Там за облаками (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна. Страница 10

   Маша занималась хозяйственными делами, лила слёзы по безвременно покинувшему этот свет Славке и порой улыбалась сквозь слёзы нечаянно накатившим воспоминаниям. Петро, кстати, женился на Ножкиной, закончившей педучилище и ставшей учительницей начальных классов. После того, как получил офицерские погоны, зашёл к ней наугад в гости и через месяц женился. Прав был Славка, перечисляя военное училище и гарную жинку из "меда" или "педа". Помнится, новость о браке Петро и Ножкиной поразила не одну Машу. Парни высказывались неодобрительно, если верить Маргошке. У них в головах засело: Ножкина должна быть со Славкой, а Маша с Петро. Жизнь развела? Неправильно жизнь поступила, не по чести, не по совести. Закревский сам бросил Ножкину сразу после школы? Гад он, и мы его, как члена нашего дружного коллектива, лечить будем, даром, что уже один раз женат был. Петро, к сожалению, вне пределов досягаемости для строгих внушений и жёстких демонстраций. Маша, после сообщения Марго, обдумала и позицию ребят, и поступки Петро. Пришла к тривиальному выводу: чужая душа - потёмки, мужская - в особенности. Петро давно находился в свободном от старых друзей плавании, и чего заморачиваться его выходками? Вообще-то, с ребятами всегда надо было держать ухо востро, если не хочешь потерять их доброе расположение. Маша с Таней умудрились-таки его потерять, правда, не сразу.

   Маша периодически бегала к компьютеру, проверяла, не ответил ли Шурик. Вряд ли ответит раньше вечера. Но вдруг? Вспомнила о последней встрече с ним в начале девяностых, о том, как он сдержанно похвастался об устройстве на работу в солидный банк. У Маши как раз наблюдался крайне тяжёлый период: муж без работы, у самой зарплата мизерная, бесконечные подработки вымотали, серьёзные болезни одолели. Выглядела она не лучшим образом, одета была и того хуже. В глазах Шурика отсвечивали тайное злорадство, презрительное снисхождение. Весь из себя благополучный, в отличие от опустившейся ниже плинтуса Маши, которой так и надо, раз не могла в своё время правильный выбор сделать. Она почувствовала себя уязвлённой и, как бы между прочим, невинно поинтересовалась, не Славка ли ему с работой помог, в банк устроил? Шурик густо покраснел. Ясное дело, Славка.

   Кто ещё мог о ленивом Вернигоре хлопотать, кроме Славки? В институт Шурика за собой на прицепе протащил, тянул пять лет, помогая перебираться с курса на курс, дважды с работой помогал, квартиру организовал, когда Шурик женился. Славка своих не бросал. С ним нелегко приходилось, уж больно человек неординарный, да и покрасоваться любил. Друзья комплексовали. Но своих он не бросал никогда, это точно. Помогал, чем мог, если не сопротивлялись. А мог многое. Шёл вверх по карьерной лестнице легко, удачливо. В двадцать шесть докторскую защитил, в двадцать девять стал ректором будущей академии. Дражайшие семёрки вывозили.

   Маша разглядывала фотографии, размещённые у Шурика в разделе. Каким солидным стал. Шикарный костюм, приличный галстук. Кабинет внушительный. Брюшко тоже внушительное. И рожа самодовольная. Трудно поверить, что когда-то он серьёзно занимался академической греблей, был сухощавым, подтянутым, мускулистым. Чего Маша не постигала, так это, каким образом Шурик постепенно оттеснил от Славки остальных и превратился в первого его друга. В былые времена Славка предпочитал чаще видеться не с Шуриком, а с Казимирычем, с Серёгой Казимировым. Вернигора терпеливо ждал, подвигаясь вперёд мелкими шажками. Работал под недотёпу, требующего опеки и присмотра, под дурака непонятливого. Сам же... Сейчас Маша вдруг поняла, что Шурик именно работал под дурака, но дураком вовсе не был. Вот сейчас поняла, вспомнив последнюю встречу в троллейбусе, рассматривая фотографии респектабельного и самодовольного банковского работника.

   Пока она пребывала в озарении, отмечая для себя несущественные раньше мелкие детали, облитые сейчас пронзительным светом истины, на экране заморгал оранжевый прямоугольничек с надписью "на сайте". О как! Шурик тоже пялится в экран. Одновременно с ней. Наверное, следует подождать ответа, не стоит отходить от компьютера.

   Ответа не было. Маша уходила по делам и вновь возвращалась. Безнадёжно. Шурик молчал аж два дня. При том на сайте исправно засвечивался по нескольку раз в сутки. Маша, возмущённая его тупостью, - неужели не понимает, что его видят? - сама написала ему:

   "Вернигора, ты свин! Был эти дни на сайте тысячу раз, не мог не видеть моего сообщения. Но предпочёл молча и тайно удрать, пока за хвост не поймали. Или тебе надо было с ребятами посоветоваться, допускать меня на могилу Славки, не допускать? Какие теперь-то могут быть счёты, расчёты, Шура? Если ты по каким-то причинам не можешь, если, не приведи господь, тебя ломает проводить меня на кладбище, то хотя бы напиши: на каком он кладбище, номер участка, как найти могилу. Сама попытаюсь добраться. Для меня это очень важно. Если у тебя есть необходимая информация, то не зажимай, не скатывайся до детсадовских игр в песочнице".

   Написала и мысленно поздравила себя с тем, что припёрла Вернигору к стенке. Не отвертится теперь. Не захочет показаться мелочным и мстительным идиотом. Славки больше нет, и не имеет смысла лгать, притворяться, интриговать. Каким наивным и простым казался Шурик в их далёкой юности, ограниченная, но верная Славкина тень. Боже мой, а ведь точно. Точно по Шварцу, тень таилась и молчала, росла потихоньку, стремясь сравняться с человеком, кривлялась и плясала в скудном свете, караулила подходящий момент, ненавидя, завидуя, и при том не в силах существовать самостоятельно. Два года Славка не отбрасывает тени, поскольку мертвые её не имеют. Шурик свободен от многолетнего унизительного рабства, в которое продал сам себя за возможность быть рядом с блистательным Закревским и сиять отражённым светом, за те блага, коими удачливый друг щедро делился. Потому на фото Вернигора и выглядит самодовольным. Ну-ка, ну-ка, есть даты на фотографиях? Есть. Этого года кадрики. Теперь-то он может себя уверить, что всего сам достиг и добился. И остальным сию свежую идею внушить. Маша хорошо помнила историю с квартирой для Болека, для Борьки Сапрыкина. Слышала она её из разных источников. От своей младшей сестры, одно время безумно влюблённой в Славку и водившей дружбу с младшей сестрёнкой Болека Галкой, прежде всего. Марго гордо заявила, что Болек, работавший по комсомольской путёвке на МЖК за квартиру, к тому моменту оженившийся и ставший отцом, с квартирой чуть не пролетел. Обманули парня. Но Славка узнал, по своим каналам надавил, где нужно, и жильё Болек получил. Сапрыкин эту версию отрицал. Он твёрдо верил в победу справедливости, наивный. Знакомые из райкома подтвердили рассказ Маргошки. Маша не сочла нужным переубеждать Болека и Маргошке запретила. Хочет он чувствовать себя самостоятельным? Не желает быть обязанным другу? Всё сам? Ну и пусть, если Славка не возражает. Славка не возражал. Умный, как дюжина бесов, он отлично понимал, что в глубине души Болек отдаёт себе отчёт в истинном положении дел. Хорохорится скорее для окружающих, для жены в первую очередь. Правильно, кстати делает. Мужик должен ощущать себя мужиком.

   Ответ Шурика на колкое послание пришёл к вечеру. Всего две фразы:

   "Троекуровское кладбище, через цветочный магазин и прямо. Когда соберёшься, скажу поточней, но там просто найти".

   - Да что же это из него клещами тащить приходится? - час спустя жаловалась Маша своей матери. Она сбежала к родителям под удобным предлогом срочной необходимости обсудить кое-какие финансовые вопросы. Сама же имела в предмете немного поговорить о Славке с тем, кто его пусть немного, но знал лично и помнил, а именно с матерью.

   Мама неторопливо пила чай, внимательно слушала.

   - А может, Шурик не хочет, чтобы ты ехала на кладбище.

   - Само собой, не хочет. Это как раз понятно. Непонятно, почему?

   - Разные причины могут быть. Ты пей чай, а то он стынет, - мама не смотрела на дочь.