Горны Империи - Верещагин Олег Николаевич. Страница 17

— Не перебивай, — покачал головой рыжий. — А до покупателей окунь доходит по рублю двадцать за килограмм. Представляешь, какие деньги на этом делаются?

— И следовательно, это нужно принять, как данность и ничего нельзя изменить — даже учитывая, что тридцать процентов ваших детей недоедают, а сорок процентов населения живёт ниже далеко

не шикарного прожиточного минимума?

Денис с досадой вздохнул — теперь он не заметил и своего собственного отца.

— Третьяков, Борис Игоревич, — представился офицер, становясь рядом с сыном и кладя ему руку на плечо. — Капитан ОБХСС, как уже успел сообщить мой сын, которого, кстати, зовут Денис.

— Смаль, Игорь Иванович, — рыжеволосый внимательно рассматривал отца.

— Я слышал… Так как с этим, господин капиталист? — голос отца был не неприязненным, но насмешливым.

Смаль какое-то время молчал. Потом покачал головой:

— Вы уже почти сорок лет строите новое общество. Небезуспешно, надо признать. Вы смогли победить организованную преступность внутри страны и разгромить бандитские «государства» за её пределами. Смогли выйти в космос. И тем не менее, ваша служба всё ещё существует и не бездействует. Так, может быть, то, что вы считаете преступлением, в природе человека? Кто-то стремится в космос, а кто-то — в собственную виллу с мраморной лестницей. И можно лишь уменьшить причиняемое этим зло… — он помедлил. — На моих предприятиях работают восемь тысяч человек. У всех есть семьи. Я трачу большие деньги на бесплатное образование, лечение, отдых, досуг тех, кто дорог моим рабочим.

— Фирма «Энергия» добывает в горах хребта Голодный дешёвые трансурановые элементы, — сказал Борис Игоревич, и Денис удивлённо посмотрел на отца: голос того стал странным. — Более дешёвые — пока более дешёвые — чем Империя добывает на Венере. Год назад совет директоров «Энергии» предложил Его Величеству контракт. Очень выгодный контракт. На тридцать процентов более дешёвое сырьё, чем привозят наши корабли. Его Величество мог согласиться, и по крайней мере в большие города свет подавали бы круглосуточно. Но Император отказался. Он вообще объявил представителям «Энергии» запрет появляться в Империи. Потому что в шахтах фирмы…

— Я знаю, — поморщился Смаль.

— Вот именно — знаете, — жёстко сказал Третьяков. — Знаете, что туда вербуют детей из нищих семей. Платят им сдельно за добытое сырьё. По системе «давай-давай». И через год умирает две трети, а треть возвращается домой искалеченными лучёвкой и тратит заработанное на то, чтобы протянуть ещё года три. Знаете, что пять лет назад наш ТочМаш предложил «Энергии» скафандры высшей защиты. Мы готовы были сделать их… нужного размера. Но это оказалось слишком дорого. Слишком дорого, — повторил Третьяков и бессознательным жестом погладил волосы сына. Денис замер. — И ещё вы знаете, куда уходит значительная часть добытого — в район Золотого Треугольника! — отец почти крикнул это. — Туда, где кучка ненормальных тщится вернуть прошлое и отравить вот его! — он тряхнул Дениса за плечо. — Его отравить своим ядом! А ваши деловые люди снабжают их энергией! Их, а не нас, потому что там всё понятно: ты мне, я тебе! Вы правы, мы уже много лет строим нового человека. И поверьте — у нашего человека хватит сил разрубить тот узел проблем, который кажется вам неразрешимым… — отец улыбнулся. — Извините, Игорь Иванович. Я сорвался. Просто…

— Я понимаю… — Смаль покачал головой. — Я вот рассказывал вашему мальчику… про своё детство. Почти каждую неделю кто-то из нас тонул. Захлёбывался. Я… я знаю, что это такое, о чём вы говорите. Но мы бессильны, — лицо Смаля стало горьким. — Мы в самом деле бессильны. Если у вас получится — в добрый путь. Но… — он безнадёжно покачал головой опять и вздохнул. — И тем не менее я рад знакомству. И всегда готов помочь — в любой момент по мере сил.

— Вы можете помочь прямо сейчас, — предложил Третьяков. — Время завтрака. Давайте пройдём в вагон-ресторан и поговорим за едой.

— С удовольствием, — в голосе Игоря Игоревича прозвучало облегчение. — Но… вы едете с женой и сыном. Могу ли я пригласить и их…

— Никого не надо приглашать, Игорь Игоревич, — улыбнулся Третьяков-старший. — Мы идём есть. Вы — есть. И мы — есть. А не угощать друг друга, чтобы потом говорить о полезных связях. Ведь так?

Смаль несколько секунд смотрел в лицо офицера. Потом кивнул:

— Ну что ж. Значит, так. А кормят в ваших поездах вкусно.

Вообще-то странный капиталист был прав. Коромили и правда вкусно, но… но, если честно, Денис не знал, что ему делать — есть или вслушиваться в разговор отца и Смаля.

— Никакой войны не будет, — Третьяков-старший легонько постукивал ножом по краю тарелки. — На их стороне окажутся только наёмники. А наёмники не смогут противостоять нам.

— Воевать можно по-разному, — задумчиво возразил Смаль. — И потом — большинство людей слабы и не уверены в себе. Когда вы станете отнимать у нынешних хозяев их добро… — Борис Игоревич покривился, Смаль засмеялся: — Станете-станете, без этого не обойдётся! Так вот, люди решат, что

вы просто ходите занять место этих самых хозяев. И вряд ли захотят менять знакомое зло на незнакомое. Знаете, как у Шекспира — мириться лучше со знакомым злом…

— Я читал "Гамлета", — резковато ответил Третьяков.

— А, извините… Так вот. Не захотят просто из страха потерять то, что всё-таки имеют. А если вы поставите на тех, у кого нет вообще ничего — они примутся первым делом примитивно грабить и вас же опорочат. И вас, и идею.

Третьяков-старший довольно долго молчал. Молчал и Смаль — не с превосходством, а скорей сочувственно, как человек, привёдший неотразимый аргумент и теперь жалеющий оппонента.

— Вы исходите из нехитрого постулата, кажущегося вам аксиомой, — медленно заговорил офицер ОБХСС, — что каждый человек больше всего в жизни хочет урвать себе жирный кусок. Но и у вас таковы не все. Даже не большинство, иначе Бахурев не пришёл бы к власти. Мы помним, как мужественно сражалось ваше казачество в Серых Войнах… да и сейчас. И мы о вас куда лучшего мнения, чем вы сами о себе.

Смаль посмотрел удивлённо. Поморгал. Нерешительно улыбнулся и пожал плечами:

— Ну хорошо, ладно… Но вы зря везёте семью. Вашего предшественника снайпер застрелил у дверей дома. Прямо у входа.

— Я знаю, — кивнул Третьяков-старший. — Но ещё я знаю, что до этого ваши местные хозяйчики просто распоряжались налоговой полицией, открыто говорили, что ей делать и куда не соваться. А убийство исподтишка — уже прогресс. В мирное время так убивают те, кто боится. Я заставлю их бояться ещё больше. Если не хватит сил у меня — мой преемник покончит с ними навсегда.

— Да, с такой убеждённостью можно рассчитывать на успех… — задумчиво согласился Смаль. — Но жена и сын…

— Оставьте. Жена — офицер гражданского медицинского корпуса. Сын — пионер и член совета отряда… Поймите, Игорь Игоревич, — неожиданно горячо добавил он, — мы с вами одной крови. И мы не дадим вам сгнить за здорово живёшь. Вам же известен опыт Желтороссии — там всё было куда как хуже вашего! Ну и где же "всемогущая и бессмертная триада"?! Кто не застрелен и не повешен «витязями» — шестерит на побегушках в том же «треугольнике». А на месте их дворцов — детские сады, школы и Дворцы Пионеров. А как англосаксы разделались с Империей Картелей на берегах Венесуэльского Залива? Не спасли ни джунгли, ни целая наёмная армия с танками и самолётами!

Денис аккуратно отрезал вилкой кусочек зразы, но есть его не стал. Вместо этого мальчишка поднял на Смаля глаза и спросил в упор:

— Почему вы боитесь надеяться?

На мальчишку обернулись все трое — мать, отец, Игорь Игоревич. Непонятными глазами посмотрели. Денис почему-то оробел, но и рассердился. Немного. И повторил вопрос — с вызовом, громче, так, что обернулись и несколько человек за соседними столиками:

— Почему боитесь надеяться? — и, смешавшись, уже тихо сказал: — Извините.

Смаль помолчал, играя ножом. Положил его на тарелку. Кажется, надеялся, что Третьяковы-старшие снова заговорят. Но они молчали, только в глазах у отца Денис читал немного насмешливый и немного печальный вопрос — тот же самый. И Игорь Игоревич сказал так же тихо, как извинялся Денис: