Проклятая (СИ) - Сакрытина Мария. Страница 22

Жизнь. Да, наверное, так это называется. Я пила её, а он предлагал. Сам. Жизнь. Тепло. Свет. Я жаждала это. Жаждала почувствовать, всецело и полностью завладеть, я мечтала об этом… сама не понимая, я мечтала. О, как же сильно я этого хотела!

Первый поцелуй плавно перетёк во второй, третий… Я сбилась со счёта и тонула, задыхаясь от наслаждения. А потом, на мгновение отстранившись, смотря в его глаза, абсолютно безумные, выдохнула:

— И в кого же ты сейчас веришь, мой мальчик?

Он отпрянул. Огонёк взметнулся в последний раз… и погас.

Я ахнула, когда он сжал моё запястье.

— Какая же ты тварь! — прошипел он. — Красивая, испорченная девчонка.

Я смеялась, когда он, пошатываясь, медленно шёл прочь. Смеялась, когда дверь за ним закрылась.

Смеялась, пока не заснула.

Живое тянется к свету, так уж оно устроено. Я была жива, а святоша — вдруг? как так получилось? — стал светом. Он не был опасным, перестал почему-то. Заклинание, которым я его связала, больше не действовала, но я как-то знала, что он не причинит мне вреда. Нет, я не была так глупа, чтобы довериться ему, но он был живым — единственное, что я не могла получить магией.

Александр сказал, что я вытягиваю из него жизнь. Верю — на следующее утро я проснулась на удивление свежей и сильной. А вот монах был вялым и не желал со мной разговаривать. Я приставила к нему духов и скрепя сердце ушла заниматься свитками.

Наверное, примерно то же чувствуют суккубы, если они действительно существуют. Эти демоны, по слухам высасывающие жизнь из своих любовников, весьма и весьма жадны. И без подпитки их "ломает" — исчезает красота, энергия, сила.

В который раз переписывая перевод, я мечтала коснуться Александра хоть разок. Ещё. Прильнуть к свету, к теплу. Это совершенно не было похоже на любовное забытьё, которое я когда-то испытывала к Раулю. Может, лучше назвать это страстью? Меня не волновало, что сам монах при этом почувствует. Я хотела, и требовалось громадное волевое усилие, чтобы удержаться и не поддаться искушению.

Позже, через несколько дней, стало легче. Я по-прежнему жаждала этого надоедливого святошу, но уже не так всепоглощающе. Покопавшись в записях, я пришла к выводу, что потратив энергию на чудеса вроде бесполезных яблонь в моём кабинете, я бессознательно тянула её у единственного живого существа рядом.

Не любовь. Совсем. Но…

Кажется, всё понимая, святоша перестал выходить из своих комнат. Так мы и прятались — каждый по своим углам. До примечательного весеннего дня, когда моя защита вдруг лопнула.

Это снова было похоже на визг, но теперь практически человеческий, страшный. Не зная монахов, я могла бы подумать, что они принесли ради этого кого-нибудь в жертву.

Я спокойно вызвала духов. Не спеша, прошла к "смотровому окну" — единственному на этаже не напоминающему бойницу.

Как обычно, всё как обычно, ничего нового. Тут снова и вспышки яркого, ослепляющего света. Снова какие-то фигуры — опять наверняка кресты. Снова, снова, снова… Можно даже не смотреть, всё и так понятно.

Я обернулась, собираясь уйти. И тихо ахнула, когда в грудь по самую рукоять вошёл кинжал — наверняка серебряный и освещённый — ожгло, как огнём.

Духи, конечно, тут же ринулись на моего "обидчика", пока я, задыхаясь, падала на колени и, прислонившись к стене, шарила руками по полу в тщетной попытке найти хоть что-то пишущее — начертить пентаграмму, да хоть бы и просто руны. "Раз уж моя кровь пролилась, глупо её не использовать", — билась в голове мысль.

Потом в пределе видимости возник расплывчатый силуэт, развалившийся почему-то надвое, а потом и натрое.

Наверное, кто-то из святош пробился в замок. И сейчас этот кто-то, невыносимо сверкая, приближался ко мне.

— Будь ты проклят, — пожелала я, теряя сознание от боли.

Меч сверкнул прямо перед глазами — тоже с какими-то рунами. Ха, а ещё освящённый, а тоже с рунами…

Но удара не последовало.

Я не смогла удержаться — хрипло засмеялась, поняв, кто меня заслоняет от монаха… монахов?

По вере дано будет, да? Во что же ты, в конце концов, веришь, святоша? Что твои "братья" послушаются и резко переубедятся?

Ты дурак.

Я ожидала, что очнусь в каком-нибудь церковном каземате. А, да что там — я вообще не ожидала, что очнусь.

Но очнулась. И, конечно, рядом был труп — куда ж без этого. Правда, только один.

Александр лежал, глядя пустыми, стеклянными глазами в потолок — наверное, наблюдал Небо и прекрасных ангелов. Ни крови, ни раны видно не было — неужели его убили магией? Монахи убивают своих же магией?

В пору смеяться.

Я стиснула зубы и из последних сил подползла ближе. Стоящий рядом на коленях в молитвенной позе (заупокойную, что ли, читает?) святоша не шевельнулся. По его лицу катились слёзы. Лицемер.

Второй возвышался неподалёку и вроде бы тоже молился — губы быстро двигались. Но этот хотя бы не рыдал.

Я схватила Александра за руку — ещё тёплая. Как будто ещё живая.

Дурак, дурак, дурак! Я же говорила… Нужно выбирать, на какой ты стороне, святоша. На моей — смерть.

Из глаз сами собой хлынули слёзы. Со всей силы сжав ладонь Александра, я глухо, отчаянно застонала, заставив монахов вздрогнуть.

Ты мог достаться мне! Весь, полностью — я же хотела! Как ты посмел… У тебя не было права умирать! Смерть — это необратимо, это навсегда, так как ты мог?!

Что-то делали монахи, я вроде бы снова уловила невыносимое сияние их магии. Но мне было совершенно не до этого. Я разрывалась между обидой, ненавистью и яростью — странные чувства для провода на тот свет, да?

Потом опять был яркий свет, невыносимый настолько, что, казалось, выжигает мне глаза. Я очень бы хотела проваливаться в забытьё, но почему-то не могла.

Потому что это был мой свет. Моя рука, сжимающая ладонь юноши, сияла. Мой свет. Мой.

Осознание ошеломило.

Я задыхалась, и кричала, и билась, но не могла это остановить.

А потом Александр вздрогнул, закашлялся. Взгляд стал осмысленным, испуганно-изумлённым. Встретился с моим…

Я в последний раз вздохнула и отпустила его руку.

Часть 3. Тьма

Темнота разбилась на осколки. Снова. И снова.

Я судорожно вдохнула и закашлялась. Что-то мягкое, податливое, прижимавшееся к моим губам, исчезло.

А ещё через вечность боли и судорожной борьбы за каждый вздох я расслышала:

— Ага! Я знал, что поцелуй сработает! Мощная штука. Алиска? Алис, ты там как? Эй!

Надрываясь от кашля, я прохрипела:

— Арман?

Перед глазами всё ещё расплывалось.

— Ага!

Но довольную улыбку драконыша я могла представить и так.

— Алиска-а-а! Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть!

И меня, дрожащую и хрипящую, заключили в крепкие драконьи объятья.

От Армана приятно пахло чем-то свежим и острым, напомнившим мне пряные травы на лугу.

— Алиска!

Я ещё пару раз кашлянула. И вдруг с омерзением осознала, что вся в пыли.

От моего визга дракон вздрогнул и, чуть отстранившись, уставился на меня во все глаза. Но мне было совершенно не до этого. О, когда у тебя с волос свисает паутина, а всё лицо покрывает жирный слой пыли, не до чего больше дел не остаётся.

— Что это?! — ахнула я, оглядывая своё платье. Истлевшее, в дырах, потерявшее цвет и… мерзко пахнущее! — Откуда… откуда тут всё это?!

Арман отстранился окончательно — даже мою руку выпустил.

— М-м-м, Алис, видишь ли…

Мои пальцы тем временем нащупали что-то острое, твёрдое и, конечно, тоже пыльное.

Кинжал. Сейчас лезвие кое-где покрывал налёт ржавчины, но я могла с уверенностью сказать, что когда-то на нём была кровь.

Моя кровь.

Я машинально схватилась за грудь.

Но я дышу. И крови нет.

Как?!

— Алис, понимаешь…

— Где Александр? — перебила я.

— Кто? — не понял дракон.

— Ну, монах, рыцарь, как его там… ордена какого-то. Он… — я запнулась на "должен был лежать тут".