желаете. Это было так пугающе, что у вас и в мыслях не было задерживаться надолго. К тому же никогда еще в истории цивилизаций не было столько книжных магазинов, как теперь, красивых, светлых, где можно ходить, листать книги, совершать открытия, магазинов в четыре или даже в пять этажей, как, например, «ФНАК» во Франции или «Фельтринелли» в Италии. И когда я отправляюсь в такие места, я вижу, что там полно молодежи. Повторяю, совсем не обязательно, чтобы они что-то покупали или даже читали. Достаточно пролистать книгу или бросить взгляд на тыльную сторону обложки. Мы ведь тоже почерпнули кучу всего из чтения аннотаций. Можно возразить, что на шесть миллиардов человеческих особей процент читающих остается очень небольшим. Но когда я был мальчишкой, людей на планете было всего два миллиарда, а в книжные магазины никто не ходил. В наши дни этот процентный показатель, похоже, улучшился.

Ж.-Ф. де Т.: Однако до этого вы говорили, что обилие информации в Интернете может привести к появлению шести миллиардов энциклопедий, что будет явным регрессом и окажет парализующее воздействие…

У. Э.: Между «размеренной» головокружительностью красивого книжного магазина и бесконечной головокружительностью Интернета большая разница.

Ж.-Ф. де Т.: Мы говорили о религиях Писания, возведших книгу в ранг святыни. Книга выступает как высший авторитет, которая впоследствии будет служить очернению и запрещению книг, которые не разделяют ценностей, проповедуемых Писанием. Мне кажется, наша дискуссия подводит нас к необходимости сказать несколько слов о том, что мы называем «адом» наших библиотек, местом, где собраны книги, которые хоть и не сожжены, но упрятаны так глубоко, чтобы случайный читатель их не нашел.

Ж.-К. К.: К этому вопросу можно подойти по-разному. Например, я не без удивления обнаружил, что во всей испанской литературе до второй половины XX века не было ни одного эротического текста. Это тоже своего рода «ад», но в виде пустоты.

У. Э.: Зато у них есть самая богохульная книга на свете, которую я не осмелюсь здесь упомянуть.

Ж.-К. К.: Да, но при этом ни одного эротического текста. Один мой испанский друг рассказывал мне, что в его детстве, в 60-70-е годы, приятель обратил его внимание на то, что в «Дон Кихоте» упоминаются женские tetas, то есть «сиськи». В те годы испанский мальчик еще мог удивляться, найдя слово tetas у Сервантеса, и его это даже возбуждало. Кроме этого — ничего. Неизвестно даже казарменных песен. Всем великим французским авторам, от Рабле до Аполлинера, принадлежит по одному или даже по несколько порнографических текстов. А у испанцев их нет. Инквизиции в Испании удалось вычистить словарный состав, задавить если не явление, то хотя бы слово. Даже «Наука любви» Овидия [361]долгое время была запрещена. Это тем более странно, что некоторые из латинских авторов, скомпрометировавшие себя такого рода литературой, были испанцами по происхождению. Я имею в виду, например, Марциала, который был родом из Калатаюда.

У. Э.: Бывали культуры и более свободные в отношении секса. Посмотрите на фрески в Помпеях или скульптуры в Индии. В эпоху Возрождения люди были достаточно свободными, но с началом контрреформации обнаженные тела Микеланджело начинают облачать в одежду. Еще любопытнее была ситуация в Средние века. Официальное искусство было стыдливым и набожным, зато в фольклоре и в поэзии вагантов — поток скабрезностей…

Ж.-К. К.: Говорят, что эротика была изобретена в Индии, — не потому ли, что «Камасутра» есть древнейшее из известных руководств по технике любви жизни? Там, как и на фасадах храмов Кхаджурахо [362], действительно представлены все возможные позы и все формы сексуальности. Но с тех сладострастных, по-видимому, времен Индия неуклонно развивалась в сторону все более строгого пуританизма. В современном индийском кино даже в губы не целуются. Наверное, так произошло под влиянием ислама, с одной стороны, и Викторианской Англии, с другой. Но я не уверен, что не существует и собственно индийского пуританизма. Теперь посмотрим, что происходило еще недавно у нас: я имею в виду 50-е годы, когда я был студентом. Помню, как за эротическими книгами приходилось спускаться в подвал книжного магазина, расположенного на углу бульвара Клиши и улицы Жермен-Пилон. И это каких-то пятьдесят пять лет назад. Так что хвастаться нам нечем!

У. Э.: Вот вам как раз «адский» принцип Национальной библиотеки в Париже: не запрещать книги, а ограничивать к ним доступ.

Ж.-К. К.: «Ад» Национальной библиотеки, созданной сразу после Революции из коллекций, конфискованных в монастырях, замках, у некоторых частных лиц и, конечно же, из королевской библиотеки, составляют, в основном, книги порнографического содержания, те, что идут вразрез с приличиями. «Ад» проявит себя только в эпоху Реставрации, когда снова восторжествуют всякого рода консервативные течения. Мне нравится, что для посещения книжного ада, нужно специальное разрешение. Казалось бы, что проще, чем отправиться в ад? Нет. Ад на замке. Не каждому дано туда попасть. Впрочем, библиотека Франсуа Миттерана организовала выставку книг, пришедших из этого ада, и с колоссальным успехом.