Жил-был воробей, или Зачем нужно ходить в школу - Бессонова Алёна. Страница 5

– Я наелся, Сенька. Почти семь дней не ел. Сейчас наелся. Спасибо тебе, друг!

Сенька засмущался. Птичье сообщество целую неделю кормило собаку. Кормило, несмотря на сопротивление бабки Филипендулы и Никитоса. Бабка целыми днями бегала по двору с веником, пыталась отогнать настойчивых птиц, а внучок усаживался в кусты и стрелял из рогатки. Руки его тряслись от злости, поэтому он ни разу не попал.

От хорошей еды Лютый окреп, глаза его засияли, шерсть стала щековой. Теперь Сенька мог спокойно улетать в школу.

Сколько всего нового узнал воробей за время учёбы, не счесть. В его заветной тетрадочке не одна страница была изрисована синими палочками. На сегодняшнем уроке истории воробей был очень удивлён. Оказалось, что задолго до рождения Сеньки, его мамы и мамы его мамы, и даже бабушки его бабушки, на земле была страшная война. Раньше воробей думал, что ужаснее оружия, чем рогатка, люди не придумали. Оказалось, что это не так. Люди однажды обозлились друг на друга и понаделали много разного оружия. Одни делали оружие, чтобы нападать, другие – чтобы защищаться. Самые злые без спросу пришли на чужую землю на танках, приплыли на кораблях, прилетели в самолётах. Они стреляли из пистолетов и автоматов, бросали бомбы, взрывали мины. Гадко стало на земле. Сенька поражался, зачем люди убивали друг друга, разве мало места, чтобы жить, не мешая и не обижая соседа.

С этими нерадостными мыслями воробей полетел в своё гнездо. По дороге Сенька встретил голубя Пьера.

– Присядь, дружище, на ветку, надо поговорить. Ты в гнездо?

– Да! – насторожился Сенька, – Что – то случилось?

– Тебе не надо туда лететь, – продолжал Пьер. – Там нет больше твоего дома. Филипендула пригласила лесорубов, они срубили дерево.

Сенька задохнулся от горя:

– В мой дом пришла война?! – спросил воробей, заливаясь слезами. – А как же Лютый? Он на цепи…

Пьер не дал Сеньке договорить.

– Тебе не надо туда лететь, дружище, там нет больше собаки. Филипендула привела в дом живодёров-собачников и они увезли Лютого.

Сенька окаменел.

– Они убили его?

– Пока нет. Пока Лютый сидит в клетке, – голубь с надеждой посмотрел на Сеньку.

– Думай, воробей, как его освободить. Ты обязательно придумаешь! У тебя умная голова! Там много собак, очередь до Лютого дойдёт дня через три…

Сенька заметался:

– Мне срочно надо на живодёрню – проводи меня, Пьер!

Лютый лежал в тесной грязной клетке. Таких клеток на живодёрне было много, они стояли в несколько ярусов и во всех были собаки. Клетки закрывались не на замки, а на тяжёлые гнутые крюки. Сенька попытался снять крюк, но ему не хватило сил.

– Не упирайся, Сенька, – остановил воробья голубь Пьер, – Крюки не твоя забота. С крюками справятся мои голубята. Ты придумай, как отвлечь живодёров от клеток.

– Лютый, – тихо позвал собаку воробей, – Лютый, ты спишь?

– Нет, Семён, – грустно ответил пёс и открыл полные слёз глаза, – жизнь свою окаянную вспоминаю. Я ведь у корабельной собаки родился, прямо в море. Взял меня старый моряк. Сошёл на берег и помер. Филипендула была его соседкой. Вроде приютила меня, сиротинушку, а на деле цепным псом сделала. Хотела, чтобы я таким же злющим был, как она и её внучок. Я порядок любил, котов гонял, на людей без дела не бросался. Не получилось стать злым. Скоро нашьют из меня шапок. Откормил ты меня, Сенька, смотри, какая шерсть шелковистая, густая, с переливами. Живодёр сказал – шапки три – четыре получится…

– Стоп! – сурово оборвал Лютого воробей. – И думать о шапках забудь! Мы с тобой ещё море должны увидеть. Спи пока, отдыхай!

Воробей обернулся к голубю:

– Ты видишь тот деревянный сарай, Пьер?

Голубь утвердительно кивнул.

– В этом сарае у живодёров цех. Они там шьют шапки. Мыслишка одна у меня в голове зашевелилась. Надо обговорить с товарищами.

Птицы вспорхнули и полетели к школьному двору. Там, как всегда, собралось всё птичье сообщество. Усевшись на школьном подоконнике, Сенька рассказал, что придумал.

На следующий день, как только солнце встало, голуби парами уселись на крыши собачьих клеток в живодёрне. Они сидели тихо, не шелохнувшись, не курлыча, ждали сигнала. Воробьи, тем временем, наоборот, летали, шумели, толкались. Птицы клювиками старательно засовывали в щели между досками сарая бумагу, сухую траву, вату, старые тряпки. Собачники-живодёры пытались отогнать гомонящую ватагу, да разве с такой оравой справишься?!

В это же время Сенька и ещё десять воробьев сидели на заборе живодёрни. Они терпеливо ждали, когда остальные закончат свою работу. Как только ватага, забив все щели, улетела восвояси, Сенька с друзьями поднялись в воздух. Воробьиный путь лежал к автобусной остановке. Там их интересовали только курящие мужчины. Птицы, как фокусники, выхватывали из рук курильщиков дымящие сигареты и улетали прочь.

Если тлеющий окурок сунуть в щель, забитую сухой травой, бумагой и тряпками – будет пожар! В этом и состояла мысль, возникшая в Сенькиной голове. Пожар должен отвлечь живодёров от собачьих клеток. Недаром Сенька посещал уроки истории.

– На войне, как на войне! – подумал Сенька, когда услышал истошный крик собачника – живодёра

– Пож-а-а-р! Кара-у-у-ул!

– Не мы первые начали, – заметил голубь Пьер, – Сенька, все живодёры тушат пожар. Пора открывать двери.

Голуби разлетелись парами, и по команде Пьера разом приподняли тяжёлые крюки на дверях клеток – освободили собак.

– Вперёд, Лютый! – закричал Сенька, присев между ушами на голову собаки. – К реке. В порт! Пусть пока не море, зато вода и корабли. Вперёд, Лютый!

Зиму пёс с воробьём подкармливались в порту, весной решили проситься на корабль. Тыкались туда-сюда, везде гнали, не били, но и не привечали.

Однажды, совсем отчаявшись, воробей грустно сказал псу:

– Помнишь, Лютый, когда мы с тобой жили у Филипендулы, я в школу каждый день летал – учился. Попал однажды на урок литературы в старших классах. Учительница читала книгу про Аннушку. Она масло разлила. Помнишь? Я тебе рассказывал.

– Как не помнить, – улыбнулся пёс. – Крепко мы тогда наказали кота Сильвера.

– Так вот, – продолжал воробей, – ничего я тогда не понял. Видно, не дорос. Но, кое-что в голове осталось. В этой книге один сильно могущественный дядька сказал: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут». Хватит, Лютый, по кораблям шататься, напрашиваться. Пошли на скалу, корабли встречать, может, кому глянемся…

Глава пятая. Всемирная слава им не

повредит!

Алексей Михайлович был капитаном большого пассажирского судна. Всю навигацию 1 теплоход возил людей от истока огромной реки до его устья и обратно. Капитан пришёл на судно пять лет назад, после окончания мореходного училища. Мечтал о море, но пришлось пойти на реку, набираться опыта управления судном и командой. Три года Алексей Михайлович был старшим помощником капитана, а теперь второй год служил капитаном.

Никто на судне не называл Алексея Михайловича по имени отчеству, молод был. Сам капитан не настаивал. Ему нравилось, когда матросы называли его просто Капитаном, а старший корабельный состав просто Алексеем. Алексей, будучи ещё семилетним Лёшкой, сбежал из детского дома, куда его пристроила тётка после гибели в автокатастрофе родителей. Лешку, голодного, больного приютил у себя в доме офицер с военного корабля под названием «Лютый». Потом офицер похлопотал, мальчишку приняли юнгой к нему же на корабль. Едва Лешка подрос – его отправили учиться в мореходное училище. Смышлёным оказался малец. Потому, сколько Алексей себя помнил, он всегда был на воде. Уже, будучи капитаном, знал Алексей Михайлович реку как свои пять пальцев. Мог с закрытыми глазами рассказать, какой утёс появится за поворотом реки, сколько на нем растёт берёзок, сколько лежит камней, где на правом берегу – гнездовье цапель, где на левом – омут, и какие там водятся сомики.