Участь Эшеров - Маккаммон Роберт Рик. Страница 3

— В таком случае, — холодно сказал его собеседник, — мне кажется, было бы лучше, если бы вы родились слепым.

— Я сказал вам все, что мог, сэр! — По опять потянулся к стакану. — У вас есть ко мне еще что-нибудь?

— Нет. Я лишь хотел взглянуть на вас, и, как оказалось, один взгляд — это все, что я могу вынести. — Эшер потушил сигару в чернильнице писателя. Раздалось легкое шипение, и По тупо уставился на собеседника, не донеся стакан до рта.

Эшер взял свою трость, поднялся и бросил на стол золотую монету. — Возьмите еще одну бутылку, мистер По, — сказал он. — Похоже, вы черпаете оттуда вдохновение. — Он подождал, наблюдая, как По подбирает монету.

— Я… желаю вам и вашей семье долгого и счастливого существования, — сказал По.

— И пусть ваша судьба вас не минует. — Эшер прикоснулся кончиком трости к краю цилиндра и вышел из бара. — Отель «Де Пейзер», — приказал он промокшему кучеру, усевшись в карету.

Когда они тронулись, Эшер опустил фонарь, чтобы дать глазам отдых, и снял цилиндр. Под ним оказалась роскошная серебристая шевелюра. Он остался доволен прошедшим днем. Его любопытство в отношении Эдгара По было удовлетворено. Этот человек, без сомнения, в сильной нужде, почти безумен и стоит одной ногой в могиле. По не знал ничего действительно важного о семье Эшер; его рассказ — простая фантазия, слишком близкая к истине. Не пройдет и пяти лет, уверял себя Эшер, как Эдгар По окажется в гробу, и все забудут рассказ, который он написал, как и другие, столь же малозначительные литературные эксперименты. И на этом все закончится.

Дождь барабанил по верху кареты. Эшер прикрыл глаза, его руки сжимали трость.

«О, — думал он, — если бы Эдгар По знал всю историю! Если бы он понимал истинную природу безумия моего брата Родерика!»

Но Родерик всегда был слабаком. Это он, Хадсон, унаследовал грубую силу и целеустремленность их отца, инстинкт самосохранения, передающийся из поколения в поколение в древнем валлийском роду Эшеров. «Эшер ходит, где пожелает, — размышлял он, — и берет, что захочет».

Имя Эшеров будет воткано в гобелен грядущего. Хадсон Эшер верил в это. И да поможет Бог тем, кто встанет на их пути.

Повозка грохотала по скользкой мостовой, и Хадсон Эшер, выглядевший в свои пятьдесят три года от силы на тридцать, улыбнулся улыбкой ящерицы.

II

— Отель «Де Пейзер», пожалуйста, — сказал высокий блондин в коричневом твидовом костюме, садясь в такси на Шестидесятой Ист-стрит менее чем в трех кварталах от Центрального парка.

— Э-э? — Таксист нахмурился. — Где это?

— Кэнал-стрит, на пересечении с Грин.

— Я довезу вас туда. — Он завел мотор такси, нажал на гудок и влился в дневной поток машин, выругавшись, когда чуть не столкнулся с разворачивавшимся автомобилем.

Таксист поехал на юг по Пятой авеню, пробираясь сквозь море легковушек, грузовиков и автобусов.

Пассажир на заднем сиденье расстегнул воротник и ослабил узел галстука. Он обнаружил, что руки дрожат. Звуки с улицы отдавались в его мозгу подобно грохоту отбойного молотка, и он пожалел, что мало выпил в «Ля Кокотт», французском ресторанчике, где только что позавтракал. Еще одна порция бурбона смягчила бы удары в голове. Но все будет в порядке. Он живуч и сможет достойно встретить плохие новости, которые ему только что сообщили.

Резкий гудок грузовика, раздавшийся сзади, чуть не доконал пассажира. В мозгу запульсировала острая боль, словно вся голова превратилась в ноющий зуб. Плохой знак. Он прижал руки к бокам, пытаясь сконцентрироваться на мерном тиканье счетчика такси, но вдруг обнаружил, что не отрываясь смотрит на водителя, на крошечный скелетик, болтающийся у того в левом ухе. Скелет прыгал вверх и вниз, реагируя на тряску автомобиля.

«Мне становится хуже», — подумал пассажир.

— Вы профессионал, Рикс, — сказала ему Джоан Рутерфорд менее часа назад в «Ля Кокотт». — И это не конец света. — Эта крепкого телосложения крашеная брюнетка была заядлой курильщицей, не вынимавшей изо рта мундштук из слоновой кости. Один из лучших литературных агентов, Джоан работала с тремя его предыдущими романами ужасов и сейчас сообщила жестокую правду по поводу четвертого творения. — Я не вижу у «Бедлама» какого-либо будущего, по крайней мере в теперешней редакции. Роман слишком дискретен, перегружен персонажами, и чертовски трудно следить за развитием сюжета. Вы нравитесь «Стратфорд-хаузу», Рикс, и он не прочь издавать ваши книги, но не эту.

— Что вы мне предлагаете? Выбросить рукопись в мусорный ящик, после того как я потратил на нее больше шестнадцати месяцев? В этом проклятом романе почти шестьсот страниц! — Он заметил в своем голосе просительные интонации и сделал паузу, пытаясь справиться с собой. — Я переписывал его четыре раза!

— «Бедлам» не лучшее ваше творение, Рикс. — Джоан Рутерфорд спокойно посмотрела на него голубыми глазами, и он почувствовал, что его прошиб пот. — У вас герои словно сделаны из дерева. Какой-то маленький, обладающий сверхъестественным восприятием слепой мальчик, способный видеть прошлое или что-то в этом роде, сумасшедший доктор, режущий людей на куски в подвале собственного дома. Я до сих пор не могу понять, что у вас там происходит. Вы написали роман в шестьсот страниц, который читается как телефонный справочник.

Съеденная пища опилками лежала на дне желудка. Шестнадцать месяцев. Четыре мучительные переделки. Его последняя книга, средненький бестселлер «Огненные пальцы», была издана «Стратфорд-хаузом» три года назад. Полученные за него деньги давно кончились. Дела с киношниками тоже заглохли. Железная рука нужды взяла за горло, и Риксу начали сниться кошмары, в которых отец с удовлетворением заявлял, что он рожден неудачником.

— Хорошо. — Рикс уставился в свой бурбон. — Что теперь прикажете мне делать?

— Отложите «Бедлам» и начинайте новую книгу.

— Легко сказать.

— Да перестаньте! — Джоан ткнула сигаретой в керамическую пепельницу. — Вы уже не маленький, вы сможете!

Когда профессионал сталкивается с проблемами, он отступает и начинает сначала.

Рикс кивнул и мрачно улыбнулся. На душе у него было тоскливо, как на кладбище. За три года, прошедших после публикации его бестселлера, он пытался написать несколько разных книг, даже ездил в Уэльс исследовать одну свою идею, которая, впрочем, не прошла, но все замыслы рассыпались, словно карточные домики. Обнаружив, что он сидит в баре в Атланте и размышляет над продолжением «Огненных пальцев», Рикс осознал, что дела совсем плохи. Идея «Бедлама» пришла к нему ночью, когда он видел кошмарный сон, где смешались темные коридоры, искаженные лица и трупы, висящие на крюках. Написав половину романа, Рикс понял, что и эта идея расползлась, подобно ветхой ткани. Но отказаться от нее после стольких трудов! Выбросить из головы все сцены, как мишуру, перерезать пуповину, связывавшую персонажи с его воображением, и дать им умереть! Джоан Рутерфорд посоветовала ему начать другую книгу, словно это так же просто, как сменить одежду. Он боялся, что никогда не сможет закончить новый роман. Он чувствовал, что выжат как лимон этими бесплодными попытками, и уже не доверял своему чутью на подходящие сюжеты. Его здоровье ухудшалось, пришли страхи, доселе неведомые, — такие, как боязнь успеха, провала, риска. В охватившем его смятении он слышал и издевательский смех отца.

— Почему бы вам не попробовать писать рассказы? — поинтересовалась Джоан и попросила счет. — Я могла бы разместить что-нибудь в «Плейбое» или «Пентхаузе». И как вы знаете, я много раз говорила, что использование вашего настоящего имени тоже может принести выгоду.

— Я думал, вы согласны с тем, что Джонатан Стрэйндж — удачный псевдоним.

— Да, но почему бы не поэксплуатировать ваше настоящее имя, Рикс? Ничего страшного, если станет известно, что вы потомок тех самых Эшеров, о которых писал По. Я думаю, это будет плюс, особенно для того, кто работает в жанре ужасов.

— Вы знаете, я не люблю рассказы. Они меня не интересуют.