Помоги мне исполнить мечты (СИ) - Либерт Таисса. Страница 73

А затем картинки стали меняться. «Ты не Алиса!» — восклицали хором животные. «Совершенно верно, я не Алиса», — отвечала я. «Так в кого превратился ребенок Герцогини, в поросенка или гусенка?» — спрашивал Чешир. «Ну что, отгадала загадку?» — вторил Шляпник. «Нет, но мне кажется, что я могу, если захочу». — Пришла к такому умозаключению я. «Вы сумасшедшие!» — говорила я. «Если бы ты была в своём уме, то не оказалась бы здесь», — заключил Чешир.

Я пила чай со Шляпником, Мартовским кроликом и Мышкой-соней. Пела песни с говорящей черепахой Квази. Рассказывала историю своей жизни гусенице, курящей кальян. Сыграла партию в шахматы с Белой Королевой. Но самый мудрый совет мне дал Чеширский кот. «Котик, Чешир! Расскажи мне секрет этого чудесного, счастливого места?» — задала вопрос я. «Просто мы все здесь не в своём уме», — ответил он. А я все еще спрашивала: «Но как мне быть, что мне делать, если конец в любом из случаев будет один и тот же?». Тогда Чешир произнес: «Раз итог все равно будет один, тогда и все равно, что делать».

Это был один из тех самых красочных снов, что снились мне так часто, только вот сегодня, к удивлению, этот сон был очень приятным. Если вдуматься в слова Чешира, то он прав. Сидеть ли мне взаперти дома или же хорошо проводить время — все равно я умру. Так лучше уж проводить остаток дней так, чтобы было о чем вспомнить в предсмертной агонии!

Проснувшись, я с содроганием спустилась на кухню, где у плиты стоял отец. Он неумело переворачивал яйца, жарившиеся на сковороде, и бекон — видимо, готовил для меня завтрак, ведь только я одна в семье ем глазунью, обжаренную с двух сторон, но при этом яйцо внутри должно остаться немного жидким.

— Доброе утро! — с улыбкой произнес он.

— Доброе, — ответила я, потирая глаза рукавами пижамы. — Чего это ты встал ни свет ни заря?

— Завтрак! — с энтузиазмом проговорил отец и поставил на кухонную тумбу дощечку, а на неё — сковородку. Затем взял кофейник и плеснул напиток в мою кружку, по краям которой мелкими каплями расплескался кофе. От напитка заклубился беленький пар — горячий.

Я натянула края кофты до кончиков пальцев и села за кухонную тумбочку. Облокотившись об неё, положила голову на руку, а другой водила над кружкой, чтобы уловить горячее дыхание кофе. Как ни странно пальчики были ужасно холодные, и я стала греть их о кружку. Завтрак был немного подгорелый, но вполне сносный. Папа никогда не научится жарить даже жалкую глазунью, зато руки у него самые что ни есть золотые.

Поблагодарив отца за такое кушанье, я пообещала ему завтра сама приготовить что-нибудь, а то он так когда-нибудь дом спалит, помыла посуду и направилась в ванную, где приняла освежающих душ. Разглядывая себя в зеркале, понимала, как же жалко я выгляжу: растрепанная, с опухшим лицом, унылая. Поэтому пришлось припудрить лицо, иначе бы люди точно подумали, что я зомби. Надев беленькие колготки, юбку и длиннющий свитер, я начала собирать учебники и тетрадки. Странное волнение охватывало меня, неизвестно с чем связанное. Можно было бы подумать, что это что-то о Майки, но нет — на его счёт я совершенно не волновалась. У меня в голове уже был построен план действий, как вести себя, если я его встречу, и я твердо уверяла себя, что смогу его сдержать, хотя небольшое сомнение всё еще оставалось. Ведь это я, Эмили, еще та трусиха.

Весной веяло в воздухе. На самом деле, весна началась еще в феврале, но у меня не было времени насладиться ею, столько всего навалилось. Но сейчас я замечаю всё: как летают мелкие букашки, как опадают лепестки вишен и как ветер их подхватывает, неся куда-то вдаль. Всё небо заволокли розово-белые листики, по форме напоминающие мелкие сердечки. Пахло только-только распускающимися цветами, в основном, маками и тюльпанами, а также цветущими деревьями, росой, молодой травой и после дождевой свежестью. Солнце светило мягко, лаская теплыми лучами каждого, словно говорило: «Эй, сними с себя эти тяжеленные куртки, искупайся в моём тепле». Вся эта атмосфера воодушевляла — я люблю весну, она прекрасна. Хотя я люблю каждое время года, ведь все они прекрасны по-своему.

Радуясь теплому солнечному дню, учащиеся вышли из душного здания школы и расположились на уже позеленевших газонах. Травка, хоть и казалась острой на первый взгляд, была мягче пера и приятно щекотала кожу — я специально гладила её ладошками и не могла оторваться от этого занятия, какое бы глупое оно не было. Мне на какое-то время показалось, что сегодня будет прекрасный день и что ничто не сможет его испортить. Но это было, конечно же, не так.

Самое удивительное, что произошло со мной в этой школе — это то, что люди теперь узнавали меня. Когда я зашла в здание школы, по школьному радио уже крутили записи песен Ив. Её голос, прекрасный, нежный, волнующий и радостный, заставил меня вспомнить то чувство горечи и обиды. На глаза навернулись слезы. Мне хотелось броситься в зал, где руководят трансляцией песен по радио, что-нибудь крикнуть им, что-нибудь разбить. Мне хотелось крушить и убивать.

На первом и втором уроке всё шло гладко, многие в коридорах подходили ко мне, восхищались, а я лишь смущенно отмахивалась — на самом деле, все заслуживает Ив. И постоянно, как только включали хоть одну песню подруги, меня охватывала тоска и злоба.

Но на большой перемене всё изменилось.

Так как я не видела в здании ни одного своего знакомого, то решила, что обедать в столовой не буду. А затем и вовсе отказалась от этой затеи — совсем кусок в горло не лез.

— Эй, привет! — Передо мной появилась Лейла, каким-то образом нашедшая меня в толпе однообразных людей. Она шла вперед спиной, постоянно оглядываясь назад, чтобы не столкнуться с кем-нибудь или не споткнуться обо что-нибудь. Хотя у меня создавалось впечатление, что она не хочет, чтобы я что-то увидела.

И, правда, люди в коридоре переменили своё отношение, как ни странно, именно ко мне, словно их всех подменили. Теперь они постоянно бросали взгляды на меня и перешептывались. Точно так же, как тогда, в ноябре. Мне вновь стало не по себе, и я поёжилась. «Смотри! Сейчас что-то будет!», «Эй, это она!», «Интересно, она уже знает?!» — такие фразы слышались в сперва непонятном шёпоте. Натянув свитер на кисти, я сжала кулаки, поправляя рюкзак и держа в руке методички и тетради по истории, которые только что достала из своего шкафчика. Если честно, то всю эту неделю я подумывала бросить школу. Вновь.

— Слушай, может, обойдем этот коридор с улицы? — Не унималась Лейла. Она постоянно лепетала что-то в этом роде. А затем я увидела Бриттани; всё произошло очень быстро: девушка в наглую прошлась рядом с нами, хорошенько задев плечом Лейлу, — та отскочила на пару шагов в бок — а затем Бриттани рявкнула «Шестерка!» и скрылась в толпе.

— Ты в порядке? — поинтересовалась я, глядя, как блондинка потирает ушибленное плечо. По какой-то причине меня тянуло в конец здания, туда, куда засасывает и всех остальных. Ведь что-то же привлекло их, но что?

— Эмили, я прошу тебя, давай обойдем? — жалостливо проговорила девушка.

— Да ладно тебе. Что может случиться?

И я двинулась вперед, сливаясь с потоком людей. Было очень шумно, и все волновались — от этого у меня с непривычки разыгрывалась мигрень. Приближаясь к точке, я заметила какую-то группу людей, столпившихся полукругом возле окна. А когда я подошла ближе, то увидела её. Она скалилась, предвкушая моё поражение; мне кажется, она уже давно ждала моего появления. Лейла схватила меня за запястье, оттягивая, пока не поздно, назад; но уже было поздно.

— Эмили! — закричала на всю школу та самая девушка. — Эмили Джейн Беннет! Как давно мы не виделись. — Снова этот её оскал. Она стукала своими дорогими туфлями, шагая медленно, хитро, расчетливо, и мне казалось, что она когда-нибудь поцарапает школьный паркет своими шпильками.

— Здравствуй,… — произнесла я, сглатывая слюну, — Стейси. — Просто так без всяких фамильярностей типа «Имя, Фамилия» поприветствовала блондинку.