Секреты оазиса - Грин Эбби. Страница 20

Несмотря на все ее сопротивление, надежда росла в ней, словно цветок в пустыне.

Она не должна повторять прошлых ошибок. Если они вернутся в Мерказаде и она снова окажется в объятиях Салмана, значит, она самая глупая женщина на свете. Ведь он пробудет там каких-нибудь пару недель. Если, конечно, она вообще переживет их…

На следующий день в своем самолете Салман бросал подозрительные взгляды на Джамилю. Она откинулась в кресле и спала — или, по крайней мере, делала вид, что спала. Она отвернулась от него — и даже это вызывало в нем гнев. В ту минуту, как самолет оторвался от земли, она отказалась от ланча и зевнула. С другой стороны, это можно было понять: они так мало спали в предыдущую ночь.

Салман пытался разобраться в себе. Он не жалел о том, что между ними произошло. К его удивлению, ему понравилось заниматься государственными делами вместо Надима. Накануне вечером они даже почти дружелюбно разговаривали, и Салман в деталях описал, как обстоят дела на переговорах. Никогда между ними не случалось ничего подобного. И причиной этих перемен стала женщина, которая сейчас спала — или не спала! — рядом.

Салман понимал это, но все же не жалел о том, что все рассказал ей. Если что-то в этом и было ему неприятно, так это то, что он свалил на нее свою ужасную ношу — те образы, которые мучили его самого годами. Он помрачнел: в его сознании эти образы уже побледнели и готовы были исчезнуть совсем.

Салман отвернулся от ее соблазнительного тела, откинулся назад и закрыл глаза. Сейчас все совсем не так, как шесть лет назад. Джамиля теперь взрослая, опытная женщина, она все о нем знает, но, несмотря на это, вскоре они расстанутся. Он пойдет своей дорогой, а она останется в Мерказаде. Других вариантов нет.

— Салман, останови джип.

Сначала он не послушал ее, и Джамиля едва не закричала. Наконец он остановился. Они уже были на территории замка Аль-Сакр. Здесь дорога раздваивалась: налево — к самому замку, направо — к конюшням и тренировочным площадкам.

Салман смотрел, как Джамиля выбирается из машины.

— Ну и куда ты направляешься?

— На конюшни, — ответила девушка так безразлично, как только смогла, в то время как ее сердце яростно стучало: «Трусишь! Трусишь!» — Я буду очень занята в эти дни. Здесь накопилась куча дел.

Салман быстро выпрыгнул из машины и прижал ее к джипу. Она чувствовала его возбуждение.

— Значит, ты спрячешься от меня на конюшнях?

Джамиля попыталась оттолкнуть его, но это было невозможно.

— Тебе ничто не мешает прийти. А мне нужно работать. Ты можешь это понять?

В ту же секунду он весь напрягся, и Джамиле стало стыдно, когда она увидела ужас в его глазах. Он отпрянул от нее и холодно сказал:

— Поступай как знаешь. Посмотрим, сколько ты продержишься.

Про себя Джамиля ответила, что продержится до тех пор, пока он не вернется во Францию. Однако когда она смотрела, как он садится в джип и уезжает, ей стало досадно, что он не был с ней более настойчив и не убедил ее поехать с ним. Затем она повернулась и отправилась к конюшням.

Когда через пять минут она подходила к стойлам — своему самому любимому месту на свете, — все здесь показалось ей мрачным, холодным и заброшенным.

В свой первый день в Мерказаде Джамиля не получала никаких известий от Салмана — только девушки на конюшнях болтали о нем. Джамиля рассердилась на них и пожалела, что Абдула нет рядом.

Вечером, ложась в постель, она была расстроена и думала, что Салман забыл о ней. Возможно, он уже вызвал своих развеселых друзей, чтобы они развлекали его.

В ту ночь ей снились непонятные возбуждающие сны. Когда она проснулась, все ее тело ныло. Нахмуренная, Джамиля собиралась на работу. И это всего лишь после одного дня? Она пропащая душа. В середине утра из замка прибыла одна из горничных и вручила Джамиле неподписанный конверт. Сердце ее стучало — она отвернулась, чтобы прочитать письмо. Почерк был знакомый.

«Тебе было вчера так же плохо, как мне? Ты нужна мне, Джамиля», — говорилось в письме.

Джамиля не стала писать ответ и отпустила девушку. Часа два она приходила в себя, пытаясь справиться со своими чувствами: радостью, что Салман не забыл о ней, злостью на себя за то, что потеряла голову, словно подросток, злостью на Салмана, что он нарушил данное в Париже обещание, и злостью на свое тело, которое не хотело ей подчиняться.

В этот момент ей пришла эсэмэска: «Ты получила мое письмо?» Секунду она колебалась, а потом ответила: «Да. Не намерена продолжать эту тему. Я занята».

Через секунду Салман ответил: «Я тоже занят. Если ты не забыла, я правитель Мерказада. И я не могу ни на чем сосредоточиться».

Джамиля поймала себя на том, что улыбается, немедленно изменила выражение лица, выключила телефон и погрузилась в работу. Однако в течение всего дня из замка приносили все новые и новые конверты, содержимое которых говорило о разных стадиях возбуждения Салмана, о том, что на ней надето и как он хочет это снять, и о том, что он сделает потом.

К концу дня Джамиля была совершенно измучена, но все же не рискнула пойти в замок и заявить Салману, чтобы оставил ее в покое. Потому что была уверена — именно этого он и добивается и что в таком состоянии она не сможет ему противостоять.

Конюшни были ее единственной надеждой на спасение, хотя она и стыдилась, что использует этот запрещенный прием.

На следующий день все повторилось. Письма следовали одно за другим, телефон постоянно подавал сигналы, хотя теперь она удаляла сообщения, даже не читая их. Он сводил ее с ума. Впрочем, нет. Она сама сводила себя с ума — не могла не думать о том, что он написал ей: «Ты возбуждена сейчас? Помнишь душ в Париже? Чего ты больше всего хочешь?»

Это была сексуальная атака, к которой Джамиля была совершенно не готова. В тот вечер телефон у ее кровати зазвонил. Она сняла трубку и раздраженно сказала:

— Да.

В трубке она услышала смешок.

— Что такая мрачная? Не можешь уснуть? Слишком возбуждена?

Джамиля изо всех сил сжала трубку во вдруг вспотевшей ладони и почувствовала, что на самом деле возбуждена. На ней были только трусики и футболка.

— Ничего подобного. В отличие от тебя, я слишком занята. — Она старалась, чтобы ее голос прозвучал как можно холоднее.

На другом конце провода снова раздался смешок, и Салман ответил:

— К счастью, интеллект у меня выше среднего, поэтому я легко справляюсь со сложными задачами. Хотя те записки чересчур повлияли на меня — я же вел переговоры.

Джамиля едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, пытаясь представить, как Салман старается скрыть свое возбуждение во время переговоров. Боже, да они как подростки!

— Ты сейчас в постели?

— Нет, — немедленно солгала Джамиля.

— Врунья, — притворно заворчал Салман. — Что на тебе надето?

— На мне джинсы и футболка.

— Еще раз врунья. Я сейчас угадаю. На тебе трусики и футболка?

— Ничего подобного. На мне пижама, застегнутая на все пуговицы.

— Значит, ты отправишься прямо в ад, Джамиля Моро.

— Нам с тобой там будет тесно, — парировала девушка.

— Супер. — В голосе его слышалась боль. И Джамиля почувствовала себя виноватой, но он тут же продолжил: — Знаешь, о чем я думаю?

— Я не хочу знать, Салман. Я слишком устала…

Он оборвал ее:

— Я думаю, как ты лежишь там, твои волосы разметались, футболка приподнялась и обнажила живот, но плотно обтянула грудь. Я думаю о том, как стягиваю с тебя футболку, как твои соски твердеют, как они хотят, чтобы я дотронулся до них языком…

— Салман… — слабо прервала его Джамиля, потому что ее вены переполнились горячим желанием. Ее рука лежала на животе и как-то сама собой спустилась к трусикам.

— Что Салман? — хрипло спросил он. — Остановиться? Ты не хочешь этого. Ты хочешь, чтобы я был рядом, чтобы целовал твою грудь до тех пор, пока твоя спина не выгнется, тогда я стащу с тебя трусики, раздвину бедра и поищу что-нибудь горячее и влажное…