Противостояние. Книга первая (СИ) - "Сан Тери". Страница 22

Боль может быть разной, иметь множество оттенков и граней. Айгура Канто мне показал всего лишь несколько цветов.

Пара точечных касаний обездвижили эффективнее любой самой крепкой верёвки. Трепетная ласка пальцев вдоль горла - и кляп не понадобился.

Вооруженный спицами-иглами Канто, поджав ноги, разместился рядом на полу,    ничего не выражающим тоном рассказывая о том, что, когда длина поводка велика, пёс забывает, что на нём надет ошейник.  Наглеет и, заигравшись, смеет кусать руки хозяина. Пёс не понимает хорошего отношения, считает, что так и должно быть. Но что дало право псу думать, что он особенный?

- Красивым людям многое прощают, Реми, однако  заблуждение по поводу пределов собственных возможностей их подводит. Они начинают  мнить это своей заслугой,  забывая,  что красота хрупка и разрушима. Одно движение, и...

Канто медленно провёл иглой по щеке, оставив след и тоскливое понимание: мастер изуродует меня. Я доигрался, перешёл грань.

– ... она может исчезнуть, – проговорил Айгура, не двигаясь и не углубляя нажим.

Я не знал, что  он выберет. Знал: он может принять любое решение и нет способа на него повлиять. Он сам определит меру, а мне останется только смириться. Я слаб противодействовать. Но придёт день, который сделает меня сильнее, напоит местью. Я отключил эмоции, читая в неумолимых глазах приговор.

В свете ночника длинные ресницы наставника дрожали чёрной травой. Ночь рисовала их кисточками, щедро бросая краску горстями, отчего они стали пушистыми и длинными. На точёных скулах бронзовый румянец шлифовал кожу сливочным бархатом; тронь - и на ощупь она нежнее шкурки персика, хотя на самом деле была сухой и обветренной.

Я дотрагивался прошлой ночью не раз, мечтая сорвать с лица маску, увидеть человека, но оказался бессилен перед стеной наслаждения и бесконечного обмана поцелуев. Лжи, в которой мне не хотелось тонуть, потому что утонуть в болоте иллюзий может пожелать лишь глупец. Вчера он воспринимался заботливым богом, а сегодня стал равнодушным демоном, в клочья разрывающим своим безразличием.

Пощады ждать бесполезно. Обречённость твёрдо сомкнутых губ, решимость мрачного взора, что ещё утром нежила меня сладкой негой. Лаской, похожей на ядовитую отраву, проникающей в разум, делающей человека податливым и слабым, заставляющим верить.

Я приоткрыл рот - в отвращении, желая стереть вкус памяти, - но оказался не в силах двинуться.

Трепещущий белый мотылёк, пойманный за крылышко, кружащий на ветру в танце золотых разлетающихся лепестков. Грозовые небеса, заполненные искорками светильника. Способен ли Айгура Канто проиграть собственному оружию?

По щеке стекло несколько капель крови. Канто наклонился и слизал их языком,  смял губы, сжигая поцелуем, возвращая воспоминания не позволяя отринуть, разорвать установившуюся связь.

Металлический привкус стали, смерть снежинок, разлетающихся в воздухе. В ночь,  когда  войска короля напали на наш замок, мир пылал, лишённый воздуха, взрывался снопами искр. Снежным крошевом рыдала зима над насилием, но метель не могла победить огонь. Я помнил гибельную черноту небес, морозные звёзды, гарь и копоть, жуткий треск горящего дерева и лопающихся камней, крики, трупы, выпотрошенные на снегу. Скрип снега, бесконечный звук.

Скрип. Скрип. Скрип.

Бежит по сугробам человек с  трёхмесячным ребёнком на руках, уходит от погони. Срывающееся хриплое дыхание...

Губы Канто обладали способностью пробуждать глубинное, давно позабытое, спрятанное внутри.

-  Твоя красота причиняет боль, Реми, – шептал Канто завороженно. - Вы так похожи - два отражения в зеркале. Я смотрю на тебя и вижу её... Она раздражала меня... была моей слабостью... как и ты...

О, если бы я мог говорить! Но всё, что я получалось, - бессильно слушать, разрываясь от противоречивых эмоций. Мастер Канто впервые коснулся запретной темы. Впоследствии именно это стало побудительным толчком, заставившим меня попытаться найти ответы самостоятельно.

- Это сводит меня с ума, вынуждает терзаться бессилием. Сильвермэйн - проклятое семя. Вам дана власть над людьми, и именно поэтому вы уничтожаете всё, к чему прикасаетесь, разрушаете своим существованием. Никто не может противостоять этой власти, остановить. Гибельная красота. Она уничтожала людей. Ей нравилось стравливать их между собой и смотреть, как проливается кровь. Её это возбуждало, представляешь? Она была сумасшедшей, но - небо свидетель - я любил её.  Я не мог смотреть, как она страдает... именно поэтому.

С этими словами мастер Канто сдёрнул пояс и завязал себе глаза.

Я не понял половины из того, что он говорил. О ком он говорил. О моей сестре?  Что всё это означало? Однако осознание: Канто завязал глаза, чтобы не видеть меня, - кристальной ясностью открыло намерение учителя причинить мне боль.

- Всё, что я делаю, - безразличным тоном сказал Канто, и в статуях проклятых богов, украшающих ступени храма, было больше жизни, чем в моём учителе в этот миг, - делаю для твоего же блага. Сумеешь победить слабость - я остановлюсь, не сумеешь – ночь не закончится. Этот урок станет наказанием, но не забывай: прежде всего - это урок. Извлеки из него понимание и пользу.

Канто прекратил истязания, когда я  осознал, что чем больше поддаюсь боли, тем сильнее она становится. Мастер заставил меня преодолеть боль и изменить порог восприятия.

Пытка прекратилась, когда необходимость в ней отпала. Моему телу не было нанесено ни единой раны, ни единого синяка или следа не осталось на коже, но Канто знал куда нажать или надавить, используя иглы. В какую точку воткнуть острие, чтобы мир перед глазами превратился в преддверие ада, а сознание взорвалось раскалённой лавиной боли, которая приходила не сразу, но нарастала постепенно, погребая под собой без остатка.

Завершив работу, Айгура Канто не спеша положил иглы в коробочку и только после этого снял с глаз повязку, позволяя себе удостовериться в результате.

Он не стал вызывать слуг. Вернул телу способность двигаться и говорить, после чего сообщил, что у меня есть два часа позаботиться о себе и навести порядок в комнате, прибрав  за собой. Иначе мы повторим урок. Я справился меньше, чем за полчаса, оценив щедрость наставника, тактично предоставившего мне время для уединения.

Закрыв глаза, я сидел на полу - стискивая зубы и вжавшись затылком в  столбик кровати. Я думал о том, что, помимо боли физической, существует и другая. Душит змеёй.

К приходу Канто пол блестел чистотой. В курильницах дымились благовония. В открытые окна врывался сквозняк, выстиранная одежда сушилась на заднем дворе.

Один из послушников, решивший сострить по поводу подозрительных постирушек на ночь,  отшатнулся. Я собирался уничтожить его, произнеси он любое слово. И он поспешил убраться прочь. Намерение убить стегнуло его ударом хлыста, заставив кружащую в воздухе смерть распахнуть крылья. Канто долго вытаскивал из меня умение подавлять противника энергетикой. За одну ночь я освоил гораздо больше, чем мог в себя вместить, повзрослел на несколько лет.