Чудо купальской ночи - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 45

А Катенька жила в общежитии и работала секретарем у главного инженера завода, на котором трудился инженером Андрей Юдин, завидный вдовец. Там и познакомились, приглянулись друг другу и поженились.

Ничего делать с этой квартирой папа с Полей не собирались. Там живет Катя, а у всех остальных жилищный вопрос не щемит, слава богу. А дальше жизнь покажет. Пока она «показывала» только Полине.

Поля никому не говорила об этом, ни с кем не делилась и тащила это все в себе и на себе. Спасибо невероятное судьбе, что был Гена, ее помощник и ангел-хранитель. Без него неизвестно, как бы она выкручивалась из экстремальных ситуаций. Она уже сто тысяч раз и поблагодарила его, и одарила чем могла, и помогла ему с квартирой разобраться.

Гена находился в тяжелом разводе. И его бывшая жена судилась с ним о размене квартиры, которая однозначно и неоспоримо принадлежала ему, доставшись от родителей еще до женитьбы. И оттяпали бы жилье у опера, связи его и знакомства не помогли бы, уж больно жена его бывшая ушлой бестией оказалась и знала, кому, как и что поднести и пообещать. Да Полина попросила помощи у одного своего клиента из весьма значимых. Помог, а она отработала бесплатно, связав шторы под старинную Италию.

Гена был очень благодарен и все повторял, что это он Полине по гроб жизни должен, а не она ему, так как весь его отдел благодаря шебутной соседке с ее любовями залетными постоянно премии получает, ибо у них самая высокая раскрываемость, а он так вообще герой – то бандюгана скрутит, то афериста притащит, годами в розыске находящегося.

Их квартира находилась на особом учете у участкового. Они с папой сами писали заявление и объясняли ситуацию. На работе маме единственной в коллективе выдавали зарплату наличными через кассу не раз в месяц, а каждую неделю по определенной сумме, чтобы хоть на следующей неделе у нее были деньги, если украдут. В квартире оставили только необходимое, убрав все ценное. Паспорт мамы находился у Гены в сейфе на работе, чтобы она не могла оформить какой-нибудь кредит. Гена, как мог, присматривал, заходил хоть раз-два в неделю. Но с его работой, понятно, какая жизнь.

Все, что могли продумать, продумали.

Это мамина жизнь, каждый раз повторяла, как мантру, Полина. Ее жизнь. Ее жизнь. Ее. Только расплачивается почему-то за это Полина.

Кстати. Те трое оказались известными залетными мошенниками и, разумеется, не родственниками. Так что отдел Геннадия снова получил премию.

Месяц назад любовь всей жизни Катеньки Юдиной, пока она была на работе, вывез из квартиры все, кроме совсем уж старой мебели. Под словом «все» подразумевается именно все. Остались голые стены, распахнутый пустой старый шкаф, покривившаяся тумбочка в прихожей, стул, старый, заедающий при раскладывании стол и диван со сломанным дном, стоявший в дальней комнате сто лет.

Поля сняла со счета деньги, которые откладывала на поездку в Италию и на оплату особой фурнитуры для работы, и купила самое необходимое на первое время и хоть какую-то одежду для мамы.

Катерина привычно уже каялась с надрывом перед дочерью, с обвинением себя, со слезами и стоянием на коленях… Это уже даже не вызывало сочувствие, лишь тяжелую, глухую, безысходную тоску.

А восьмого числа она позвонила и бодрым голосом попросила в долг – помочь своему «хорошему знакомому», у которого якобы украли паспорт и деньги. Поля приехала, посмотрела на мужика, увидела прохиндея последней марки и вызвала участкового.

Мужика «приняли» по всем правилам. И паспорт нашелся, и богатое прошлое по запросу участкового. Мама стояла рядом со столом, где в этот момент участковый заполнял протокол задержания, и кляла дочь, обвиняя в нежелании счастья для матери, и гнала прочь, снова обещала никогда не простить.

– И это никогда не закончится, – тяжело вздохнув, завершила свой рассказ Полина. – Есть два варианта: либо окончательно разорвать с ней любые отношения и оставить самой разбираться со своей жизнью, либо каким-то образом запихать в клинику. И тот и другой неприемлемы.

– Есть еще и третий, совсем плохой, – напомнил Клим, – и наиболее вероятный при такой ее активной жизни.

– Есть, – устало согласилась Поля. – Но это уже как Бог распорядится, и я могу когда-нибудь не успеть ее спасти.

– Тебе надо отдыхать, – закрыл тему Ставров, видя, как нелегко дались ей эти воспоминания. Поднялся с дивана и спросил: – Куда тебя отнести: в ванную или сразу в кровать?

– Не надо меня носить, я сама дойду, – улыбнулась Поля измученно, – доктор сказал мне по секрету, что надо больше двигаться и стараться ходить, быстрее все пройдет. Вот я и намерена двигаться.

– Какая досада, – попытался развеселить ее Клим, – а мне так нравилось тебя носить на руках.

– Я еще предоставлю тебе такую возможность! – рассмеялась наконец своим чудесным смехом девушка.

Они лежали на кровати: Полина в миленькой ночнушке под одеялом, а Клим, все еще одетый, сверху одеяла, и разговаривали о чем-то незначительном, пока девушка не спросила:

– Почему ты не ложишься?

– Лягу чуть позже, в гостевой комнате, – так, между прочим, ответил он.

– Почему в гостевой? – удивилась Поля.

– Потому что тебе нужен покой, а если я останусь, то боюсь, в покое оставить тебя не смогу.

– Да кто тебе сказал такую ерунду про покой? – прямо возмутилась она. – Доктор как раз велел больше двигаться.

– Поля! – призвал ее Ставров к благоразумию.

– Да ладно! – отмахнулась она. – Не собираюсь без тебя спать, а то мне кошмары будут сниться. И вообще зря я, что ли, к тебе переезжала?

Он хмыкнул раз, удерживая улыбку, хмыкнул два и рассмеялся, перекатился на бок, обнял Полину и прижал к себе.

– Только будет считаться, что ты меня соблазнила, – предупредил, посмеиваясь, он.

– Да и ладно! – легко согласилась Полина.

И когда она уже горела от его ласк, поцелуев и рвалась ему навстречу соединиться, слиться в одно целое, он снова оставил ее на мгновение, Полина открыла глаза и спросила хрипловатым от страсти голосом, указав на упаковку презервативов в его руке:

– Ты чем-то болен?

– Нет, я совершенно здоров. Это чтобы защитить тебя…

– Не надо, – сказала Поля колдующим русалочьим голосом, положила ладошку ему на руку и посмотрела в глаза: – Я хочу детей. Твоих.

– Полинка, – простонал Клим, отбрасывая куда-то за ненадобностью цветной пакетик. – Ты меня с ума сведешь! – прижал ее к себе, поцеловал долгим, на самом деле лишающим ума поцелуем, оторвался от ее губ, посмотрел в раскрасневшееся лицо Полины, потусторонние глаза и очень эротичным, хриплым голосом прошептал: – Или уже свела…

Утром она готовила ему завтрак перед работой.

И такого счастья Ставров вообще не знал!

Разумеется, готовили ему завтраки и мама, и бабушки, и даже Петр Петрович, бывало, иногда, во времена совместной работы и жизни. Но чтобы вот так – он сидит за столом, а она колдует у плиты, смеется, что-то весело рассказывает и старается только для него, а по всему дому разносятся божественные уютные запахи, и это такое теплое счастье! – такого не бывало никогда! Даже когда он оставался у женщин на ночь или они ночевали у него – не бывало.

Полинка поставила перед Климом тарелку с какой-то замысловатой кашей, рядом тарелочку с хрустящими тостами из правильного зернового хлеба, она объясняла, но Клим не запомнил, что за чудо-хлеб такой. Тарелочку с порезанными ломтиками домашнего сыра, а последним аккордом в этой красоте было блюдечко с половинками двух яиц, из которых Поля вытащила желток, перемешала с чем-то сильно полезным и вкусным, уложила щедро назад и украсила маленькими веточками петрушечки.

– Полинка, – простонал Клим от эстетического удовольствия. – Это просто красота страшная!

И принялся за еду, прикрывая глаза и постанывая от удовольствия, теперь уже и вкусового. Она, нежно посмеиваясь, погладила его по голове, наклонилась, поцеловала и отошла к столешнице.