Чтобы не причинить боль - Уитни Диана. Страница 28
Си Джей покачала головой:
— Я не могу.
— Ну, конечно же, можешь. Ты просто нажимаешь несколько кнопочек, и порядок! Ричард берет трубку. Ты говоришь, он говорит, ты вешаешь трубку, он вешает трубку, вы оба быстренько собираетесь, встречаетесь в каком-нибудь романтическом местечке и предаетесь любовным утехам, как кролики. — Бобби схватила Си Джей за руку и вложила туда телефонную трубку. — Поверь мне, девочка. Мори и я — живое доказательство, что это действует.
Тяжело вздохнув, Си Джей положила трубку на место.
— Я ценю твою заботу, — сказала Си Джей. — Но моя ситуация с Ричардом сильно отличается от твоих отношений с Мори. На первом месте для Ричарда должен быть его ребенок, больной ребенок, который боится потерять единственного родителя. В жизни этой девочки было уже предостаточно горя. Я не хочу создавать новых проблем.
— А как ты собираешься это сделать? — настойчиво спросила Бобби, поправляя соскальзывающие на нос очки. — Любя их обоих так сильно, что готова превратить собственное сердце в фарш, только бы не причинить им зла? Очнись, Сидж! Этот парень любит тебя, и ты его любишь. Возьми трубку, позвони и скажи ему об этом.
Си Джей резко встала, пошла на кухню и достала бутылку минеральной воды из холодильника. Она сделала большой глоток, чтобы успокоиться.
— Лиза могла умереть, — сказала она наконец.
— И, наверно, умерла бы, если бы тебя там не было. Ради Бога, Сидж, именно ты направила доктора на верный путь и, по всей видимости, спасла жизнь этой маленькой испорченной девчонки!
— Лиза не испорченная! — почти закричала Си Джей, резко поставив бутылку на кухонный стол. — Она замечательный, забавный, любящий ребенок. Не смей говорить про нее плохие вещи. Ты даже не знаешь ее, ты понятия не имеешь, что это такое… — Вспышка ее гнева наткнулась на саркастическую улыбку соседки по комнате.
— Приговор окончателен и обжалованию не подлежит, — мягко произнесла Бобби. — Ты обожаешь этого ребенка. И ты обожаешь ее отца.
— Да.
— Итак, ты признаешь, что любишь их обоих. — Скрестив руки на груди, Бобби посмотрела на нее, прищурив глаза. — Вопрос в том, как сильно ты их любишь.
— Достаточно сильно для того, чтобы отпустить их.
Положив передние лапы на спинку стула, Рэкс безучастно смотрел в окно — коричнево-белый комок собачьего горя, равнодушный ко всему. Пес моргнул, посмотрел на открытое пространство перед домом, реагируя только на маленькие белые машины, такие, как у его обожаемой хозяйки, которую он не видел вот уже больше недели.
Рэкс ничего не ел два дня.
— Ну-ка, мальчик, посмотри, что я нашел в холодильнике, — сказал Ричард, держа аппетитный кусочек жареного цыпленка перед носом Рэкса.
Собака равнодушно взглянула на него и снова устремила жалобный взгляд в окно.
— Хорошо, а как насчет собачьего печенья? — Ричард завернул цыпленка в салфетку и достал из кармана лакомство. — Посмотри, это такое же печенье, какое давала тебе Си Джей.
Услышав знакомое имя, Рэкс в надежде поднял голову, но тут же снова опустил ее, укоризненно взглянув на Ричарда. Тот виновато поморщился.
— Ее здесь нет, мальчик. Прости.
Рэкс заскулил.
— Я знаю, что ты скучаешь по ней. — Ричард погладил мохнатого друга. — Но тебе необходимо кушать. Си Джей очень бы расстроилась, если бы узнала, что ты так себя ведешь.
Собака ничего не ответила, хотя Ричард, как ни странно, именно этого от нее и ждал. Иногда ему приходилось напоминать самому себе, что, несмотря на неоспоримые интеллектуальные способности, Рэкс все-таки был собакой, а не человеком. Он был всего лишь животным, маленьким мохнатым существом с глазами, наполненными любовью, и преданным сердцем, которое не могло перенести боль потери.
Последнее Ричард мог бы отнести и к себе, хотя взрослые мужчины не должны позволять себе показывать свое горе так же открыто, как животные и маленькие дети.
Внешне он старался быть сильным, чтобы не расстраивать Лизу. Но внутри его поселилась тоска. Он чувствовал пустоту, отчаяние и одиночество.
Любовь пугала его. Она делала его слабым, уязвимым.
Он не раз влюблялся и раньше, но никогда еще не находился в подобном смятении. Он чувствовал, как будто его разорвали надвое, как будто он потерял часть самого себя.
Было очевидно, что и Рэкс ощущал то же самое.
Только Лиза оставалась внешне спокойной. В больнице она спросила, почему Си Джей не навещала ее, и казалась удивленной, когда Ричард объяснил, что Си Джей боялась ее расстроить. Больше она не упоминала об этом, а также ничего не отвечала на осторожные расспросы Ричарда, почему она съела шоколадное печенье. Каждый раз она просто пожимала плачами.
В конце концов Ричард перестал спрашивать, Лиза перестала разговаривать, Рэкс перестал есть.
Эту неделю никак нельзя было назвать хорошей.
Отчаявшись возбудить аппетит у несчастного любимца своей дочери, Ричард вернул цыпленка в холодильник и вдруг услышал знакомые марионеточные «голоса», раздававшиеся из комнаты Лизы. Так как девочка очень мало разговаривала со времени выписки из больницы, Ричард счел ее возвращение к обычной игре как знак по крайней мере начала ее эмоционального выздоровления.
Довольный этим, он вышел в коридор, намереваясь присоединиться к игре. Но когда он уже протянул руку к двери, до него донеслись слова, заставившие его передумать.
— Ты такая плохая девочка, — говорила Лиза низким голосом, изображая марионетку-волшебника. — Ты дала Лизе печенье, и это из-за тебя она заболела.
— Я не хотела, — раздался писклявый голос.
— Ты плохая девочка, Сюзи. Си Джей больше тебя не любит.
За этим последовал встревоженный высокий голос:
— Но Си Джей всегда улыбается мне в классе и говорит, что я очень хорошо танцую. Я ее самая любимая ученица!
Снова зазвучал низкий голос:
— Не-а. Она любит Лизу больше тебя, а из-за тебя ей стало плохо, так что Си Джей больше не захочет тебя видеть.
— О, нет!
— Для Си Джей Лиза особенная, — проговорила Лиза-волшебник. — Она ее самый лучший друг во всем мире, так что теперь ты должна уйти, потому что хочешь, чтобы Си Джей любила тебя больше, чем Лизу, а это плохо.
Разговор продолжился, но Ричард уже не слушал. Он отступил на шаг и облокотился о стену, не веря своим ушам. Когда Си Джей предположила, что Лиза могла специально навредить себе, он был изумлен, возмущен и даже оскорблен. В конце концов, он отец и лучше знает своего ребенка.
Да, Ричард знал свою дочь, но только Си Джей действительно понимала ее. Она распознала признаки ревности, которых Ричард попросту не замечал. Она пыталась предупредить его: старалась объяснить, но он оттолкнул ее, игнорировал ее беспокойство, считая его беспричинным, даже безрассудным. Ричард просто не хотел верить в это. Правда слишком пугала его.
Да, Си Джей была права. Но она и ошибалась. Лиза ревновала вовсе не отца, а — Си Джей.
Одетый, как обычно, в строгий деловой костюм, Томпсон Маккейд неподвижно стоял на террасе, задыхаясь от летней жары. Он пыхтел, как паровоз, пристально глядя на лужайку перед домом, и проигнорировал резкий вопрос зятя.
Ричард повторил его еще раз:
— Вы знали, не так ли?
Помолчав еще несколько секунд, Маккейд затянулся, выбил трубку и задумчиво посмотрел на тлеющую горку пепла.
— Да, я знал о том, что Лиза восхищается мисс Морей.
— Вы знали гораздо больше. — Ричард нахмурился и сложил руки на груди. — Вы знали, что Лиза хотела, чтобы все внимание Си Джей было направлено на нее, и бешено ревновала к любому, кто мог помешать этому, включая меня.
Маккейд продолжал изучать дымок, поднимающийся от горки пепла.
— Да.
Ричард, ошарашенный и разъяренный, ловил ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу. Он с трудом смог снова обрести дар речи.
— Почему вы не сказали мне?
— Я не должен был этого делать. — Во взгляде тестя Ричард прочел обвинение. — Ты сам бы это заметил, если бы не был слишком увлечен этой женщиной — так, что даже забыл про собственного ребенка.