И снова о любви - Розенталь Лорейн Заго. Страница 33

— Теперь, когда ты наконец заговорил об этом, — да. Но не уверена, выдержу ли я такое… Услышать от Патрика Кэгни «пожалуйста» и «спасибо» в один день… Нет, надо срочно позвонить в «Нью-Йорк таймс».

— Язва! — рассмеялся он. — Эвелин сейчас уже намного лучше. Сама увидишь.

Я встретила сестру минутой позже. За кухонным столом она стряпала мини-хот-доги из теста «Пиллсбери». Стройная и красивая, в белом сарафане, белых сандалиях, с золотым ножным браслетом, на котором болтался гравированный кулончик в виде соски с надписью «Мамочка».

— У тебя обновка? — спросила я, неловко топчась у входа.

Оторвав взгляд от противня с сосисками в тесте, она посмотрела на щиколотку.

— Да… Патрик подарил.

— Красивый, — сказала я, отметив, как умело нанесены подводка и тушь, лак на ногтях, — словно вернулась прежняя Эвелин. Я была счастлива ее видеть, и мне хотелось забыть обо всем, что между нами произошло. — Он по-настоящему тебя любит, — добавила я, и мне легко далась эта фраза, потому что меня тоже, возможно, кое-кто любил.

Эвелин, похоже, больше на меня не сердилась. Как и я на нее. Она улыбнулась и обняла меня. Гладко уложенные волосы задели мою щеку, и я чуть не разревелась. Эвелин тоже едва сдерживала слезы. Мы одновременно шмыгнули носами и рассмеялись, отступив на шаг друг от друга. Я знала, теперь все будет в порядке.

— Так где же твой парень? — спросила она. — Мне не терпится его увидеть.

Позже, когда заходящее солнце раскрасило дом в золотисто-апельсиновый цвет, она его увидела. Блейк умял три гамбургера, будто в Хэмптонс ему не дали ни крошки. Покормил Шейна из бутылочки, поиграл в мяч с Кираном, а потом устроился рядом со мной.

— Сегодня я видел твою подругу, — сообщил он.

— Саммер?

Он кивнул:

— Ее мать обслуживала прием. Она уже провела несколько банкетов и теперь будет постоянно работать на моего отца. По мне, так еда была пересолена.

На этом приеме он явно ел немного. Я занервничала. Представила себе, как Саммер флиртует, и хохочет, и ведет разговоры о Доне Маттингли, в буквальном смысле соблазняет моего парня. Но вспомнив его слова в тот день — что я красивее, — убедила себя, что волноваться глупо.

— Хочешь пива? — спросила я. Прекрасный повод сменить тему.

Он помотал головой:

— Я уже выпил бокал. Много не пью. Не хочу превратиться в алкаша, как мой брат.

— Дэл алкаш? — удивилась я.

Свинья, алкаш. Как еще его обзывают?

— Как посмотреть. — Блейк пожал плечами и забросил руку на спинку стула. — Вот чего я действительно хочу, — сказал он и обвел восхищенным взглядом скромный дом Эвелин и Патрика, словно это Тадж-Махал. — А ты?

Мне нравилось, что Блейк не считает мои жизненные цели недостаточно высокими.

— Я тоже, — согласилась я. — Но чтобы дом был покрасивее. В Парк-Слоуп. С гамаком в саду. А еще хочу преподавать в хорошем колледже в городе.

Он кивнул:

— У моего отца есть связи в городских школах.

Я принялась размышлять, почему моя мама так критически относится к связям. Мне казалось, связи — это прекрасно, ведь благодаря им можно достичь желаемого без зубрежки до посинения, каторжного труда и сдачи экзаменов.

Блейк отошел за содовой и завел с Патриком дружескую беседу в патио.

Меня разбирало любопытство. Они обсуждали футбол, и бейсбол, и вступительные экзамены в Департамент пожарной охраны Нью-Йорка, но дослушать мне не удалось: Эвелин подняла меня со стула и увлекла за собой в детскую. Закрыв дверь, она схватила меня за руки.

— Вот это да! — воскликнула она. — Он обворожительный.

Ни разу в жизни я не слышала от Эвелин слова «обворожительный». Скорее всего она откопала его в каком-нибудь недочитанном любовном романе. Но характеристика была точной, так что я согласно кивнула и ответила на все вопросы о том, как мы с Блейком познакомились. Потом она спросила, сколько ему лет.

— В ноябре будет двадцать один.

— Двадцать один, — повторила она с задумчивым видом. — Значит, вы уже занимаетесь этим делом.

Это прозвучало еще хуже, чем в разговоре с мамой. Я покачала головой, будто никогда и не думала «заниматься этим делом».

— Врушка ты, Ари. Я вижу, что происходит. Глянь на себя — ты же вся светишься.

Свечусь?! Вот не знала…

Я и не ожидала, что разговорюсь об этом с Эвелин. С мамой поделиться я не могла, с Саммер тоже не говорила, посвящать Ли мне не хотелось — она все-таки двоюродная сестра Блейка. Внезапно в украшенных флажками «Ред сокс» голубых стенах детской я ощутила радость от того, что у меня есть старшая сестра.

— Так что я не вру, — заявила я, рассказав Эвелин о том, что происходит по средам. — Мы на самом деле этим не занимаемся.

— Но скоро начнете, — не унималась она. — Я тебе дам телефон своего врача. Она принимает в бруклинской клинике по пятницам… Полис там не спрашивают, так что маме необязательно докладывать… Выпишут таблетки. Мы же не хотим, чтобы ты залетела, да? — Она рассмеялась, затем нацарапала что-то на клочке бумаги и сунула мне.

— Эвелин, — возразила я, — таблетки не всегда работают. Ты ведь…

Она перебила меня, засмеявшись, но уже по-другому, хитро и цинично, и понизила голос:

— Работают, если пить их каждый день. А мне не терпелось выбраться из маминого дома. Я то и дело пропускала прием. Ну, то есть… Патрик всегда меня любил, но сильнее всего, когда я носила детей. Парней беременность сводит с ума. — Она подмигнула и положила руки мне на плечи. — Послушай, Ари. Кругом полно заразы. Я имею в виду не только СПИД. Прежде чем лечь с Блейком, убедись, что он ничем не болен. Обязательно выясни, сколько у него было девушек.

Я знала только о девушке из Джорджии. Но сейчас я думала о том, как отчаянно Эвелин хотела избавиться от маминой опеки и что Киран появился на свет вовсе не случайно.

Глава 16

Июнь был чудесный: яркое солнце, свежий воздух, послеполуденные часы по средам на покрывале с вышитыми розами. Мне нравились звуки музыкальной шкатулки, доносившиеся из грузовика мороженщика, и запах зефира, который жарили соседи, и выведенная красными чернилами вдохновляющая буква «А» — моя экзаменационная оценка.

— Из всех моих учеников ты подаешь самые большие надежды, — сказал учитель рисования.

Это был последний день занятий. За открытыми нараспашку окнами ходили ученики, болтали, расписывались друг у друга в альбомах, и я прислушивалась к их голосам, пока учитель не сказал что-то о работе на летних каникулах. Он протянул мне визитку, на которой был напечатан бруклинский адрес и слова «Рисуем вместе».

— Что это за место? — поинтересовалась я.

— Реабилитационный центр для взрослых людей с психическими отклонениями, — пояснил он. — С синдромом Дауна… черепно-мозговыми травмами… и тому подобным. Программа арт-терапии. Директору, моему приятелю, требуется помощь. Вот я и подумал о тебе. Человек с таким талантом может принести много пользы.

У меня талант. Неужели он это сказал? Мысленно повторяя слова учителя, я едва не проехала свою станцию. А потом решила заглянуть в центр «Рисуем вместе».

Он находился в нескольких кварталах от нашего дома, на первом этаже трехэтажного викторианского здания с дорическими колоннами и широким крыльцом. Приятелем моего учителя оказался мужчина за тридцать с темной бородкой клинышком, в очках с тонкой оправой. Звали его Джулиан. Он сказал, что мне дали хорошие рекомендации, и без лишних слов принял на работу.

В тот вечер за ужином мама без умолку болтала о моей новой работе.

— Люди сразу распознают талант. А ты собралась растрачивать свою жизнь на учительство. — Она протянула руку за моей тарелкой, положила гору салата с макаронами и посмотрела на папу. — Идет и просто находит себе работу! Вспомни Эвелин в ее возрасте. Как я умоляла ее поработать летом, а она даже в «Бургер кинг» заявление написать не пожелала.

Мама мной гордилась, и это здорово, но мне были не по душе комплименты за счет сестры. Эвелин в последнее время вела себя доброжелательно, всегда спрашивала о Блейке, когда звонила. И проявила заботу, снабдив меня адресом своего врача, хотя оказалось, что мне нельзя принимать таблетки.