Принц Волков (ЛП) - Кринард Сьюзен. Страница 75

– Лежи спокойно, Джой, – мягко сказал Коллье. Тогда она поняла, что качала головой, отрицая что–то, что никак не могла уловить, не говоря уже о том, чтобы осознать. Она могла принять существование оборотней, но эта тайна внутри собственного сердца лежала вне её понимания.

– Добрый вечер, доктор, – несмотря на предупреждение Коллье, она дернулась на звук голоса Люка. Когда Джой подняла глаза, они немедленно нашли его, как будто их соединяла невидимая нить эмоций. Янтарная зелень его пристального взгляда была направлена на неё. – Джоэль.

Она расслабилась под теплой нежностью своего имени. На мгновение она забыла о Коллье, пока тот отодвигался в сторону, прижимаясь ногами к кровати. Затем она отвела взгляд от неотразимых глаз Люка и увидела напряженность, которая заставляла доктора оставаться неподвижным, с сосредоточенной осторожностью взирая на Люка, пока тот приближался к кровати.

После их откровенного разговора Джой не могла больше игнорировать поведение своего друга, как не могла игнорировать и жаркий гипноз присутствия Люка. Она инстинктивно знала, что было еще много чего, что она все еще не понимала; посерьезневшие глаза Коллье, следовавшие по комнате за Люком, были подтверждением тому, как мало, в действительности, она понимала. Но она не знала, что сказать или сделать, как смягчить ситуацию, а прикосновения Люка – легчайшее поглаживание пальцами её плеча, вытеснило все остальное из её головы. Отвечало именно её тело.

– Не забывай, Джой, – голос Коллье был хрипловатым от напряжения. – Если я буду тебе нужен – для чего угодно – или у тебя появятся вопросы, я буду здесь или в Лоувелле, – Джой почувствовала, что рука Люка остановилась, она наблюдала, как он медленно поворачивался к доктору. В течение напряженного, почти болезненного момента они смотрели друг на друга, и Джой знала, что в позе Люка была угроза, она видела, что Коллье попытался скрыть нежеланную дрожь. Именно Коллье отвел глаза в сторону, на Джой, в его глаза вернулась печаль. – Помни, Джой, – он медленно отошел от кровати, наконец, остановившись в дверном проеме. – Пусть она поспит, Люк, – в его голосе не было следов поражения. На сей раз глаза опустил Люк.

Коллье ушел прежде, чем Джой успела ответить. Кровать заскрипела, когда Люк сел на край, жар исходил от его тела почти ощутимыми волнами. Она подвинулась вбок, освобождая место для него так, чтобы узкая кровать смогла вместить их обоих, он колебался только один момент и пока вытягивался рядом, она прижалась к нему, положив голову на плечо. Его рука обхватила её, стараясь быть осторожной с ребрами, и в наступившем блаженстве Джой забыла обо всех беспокойствах, которые зародила в ней беседа с Коллье.

Она поняла, что задремала, убаюканная пальцами Люка, поглаживающими её волосы, и размеренным биением его сердца под своей щекой, когда его рука остановилась, обхватывая сзади за шею. Странное интимное прикосновение заставило её вздрогнуть и внезапно проснуться.

– Что он сказал тебе, Джой? – голос Люка был очень мягок, но она не могла ошибиться в напряженности его вопроса. Джой открыла глаза и положила руку ему на грудь, чувствуя бесспорное ускорение сердцебиения.

– Он мне задал именно этот вопрос, – прошептала Джой.

Люк напрягся под ней и почти сразу же расслабился. Его пальцы скользили по её волосам вдоль затылка. Он держал её в этом положении, легонько поглаживая, когда она высвободилась, чтобы посмотреть ему в лицо.

– Он многое объяснил мне – о том, кто ты есть. О Валь–Каше, – она заколебалась, кусая губу. – И о твоей матери. То, что она была, как ты, – она почувствовала заминку его сердца и снова переход к быстрому, даже ритмичному ходу. – И о детях… – проведя рукой по груди, Джой нащупала его руку, вспоминая всё, что говорил ей Коллье. – Мне очень жаль, Люк, – она накрыла пальцами его руку, как будто так или иначе могла защитить его от боли, которую он перенес мальчиком.

Его рука вывернулась, чтобы поймать её.

– Тогда ты понимаешь, Джой, – это было заявление доверия. – Понимаешь, как это важно для нас, – впервые он убрал свою руку с её шеи так, чтобы она могла повернуться и посмотреть ему в лицо. – Для меня, – его глаза были блестящими и не совсем обычными, когда встретились с её. «Не то, чтобы нечеловеческими, – оцепенело подумала Джой, – чем–то большим, чем просто человеческие».

Её ребра заболели, когда она села и прислонилась к нему, но она проигнорировала этот незначительный дискомфорт, когда заметила напряженность в его выражении, страх чего–то – как показалось ей сначала – что находилось вне его контроля.

– Я думаю, что действительно поняла, насколько любой «чужак» в состоянии это понять, – ответила она, обхватывая ладонью его лицо в углублении под его скулой.

Он задрожал и окунулся в её нежность, его глаза мерцали, закрываясь и открываясь снова.

– Многие вещи, которые раньше не имели для меня смысла, стали понятными. Но остается еще много чего, что я не знаю, Люк. Вещи, которые я хочу узнать. О том, что вы из себя представляете и почему существуете, – она криво усмехнулась. – Я никогда не была в состоянии даже допустить мысли о существовании подобных вещей. Полагаю, что к настоящему моменту ты знаешь ответ.

– Знаю, – это слово несло в себе много смысла, но слабая улыбка смягчила мрачную линию его рта. Он обхватил её своей рукой и мягко притянул к себе, она прислонила лицо к твердой линии его шеи, устраиваясь в арке мускулов плеча. Некоторое время была тишина, биение сердца Люка снова замедлилось, но она чувствовала – знала, насколько знала тело Люка – что он был совсем не расслаблен. Было кое–что, что оставалось недосказанным между ними.

Она была готова, когда он заговорил снова.

– Сказал ли тебе Алан – объяснил ли он… – с нетипичным колебанием Люк глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Снова он держал её так, что она не могла видеть его лицо. – Сказал ли он тебе, как мы…

Он не продвинулся в своем вопросе дальше заминки, так как на пороге без предупреждения появилась Бертранда с деревянным подносом с едой в руках. Она бесцеремонно поставила его на соседний табурет, положила руки на бедра и стала разглядывать их обоих с ликующим удовлетворением.

– He bien, Luc, je vois qu'зa s'est arrange ent'vous deux! [23] – в голосе пожилой женщины был тот же самый тон торжествующего удовлетворения, она искоса невозмутимо взглянула на Джой. – Насчет времени. Никакое оправдание не сделает за тебя твою обязанность, мальчик – как только она поправится, конечно! – Бертранда хихикнула и закатила глаза. – У меня есть чувство, что это не займет много времени для вас двоих. – Она говорила с Люком по–французски, слишком быстро для того, чтобы Джой поняла.

Люк ворчал что–то непонятное, он застыл под ней, и она была в состоянии высвободиться от его удерживающей руки, чтобы наблюдать за беседой. Слова Бертранды были загадкой, и в них содержался какой–то скрытый смысл, что–то, что вызывало эту странную напряженность в теле Люка.

– Хорошо, теперь я, действительно, оставлю вас, – глаза Бертранды не потеряли своего задора, несмотря на очевидный дискомфорт Люка. На мгновение она пристально посмотрела на Люка и сказала ему что–то тихо по–французски, из чего Джой поняла только половину. Не волнуйся, сказала ему бабушка. И что–то еще об отъезде.

Бертранда внезапно повернулась к Джой, и в ее голосе появилась неожиданная серьезность.

– Заботься о нем, Джоэль. Позволь ему заботиться о тебе. Ты не можешь отвергать то, кто ты есть, – затем, с заключительной сияющей усмешкой, она покинула комнату с жизнерадостным. – Bonjour.

Люк поднялся и добрался до подноса прежде, чем Джой успела потребовать объяснений. Он возился с подносом намного дольше, чем то было необходимо, и, наконец, Джой села на сложенных подушках и откашлялась.

– Я голодна, Люк, как ты полагаешь, ты не мог бы принести это сюда?

Его спина напрягалась, и он сразу повернулся с подносом в руке, черты его лица были натянутыми и сердитыми, разглаживающимися на её глазах в знакомую, отстраненную беспристрастность, которая означала, что он с трудом спрятал эмоции внутри. Джой знала этот процесс слишком хорошо. Она ела свежий хлеб с сыром, потягивая бульон и холодную воду, пока не утолила голод. Голод, который остался, не мог быть удовлетворен так легко.