Меч тамплиеров - Кристофер Пол. Страница 45

— Другими словами, его отделали, как сноп на молотилке, — сказал Мензер, буравя их пристальным взглядом.

Несомненно, он задавался вопросом: знали ли они, почему такая неприятность произошла со скромным профессором-археологом, работавшим допоздна в своей лаборатории?

Исидор Ландсман тоже поглядывал с любопытством. Подвозя их в хирургическое отделение Маунт-Скопус в университетском городке Хадассы, полицейский поинтересовался, почему в журнале охраны факультета археологии среди сегодняшних — вернее, уже вчерашних — записей кроме фамилии профессора Вануну записаны только их имена? Почему они были с профессором в лаборатории? Каковы их отношения? Где они были перед посещением университета? Куда отправились после того, как оставили профессора, и все ли было с ним в порядке? И несколько раз прозвучал вопрос: кто мог избить профессора Вануну до полусмерти и бросить его умирать на цементном полу полуподвального помещения?

Холлидей и Пэгги придерживались заранее выработанной версии событий. Они прибыли в Израиль по совету профессора Стивена Брейнтри из центра исследований Средневековья университета Торонто, чтобы проконсультироваться с Вануну по поводу одного экспоната из наследства Генри Грейнджера. То, что Холлидей — заслуженный ветеран и преподаватель академии Вест-Пойнта, казалось, успокоило коренастого полицейского, но не отбило охоту задавать вопросы. В конце концов он оставил их в покое, напоследок настоятельно порекомендовав никуда не выезжать из города.

В семь тридцать утра им позволили войти в палату Вануну. Она ничем не отличалась от любой больничной палаты, виденной когда-либо подполковником. Пол покрыт темной виниловой плиткой, кремовые стены и достаточно широкая, чтобы провезти каталку, дверь.

На стене блестела зловещая синяя кнопка с табличкой «Тревога». В палате стояли две кровати. Ближняя к двери пустовала. Раффи лежал на койке возле окна, из которого открывался вид на город с высоты пятого этажа и синее южное небо. Пахло мастикой для пола и спиртом. За широким окном, выходившим в коридор больницы, сновали люди с букетами цветов и бумажными пакетами в руках.

Профессор походил на мертвеца, восставшего из ада. Огромные черно-лиловые круги вокруг глаз, опухшие и едва-едва открывающиеся веки. Лиловые, раздутые губы вызывали воспоминание о жителях африканского континента. Голова археолога была перевязана, белая полоска пластыря тянулась поперек переносицы. Левую его руку доктора заключили в гипс. Отовсюду торчали какие-то проводки и трубки.

Гудели сложные приборы, мелькали цифры на экранах. Несколько капельниц гнали лекарства в кровь профессора. Тощий медбрат Жозеф с грубым шрамом на подбородке со славянским акцентом заявил, что у них не больше получаса на посещение больного, подозрительно зыркнул исподлобья и вышел.

Вануну был в сознании, но казался осоловелым от лекарств, которыми напичкали его врачи. Когда они подошли к его кровати, профессор еле-еле улыбнулся распухшими губами. Вместо верхних резцов у него во рту торчали обломки с зазубренными краями. Должно быть, поэтому он шепелявил.

— Я бы поцеловала вас, но боюсь причинить лишнюю боль, — сказала Пэгги, пододвигая поближе стул и усаживаясь.

Она погладила накрытую простыней ногу Раффи. Он улыбнулся сильнее. Но выглядело это жутковато, будто его губы вот-вот лопнут. Холлидей поежился.

— Я чувствую себя вполне сносно, — прошепелявил Вануну. — Ну, разве что слегка проголодался.

— Это хороший признак, — улыбнулась Пэгги.

— Что произошло? — напрямую спросил Холлидей.

— Я изучал свиток, когда в лабораторию вошли трое парней. Это случилось в половину одиннадцатого или немного позже. У одного из них в руках был дипломат, и он сразу забрал части свитка, а двое других начали меня колотить. Причем один пользовался железной трубой, завернутой в ткань, а второй работал исключительно кулаками.

— На кого они похожи?

— Обычные люди. Крепкого телосложения. Возможно, спортсмены.

— Военные?

— Может быть. Я бы не сказал, что они коротко подстрижены. За исключением того, который с дипломатом. Он бритый наголо. Или лысый.

— Татуировки? — Холлидей вспомнил о мече, обернутом лентой, который видел на запястье убийцы в загородном доме Кэрр-Харриса.

— Я не разглядел.

— Акцент?

— Они по большей части молчали.

— Но хоть что-нибудь вы заметили?

Вануну задумался. Приборы тикали и гудели, лекарства капали.

— Тот, с дипломатом…

— Что? Что вы заметили?

— Он был христианином.

— Откуда вы узнали?

— Он носит на шее золотую цепь с распятием.

«В наше время кто только не носит распятие», — подумал рейнджер.

— Может, еще что-то?

Раффи снова задумался.

— Одна вещь… Глупость, конечно.

— Что именно?

— Один из парней, пинавших меня… Прежде, чем я отключился…

— Что?

— Я запомнил его ботинки. Мотоциклетные ботинки. Знаете? Ну, такие, с застежкой…

— Хорошо. Не волнуйтесь.

— Это ботинки «Рогани Бруно и Франко». Я знаю эту фирму — очень дорогая. Я всегда хотел такие. Они делают очень красивые и ноские ботинки.

— И что?

— Это итальянские ботинки. Единственное место, где их можно приобрести, — город Мачерата на Адриатическом побережье.

— Откуда вы все это узнали? — спросила Пэгги.

— Fanum Voltumnae, ¹²⁴ — сказал Вануну, как будто был уверен, что его поймут.

— Fanum — это храм или святилище.

Холлидей с трудом вспоминал уроки латыни Мэри-Луи Джеммил и ее угрозы лишить каникул тех учеников, кто не сумеет к концу учебного года просклонять существительные множественного числа.

— Верно, — согласился Вануну. — Там есть большой археологический раскоп. Когда-то там располагался политический и религиозный центр государства этрусков. А недалеко от Орвието в Средние века находилось место сбора крестоносцев, направлявшихся в Иерусалим. Я много раз там бывал.

— А как далеко продвинулась работа со свитком, прежде чем они явились? Смогли хоть что-нибудь прочитать?

— Я даже не сложил вместе части…

— Сколько было частей?

— Девять.

— А какой длины был весь свиток?

— Тридцать сантиметров. Я измерил все части, сложить их длины нетрудно.

— Значит, двенадцать дюймов…

— Где-то так.

— И они забрали все?

— Наверное. В тот момент мне как-то не удавалось следить за свитком, — буркнул Вануну.

Пэгги укоризненно зыркнула на Холлидея.

— Хотите пить? — спросила она Вануну.

Раффи кивнул.

На столике у койки стоял графин и пластмассовая поилка с носиком. Пэгги налила немного воды и поднесла поилку к губам профессора. Он напился и обессиленно откинул голову на подушку. Даже эта несложная процедура утомила его.

Подполковник вздохнул. Быть может, потеря свитка — намек свыше? К слишком опасной тайне они прикоснулись… Священник в переулке старого города — уже шестая жертва расследования. И это только те люди, о которых Холлидей знал. А сколько неизвестных погибло из-за меча и зашифрованного в нем послания? Без свитка дальнейший поиск становился невозможным. Они достигли конца пути. Пора отправляться домой.

— Ладно, — сказал он. — Вот что я предлагаю. Не нужно больше никуда ходить. Покупаем билеты на самолет и возвращаемся по домам.

— Значит, решили все бросить? — трагически понизил голос Вануну. — Столько трудов, такие лишения — что же, теперь все насмарку? И то, что я вытерпел — ради вас с Пэгги, между прочим, — тоже зря?

— Какая трогательная забота! — ухмыльнулся Холлидей. — Из вас бы хорошая еврейская мамочка получилась.

— Моя мама в самом деле еврейка, а яблочко от яблоньки… — пошутил в ответ профессор, но движение губ, очевидно, причинило боль, и улыбка вышла кривоватой.

— Без сведений, заключенных в свитке, дальнейшие поиски бессмысленны. — Джон пожал плечами. — Ну, разве что какой-нибудь рьяный таможенник задержит ваших итальянских грабителей… В противном случае свиток утерян для нас навсегда.