Честь - Шафак Элиф. Страница 46
– Ой, кто это? Никак Красная Шапочка вышла на прогулку?
– Искендер, где твоя мамочка? Неужели она не с тобой?
Я покачал головой.
– Она зовет его «мой султан», – сообщил один из мальчишек. – Эти курды вечно несут всякие глупости.
– Султан с помойки – вот кто он!
Мальчишка, стоявший в середине и явно бывший их главарем, пока не сказал ни слова. Он следил за мной. Пристально смотрел на меня. Шутки, которые отпускали на мой счет его друзья, ему не слишком нравились. По крайней мере, мне так показалось. Я счел его своим защитником и сделал шаг в его сторону.
– Это правда, что ты убежал во время церемонии обрезания? – спросил он. – И залез на дерево?
Наверное, у меня челюсть отвисла от неожиданности. Откуда они узнали? Кто им рассказал?
– Слухами земля полнится, – сказал он, словно в ответ на мои мысли. – Так чем все-таки дело кончилось? Обрезали твою письку или нет?
– Обрезали, – пробормотал я и с ужасом убедился, что голос мой предательски дрожит.
– Он говорит, обрезали, – повернулся главарь к своим приятелям. – Но можно ли ему доверять?
Они повалили меня на землю. Стащили с меня штаны. Я визжал как резаный.
– Ну и писька у него! Просто воробьиный клюв какой-то! Понятно, почему он сбежал, – не хотел терять большую ее часть!
– Но его обрезали неправильно! – заявил главарь. – Придется нам закончить работу!
Не могу утверждать с уверенностью, что в руке у него действительно блеснул перочинный нож. Не исключено, я вообразил это со страху. А вот то, что я описался, помню точно.
– О, какая неприятность вышла с нашим султаном, – хохотали мои мучители. – Теперь его одежонку надо простирнуть.
Они сгребли мои брюки, трусы, носки и ботинки, и швырнули в канал.
– Давай, сплавай за своим барахлом. Или иди домой как есть. Пусть все полюбуются твоим воробьиным клювом.
Мальчишки убежали. Я не мог поверить, что они оставили меня в покое. Сидел, обхватив колени руками, и ждал, что они вот-вот выскочат из-за кустов и снова набросятся на меня. Не знаю, сколько времени прошло. Стемнело. Пошел мелкий дождь. Мне все было пофиг.
Вдруг из темноты появилась мама в сопровождении двух соседей. Видно, они искали меня повсюду. Не знаю, как мама догадалась, что я на берегу канала, в единственном месте, куда она запрещала мне ходить. Она ни о чем не спросила. Накинула мне на плечи свою шаль, отвела меня домой, вымыла, причесала и переодела в чистую пижаму.
– Что бы ни случилось, ты всегда останешься моим султаном, – сказала она.
Через несколько дней я сколотил собственную банду. Ничего впечатляющего. Просто пятеро пацанов. Но все они были преданы мне до мозга костей. Это были цыганские дети, с которыми никто не хотел дружить. Они курили. Без конца сквернословили. Собирали все, что попадет под руку: пробки от бутылок, фольгу, флаконы от аэрозолей. И смотрели мне в рот.
Мы отколошматили двух моих мучителей, но главаря не тронули. Я хотел, чтобы он испугался по-настоящему. Но не мог решить, какое наказание ему придумать. Тут, кстати, у меня вышла первая серьезная стычка с отцом. Из-за барана. Я пообещал себе, что больше никогда не проявлю слабость. И выполнял свое обещание.
Как-то воскресным утром колокольчик на дверях нашего дома зазвонил. Мама открыла дверь. На пороге стояла заплаканная женщина. Она сказала, что вчера свора мальчишек напала на ее сына. Они бросили его в вонючий канал, и он непременно утонул бы, потому что не умеет плавать. Хорошо, что в воде оказалась какая-то доска, за которую он уцепился. Еще она сказала, что мальчишки, эти малолетние бандиты, заставили ее сына пить его собственную мочу. Она хотела узнать, не известно ли что-нибудь моей матери об этой расправе, но напрямую ни в чем меня не обвиняла. Сын не назвал ей имена своих обидчиков.
Я слышал, как мама провела эту женщину в кухню. Слышал, как она рассыпается в сожалениях. Она предложила нежданной гостье чаю и кусок пирога. Но женщина от всего отказалась.
– Вчера я как раз занималась стиркой, – сказала мама. – Искендер помогал мне снимать шторы и вешать их обратно. Он целый день был у меня на глазах. Так что, если вы думаете, что мой сын имеет к этому отношение, вы ошибаетесь.
– Вы уверены?
– Уверена.
После того как женщина ушла, мама вошла в комнату. Я сидел у окна, смотрел на ноги прохожих и ждал нагоняя. Ждал, что она ущипнет меня за руку. Накрутит мне уши. Но она ничего этого не сделала. Она долго смотрела на меня, и, мне кажется, я различил в ее взгляде отсвет гордости. Потом она спросила:
– Что мой султан желает на обед? Может, сварить его любимый чечевичный суп?
О мальчике, с которым я расквитался, мы никогда не вспоминали. Ни тогда, ни потом.
Решительный бой
Лондон, март 1978 года
Едва Юнус свернул на улицу, где стоял старый особняк, он понял – что-то не так. Подойдя ближе, он увидел, что окна на всех трех этажах забаррикадированы ящиками и картонными коробками, причем на некоторых изображены анархистские символы. Вчера температура воздуха упала ниже нуля, и теперь с водосточных труб, точно слезы, свисали сосульки. В воздухе стояла напряженная тишина, не нарушаемая ни единым звуком.
После дня рождения Тобико, когда мертвецки пьяного Юнуса доставили домой на руках, Пимби, которая в тот вечер обезумела от тревоги и уже собиралась обходить все городские больницы, несколько недель не выпускала сына из дома. Каждое утро она лично отводила его в школу, а после уроков забирала и вела домой. Но с сегодняшнего дня она снова начала работать в «Хрустальных ножницах», и Юнус получил вожделенную свободу. Он пообещал маме, что сразу после школы вернется домой. Но хотя Юнус никогда не врал, велосипед, на котором он решил покататься, сам привез его к заветному дому.
Припарковав велосипед у ворот, Юнус побежал к дверям, скользя на обледенелой дорожке. К его удивлению, дверь оказалась запертой и, похоже, заложенной изнутри на засов. Прежде такого никогда не случалось. Обитатели особняка очень гордились тем, что их жилище не нуждается ни в замках, ни в ключах, ни в засовах – ведь это дом в высшем смысле этого слова, а не тюрьма частной собственности, как все прочие здания.
Никакого колокольчика на дверях не было, и Юнусу пришлось стучать. Сначала он делал это тихо и вежливо, потом, охваченный тревогой, начал молотить в дверь изо всех сил.
– Оставьте нас в покое! – прокричал кто-то из-за дверей.
Пораженный Юнус опустил руки. Неужели недавние друзья больше не желают его видеть? И именно поэтому заперли дверь? Нет, это невозможно. Он снова начал стучать, робко, но упорно.
– Убирайтесь прочь, шовинисты проклятые! – долетел изнутри грозный мужской голос.
– Не на тех напали! – вторил ему женский. – Мы будем драться!
Изумление Юнуса сменилось ужасом. Конечно, он любил Тобико, но перспектива схватки с целой бандой разъяренных неформалов не слишком его вдохновляла.
Дрожащим голосом он выкрикнул:
– Но это же я… я, Юнус! Пожалуйста, разрешите мне войти!
За дверью повисло молчание, сменившееся взрывом хохота. Через несколько секунд дверь с треском распахнулась. Перед Юнусом предстал парень, напоминающий Игги Попа: как и упомянутый певец, он обходился без рубашки, выставляя на всеобщее обозрение безволосую грудь. Увидав Юнуса, он улыбнулся и крикнул через плечо:
– Ложная тревога! На границе все спокойно! Это наш малец!
– Привет! – пробормотал Юнус. – Я тут катался на велосипеде и решил заглянуть – узнать, как у вас дела.
– Дела идут отлично! Собираемся дать кой-кому хорошего пинка в зад.
– Кому? – спросил Юнус.