Участь Эшеров - Маккаммон Роберт Рик. Страница 2

Бледный хрупкий человек со слезящимися серыми глазами работал; перо, зажатое в тонкой нервной руке, быстро бегало по бумаге. Вот он прекратил писать, подпер лоб кулаком и секунду сидел так без движения, словно в голове у него не было ни единой мысли. Потом нахмурился, желчно выругался, скомкал лист и швырнул его на пол, где тот ударился о ботинок мрачного посетителя.

Писатель поднял взгляд, озадаченно моргнул, на лбу и щеках выступила лихорадочная испарина.

— Мистер Эдгар По? — тихо спросил джентльмен в черном.

— Да, — ответил писатель; болезнь и шерри сделали его голос глухим, а речь — невнятной. — А вы кто?

— С некоторых пор мне очень хотелось повстречаться с вами… сэр. Могу я сесть?

По пожал плечами и указал рукой на стул. Под глазами у него набухли тяжелые синие отеки, губы были серые и дряблые. Дешевый коричневый костюм испачкан, белая льняная сорочка и изношенный черный галстук усеяны винными пятнами. Потертые манжеты делали писателя похожим на нищего студента. От него веяло жаром, порой его пробирал озноб, и тогда он откладывал перо и подносил дрожащую руку ко лбу. Темные волосы были влажны, бисеринки пота блестели в желтоватом свете горящей ворвани. По сильно и громко кашлял.

— Простите, — сказал он. — Я болен.

Мужчина аккуратно, стараясь не задеть чернильницу или бумагу, положил свою трость на стол и сел. Сразу же возле него появилась дородная официантка, но он отослал ее легким движением руки.

— Вам следует попробовать здешнее амонтильядо, сэр, — сказал ему По. — Оно пробуждает искру разума, а на худой конец согревает желудок в сырую ночь. Извините меня, сэр.

Вы видите, я работаю. — Он прищурил глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на посетителе. — Как, вы сказали, ваше имя?

— Мое имя, — ответил тот, — Хадсон Эшер. Родерик Эшер был моим братом.

По на мгновение застыл с полуоткрытым ртом, слабо вздохнул, а затем разразился хохотом. Вскоре смех перешел в кашель, и По осознал, что может задохнуться.

Овладев собой, он вытер слезящиеся глаза, еще раз закашлялся и плеснул в стакан шерри.

— Отличная шутка! Примите мои поздравления, сэр! Теперь можете вернуть свой наряд в магазин и скажите моему дорогому другу, преподобному Грисволду, что попытка уморить меня смехом почти удалась! Скажите ему, что столь милого розыгрыша я никогда не забуду! — По от души хлебнул шерри, серые глаза заблестели на болезненно бледном лице. — О нет — стойте! Я ему еще кое-что передам! Знаете ли вы, мой дорогой мистер Эшер, что я сейчас пишу? — По пьяно ухмыльнулся и постучал по лежащим перед ним листам. — Это шедевр, сэр! Ничего лучше я еще не создавал! Взгляд на сущность самого Господа Бога! Здесь все… — Он схватил листы и с хитрой ухмылкой прижал к груди. — Этот труд поставит Эдгара По в один ряд с Диккенсом и Готорном! Конечно, все мы ослепли от сияния ярчайшего светоча литературы, преподобного Грисволда, но с этим я еще поспорю!

По помахал бумагами перед лицом собеседника. На них, казалось, не было ничего, кроме чернильных клякс и пятен шерри.

— Много он вам заплатил за шпионство для его плагиаторского пера? Убирайтесь, сэр! Мне больше нечего сказать вам!

На протяжении всей этой тирады джентльмен в черном не шелохнулся. Затем смерил Эдгара По мрачным взглядом.

— Вы глухи настолько же, насколько пьяны? спросил он со странным певучим акцентом. — Я повторяю: мое имя Хадсон Эшер, а Родерик, человек, которого вы имели наглость злостно оклеветать, мой брат. Я оказался в этом американском бедламе по делу и решил потратить день, чтобы найти вас. Сначала я пошел в «Трибюн», где узнал от мистера Горация Грили адрес вашего загородного дома. Ваша приемная мать снабдила меня списком…

— Крикунья? — По задохнулся. Одна из страниц выскользнула из его руки и упала в пивную лужицу. — Вы были у моей Крикуньи?

— … Списком кабаков, в которых вас можно отыскать, продолжал Хадсон Эшер. — Сдается, я немного разминулся с вами в «Уэльском погребке».

— Вы лжец! — прошептал По, до глубины души потрясенный. — Вы… не можете быть тем, кем назвались!

— Не могу? Прекрасно, тогда перейдем к фактам! В тысяча восемьсот тридцать седьмом году мой больной старший брат утонул во время наводнения, разрушившего наш дом в Пенсильвании. Я со своей женой был в то время в Лондоне, а моя сестра незадолго до этого сбежала с бродячим актеришкой, оставив Родерика одного. Мы спасли что смогли и сейчас живем в Северной Каролине. — Лицо Эшера напряглось и застыло, как маска, а глаза сверкали едва сдерживаемым гневом. — Теперь вообразите мое неудовольствие, когда спустя пять лет я наткнулся на книжицу презренных небылиц, именуемую «Гротески и арабески». Особенно возмутил меня рассказ, названный… Впрочем, я уверен, вы сами прекрасно понимаете, о чем идет речь. В нем вы изобразили моего брата психом, а мою сестру ходячим трупом! О, я очень хотел встретиться с вами, мистер По! «Трибюн» часто писала о вас!

Как я помню, еще какой-то год назад вы были литературным львом, не правда ли? Но сейчас… Да, слава — тонкая субстанция!

— Чего вы от меня хотите? — спросил дрожащим голосом По. — Если пришли требовать возмещение или хотите смешать мое имя с грязью на судебном процессе, то зря теряете время, сэр. У меня очень мало денег, и, клянусь Богом, я никогда не имел намерения порочить вашу честь. Сотни людей в нашей стране носят фамилию Эшер!

— Возможно, — согласился Эшер, — но есть только один утонувший Родерик и одна оболганная Маделин. — Он помедлил с минуту, изучая лицо и одежду По, затем недобро улыбнулся краем рта, показав белые ровные зубы. — Нет, мне не нужны ваши деньги. Я не верю, что из камня можно выжать кровь, но если бы мог, то изъял бы все до единого экземпляры этой вздорной книжонки и устроил бы из них костер. Мне просто хотелось узнать, что вы собой представляете, и показать вам, кто такой я. Дом Эшеров еще стоит, мистер По, и будет долго стоять после того, как вы и я обратимся в прах. — Эшер вытащил из портсигара первосортную гаванскую сигару и зажег ее от светильника. Выпустив в лицо По струю дыма, Эшер произнес: — Я спустил бы с вас шкуру и прибил ее к дереву за очернение моего рода. Вас следует заточить в приют для умалишенных.

— Я клянусь, что… писал этот рассказ как фантазию! Он всего лишь отражение того, что было у меня в душе!

— В таком случае, сэр, мне жаль вашу душу. — Эшер затянулся сигарой и пустил дым сквозь ноздри, его глаза превратились в щелки. — Но позвольте мне высказать предположение относительно того, как вы наткнулись на эту мерзкую идею. Ни для кого не было секретом, что мой брат страдал душевно и физически. Он помутился рассудком после того, как отец погиб в руднике, задолго до нашего переезда в эту страну из Уэльса. Когда Маделин оставила дом, он, должно быть, чувствовал себя всеми покинутым.

Во всяком случае, состояние Родерика и обветшание дома, оставленного мною на его попечение, не остались не замеченными простолюдинами, живущими в ближайших деревнях.

Неудивительно, что его смерть и разрушение дома во время наводнения стали источником всякого рода пагубных слухов!

Я допускаю, мистер По, что семя, из которого произросли ваши домыслы, было найдено вами в месте, подобном этому, где хмель развязывает языки. Возможно, вы слышали о Родерике Эшере в какой-нибудь таверне между Питтсбургом и Нью-Йорком, а ваше пьяное воображение дорисовало остальное. Я казнил себя за то, что оставил Родерика одного в столь тяжелое для него время. Так что вы должны понять: ваш гнусный рассказец уколол меня в самое сердце!

По возвратил бумаги на стол и погладил их так, словно они были живыми. Он тихо застонал, заметив страницу, упавшую в грязь на полу. Писатель аккуратно поднял ее и вытер рукавом, после чего некоторое время пытался дрожащими руками сложить листы ровно.

— Мне… было очень плохо, мистер Эшер, — мягко сказал По. — Моя жена… недавно умерла. Ее звали Вирджиния. Я…

Я очень хорошо понимаю, что значит навсегда расставаться с близкими людьми. Я клянусь вам перед Богом, сэр, что и в мыслях не имел порочить имя Эшеров. Возможно, я… слышал где-то про вашего брата или читал об обстоятельствах этого дела в газете — не помню, это было так давно. Но я писатель, сэр! А литератор имеет право на любопытство! Я прошу у вас прощения, мистер Эшер, но должен также заметить, что как писатель я вынужден видеть мир собственными глазами!