Горны Империи - Верещагин Олег Николаевич. Страница 18

— Понимаешь… это страшнее всего. Когда начнёшь надеяться и…

Он не договорил и снова начал есть. Потом вдруг положил прибор, скомканно извинился — ещё более смущённо, чем Денис — и вышел.

— Несчастный человек, — тихо сказала Валерия Вадимовна и покачала головой. — Не может позволить себе надежды…

— Но почему?! — недоумённо и звонко спросил Денис. Он правда не понимал!

— Не понимаешь? — спросил отец, чуть шевельнув ртом.

И неожиданно добавил весело:

— Ну и хорошо, что не понимаешь, сын!

Глава 6

ВЕРНЫЙ

Море Балхаш по-прежнему тянулось за окнами слева. Справа — были леса, из которых время от времени, но всё чаще и чаще, высовывали свои бока какие-то посёлки. При той скорости, с которой двигался поезд, рассмотреть ничего толком не удавалось, но вроде бы умирающие от истощения люди нигде не валялись и манифестации не появлялись в пределах видимости. Зелень была намного гуще и как-то ярче привычной Денису, но это он и раньше заметил…

Вообще-то на море, да и на лес, Денис мог смотреть бесконечно. Но надо когда-то и впечатления записывать… Тем более, что купленные им приложения к "Блокноту пионера" требовали заполнения. А писем ждали и Войко и в отрядах.

Устроившись за столиком в купе, Денис почти час добросовестно заполнял жёлто-серые листы при помощи новенькой, заправленной до отказа ручки. Правда, как он честно сказал сам себе, перечитывая написанное, вышел не столько отчёт о четырёх днях пути, сколько какая-то гнилая философия. Ну ладно. Пусть пока так.

Он уже собирался добавить ещё кое-что по поводу капиталистов, когда из коридора позвала мама:

— Дениска, иди скорее, где ты?!

Голос у неё был весёлым и нетерпеливым. Мальчишка, поспешно закрыв ручку колпачком, выскочил наружу.

К окнам высыпали почти все обитатели вагона — так, что Денис даже заопасался: а вот перекинемся?! Тем более… ой мамАААА! Было куда!

В полном восторге, смешанном с опасением, Денис втиснулся между родителями и не запротестовал даже когда мама обняла его за плечи. А Третьяков-старший сказал тихо:

— Большой Каскад. Отсюда вся энергия республики… — и не удержался: — И поэтому они так лихо торгуют редкоземельными.

— Боря, помолчи, — попросила Валерия Вадимовна.

Денис ошалело моргал. Он был в поезде — маленький по сравнению с этим поездом. Но… но и этот огромный поезд казался крохотной гусеницей на стене бетонного дома по сравнению с…

Рейсовик с бешеной скоростью мчался по идущему над пропастью высотой в сотню метров… нет, больше!.. пандусу, который поддерживали ряды колонн. Слева — откуда-то сверху — рушились колоссальные массы белой от пены воды — рушились медленно и (слава звукоизоляции) бесшумно, пропадая внизу. А справа и ниже — в зелени и синей дымке — лежал город.

— Вот он, наш Верный, — сказал кто-то дальше по коридору. Женский голос ответил:

— Какая красота… Но если прорвёт эту плотину?!

Денис усилием воли заставил себя посмотреть вниз, насколько позволяло окно. Там, внизу, был белый пар и шевелящаяся тьма. И вертолёт, летевший ниже поезда, а ещё — несколько белых с алым домиков на каком-то уступе. У мальчишки заперло дух, но в то же время ему захотелось орать от восторга.

— Па, кто построил эту плотину? — спросил он отца, высвобождаясь от маминой руки. Борис Игоревич ответил:

— Когда-то тут был лавиноотбойник, — он кивнул чуть в сторону от трассы движения поезда. — Во-он в той стороне знаменитое Медео… Так вот. А потом, когда появилось море, строили дамбы, кое-как отгораживались… А двадцать семь лет назад отгрохали вот это. Феодальными методами, чуть ли не голыми руками. Если бы мы не помогли — были бы вторые пирамиды по количеству погибших.

— Но впечатляет, — заметил сосед справа, молодой инженер в новенькой форме. — Я еду сюда работать… Лёвшин, Антон… — он чуть замялся, — …Станиславович.

Третьяковы представились. Мужчины заговорили про энергетику, Валерия Вадимовна то и дело вставляла замечания про заболоченность и эпидемии. Послушать это было интересно, да… но Денис ринулся в купе — записывать впечатления… а лучше сначала скорее достать и наладить фотик.

Однако, сделать ему не позволили ни того, ни другого. Выяснилось, что "уже приехали" и "надо собираться". Правда фотоаппарат Денис всё-таки достал и повесил на сумку, чтобы был под рукой.

Поезд замедлял ход; уже сделали объявление, что прибываем в столицу — так и сказали, «столицу», и Денис про себя хмыкнул. Кто там, на объявлениях, сидит? Какая это столица? Для него столица — Великий Новгород. Конечно, надо честно сказать, Верный намного больше, если вот так глядеть. Зато столица Империи красивей. А уж саму-то Империю сравнивать с Семиречьем… Мальчишка хмыкнул уже вслух, и мама поинтересовалась:

— Ты чего, мыслями подавился?

Денис ничего не ответил. Они как раз начали вытаскивать чемоданы…

…Снаружи давила влажная духотища. Небо скрывали плотные серые облака, бегучие и изменчивые, хотя тут, внизу, царило безветрие. Изогнувшееся буквой С здание венчали огромные алые буквы — ВЕРНЫЙ — и ещё какие-то надписи, плакаты, всякая всячина… Народу было полно уже на перроне, самого разного. Прямо вдоль стены Денис с изумлением увидел каких-то одетых в рваньё людей, в том числе — стариков, детей! — которые попрошайничали. Кто вслух, кто протягивая плакаты с безграмотными надписями. Моргая изумлённо, мальчишка протянул было руку за фотоаппаратом, но потом передумал. Скользнул взглядом по сидящей на корточках невероятно грязной девочке лет восьми-девяти, одетой только в рваные трусики неопределённого цвета. Посмотрел на отца:

— Па…

— Что? — отец осматривался. — Ах, это… Нет, сын. Деньги, которые ты им дашь, всё равно пойдут не им, а их хозяевам. Тут не листики обрывать надо, а под корень рубить…

— Хозяевам?!. — Денис поперхнулся, провожая взглядом нескольких девушек, одетых с вызывающим неприятным шиком — они, громко пересмеиваясь и перебрасываясь каким-то репликами, прошли мимо, тоже явно кого-то высматривая. Но тут внимание мальчишки было отвлечено чьим-то голосом:

— Извините, вы — Третьяковы?..

…Человек, встречавший Третьяковых на вокзальном перроне, Дениса немного удивил.

Во-первых, он сперва показался Денису совсем мальчишкой — ну, не мальчишкой, но очень молодым мужчиной, намного младше отца — высокий, но тонкий, стройный, что особенно подчёркивалось чёрной водолазкой, приталенным чёрным пиджаком и узкими брюками — в такую жару! Кроме того, был он смуглый, черноволосый и неожиданно синеглазый, чем напомнил мальчишке отца Войко. Во-вторых, он возник словно бы из ниоткуда, хотя и одеждой и манерой поведения был очень заметен.

— Очень рад вас видеть, — черноволосый, широко улыбаясь, потряс отцу руку, наклонился к руке матери, выпрямился, тряхнул руку Дениса. — Позвольте представиться, товарищи — Муромцев, Виктор Анатольевич, полномочный представитель Его Величества в Семиреченской Республике… — Денис хлопнул глазами: это значило, что смуглый — дворянин. А тот продолжал: — Ну, пойдёмте к моему экипажу, недельку поживёте у нас, освоитесь, а потом — и на место службы, так сказать. О вещах не беспокойтесь, наши люди их выгрузят, погрузят и доставят. Они знают, куда.

Нет, он был не молодой, постарше Третьякова-старшего. Это становилось видно по глазам. Прежде чем Денис успел поднять мамин чемодан, Виктор Анатольевич сделал это сам и зашагал впереди к выходу в город. Очевидно, отец знал о встречающем, потому что спросил только:

— Едем, как договаривались, Виктор Анатольевич?

— Конечно, — кивнул Муромцев. — Нас ждут уже… Вот сюда, через вокзал.

В самом здании было прохладно и даже, пожалуй, красиво, но тоже многолюдно и очень шумно, на взгляд Дениса. Это был не деловой и не весёлый шум, а какой-то торопливо-истеричный, как будто все разом боялись, что идущий рядом человек займёт какое-то очень важное место, а остальным уже не достанется. Впрочем, Муромцев шёл через этот шум совершенно невозмутимо, и перед ним все расступались. И на большой площади за вокзалом, где почти ко всем приезжающим бросались самые разные люди, к нему и его подопечным никто не сунулся; Денис услышал краем уха, как один загорелый мальчишка с каким-то ящиком на бедре бросил своему младшему напарнику: "Ты чё, это витязь, в приют захотел?!" — и тот, сделав огромные по-настоящему испуганные глаза, растаял в сутолоке.