Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 19

Одна в огромной комнате, роскошно обставленной старинной мебелью, ходила туда-сюда Айме, одновременно напуганная и разъяренная, и только одна мысль была в ее сознании, душу заполнила отчаянная надежда:

- Ребенок, да, ребенок мог бы спасти меня!

Наклоняя белый корпус, разрезая голубые воды острым носом, на всех парусах шел Люцифер, огибая с подветренной стороны цепочку островов, похожих на гигантское изумрудное ожерелье. Суровые и плодородные острова Тобаго, Гренада, Сен-Винсент, Сент-Люсия, Мартиника, Доминика остались позади с их высокими горами, густыми лесами, крутыми скалами, узкими берегами, свирепо разрушенными морем. Теперь Люцифер приостановил ход, разворачиваясь правым бортом, снова натянул белые паруса и стал держать курс прямо на скалистые склоны Мари Галант.

На твердом ложе металась изящная голова Моники, ее профиль выделялся еще сильнее и явственнее, на висках была испарина, шелковый клубок светлых волос, сомкнутые веки с густыми ресницами и пылающие сухие губы, с которых соскальзывали слова, словно в молитвенном исступлении:

- Нет, нет, сначала убей меня. Убей, Хуан Дьявол. Убей, никогда не буду твоей. Убей, убей и выбрось мое тело в море. Убей меня, Хуан Дьявол…

Нетерпеливо Хуан встал на ноги; затем очень медленно снова сел. Перед ним стояла маленькая емкость, тряпки, смоченные в уксусе, которые он с терпением санитара накладывал на лоб измученной больной. Мрачное выражение Хуана Дьявола сделалось унылым; брови нахмурились, горькая гримаса растянула губы. Лишь странный свет блестел в темных и выразительных глазах, как сострадание, беспокойство, даже угрызение совести.

- Капитан, мы уже в ущелье. – сообщил Сегундо, приближаясь к Хуану.

- Почему ты заходишь так? Почему пришел сюда? Выйди из комнаты!

- Твоя никогда, никогда, Хуан Дьявол… – продолжала Моника свою песню.

Хуан гневно подошел к моряку, который прыжком отступил к другой стороне двери, глядя прямо в лицо своего капитана, почти вызывающе. Хуан спросил:

- Что с тобой, болван?

- Я бы хотел поговорить откровенно, – решился Сегундо. – Как говорил с вами всегда, мне не нравится, что происходит. Эта сеньора, которую вы привезли…

- Эта сеньора моя жена!

- Что? Как это? – воскликнул Сегундо предельно потрясенный.

- Моя жена, мы поженились вчера вечером и проклятые бумаги, подтверждающие это, должны лежать где угодно. Можешь поискать их, если тебе так интересно!

- Но этого не может быть, капитан! Вы, женаты!

- Да, женат. Разве я не могу жениться, как и все остальные? Тебе кажется это странным? Тем не менее, ты бы посчитал естественным жениться; ты бы женился, когда захотел, привез бы в дом жену, оставил ее вместе с матерью, когда поехал в плавание, у нее была бы твоя фамилия, она была бы отмечена твоим именем, как молодая кобылица. Жена Сегундо Дуэлоса… Сеньора Дуэлос, не так ли? А сейчас ты думаешь, что у меня нет дома, матери, фамилии, которую я мог бы дать. Ты подумал об этом, правда? Отвечай! Ответь, что подумал об этом, и я раздавлю тебя!

- Вы спятили, капитан?

Усиленно Сегундо избежал рук, которые словно крючки рвали его ветхую рубашку. Он отступал до самого края борта, и оттуда снова с отвагой говорил с мужичиной, который казалось готов был разорвать его на части:

- Не злитесь так, капитан. Я никого не обижаю, даже не думаю об этом. Я лишь хотел сказать, что эта сеньора, ваша сеньора, больна. Которую вы засунули в эту шхуну, почти волоча за собой, и если мужчина, какого черта, и если мужчина ведет себя так с женщиной, обращается с ней как вы.

- Что? Что? – взбесился Хуан. – Ты хочешь добраться до берега вплавь? Хочешь, чтобы я выбросил твою голову в ущелье?

- Я хотел бы, чтобы вы лучше обращались с ней, капитан. И если это ваша жена…

- Я буду обращаться с ней так, как она заслуживает. Я делаю то, что хочу, на берегу и на море, а ты должен делать то, что я приказываю: двигайся на Гран Бур и найди лучшего доктора. Лучше, чтобы ты нашел его! И привези, понял? Привези, предложи все, что попросит, но чтобы он был на этом корабле. Иди!

Люцифер был уже у плодородного берега и равнины Мари Галант. Над берегом различались стены казарм, темные камни старой крепости, высокие дымящиеся печные трубы сахарных фабрик и красные плоские крыши городка Гран Бур, столицы этого французского островка.

Высокий человек, стройный, с землистой кожей и светлыми волосами, чинно одетый в черное, стоял в каюте Люцифера у голой кровати, где в беспамятстве и лихорадке тряслось изнуренное тело – казалось, Моника де Мольнар отдавала душу, мучаясь. С серьезным выражением доктор наклонился, чтобы прослушать, затем отошел на шаг и продолжал смотреть на нее. Взгляд доктора пробежал по обстановке и сделал знак мужчине, который проследовал за ним до двери и встал напротив, скрестив руки, с отросшей щетиной, неряшливо одетый, еще более грубый и дикий, каким еще никогда не казался.

- Это место менее всего подходит для этой больной, – заверил доктор. – Здесь не хватает самого необходимого, простите, если говорю откровенно, но на мне лежит большая ответственность.

- Вы хотите сказать, что не позаботитесь о ней?

- Я хочу сказать, что сделаю все возможное, но предпочтительней высадить ее с корабля. В Гран Буре есть хорошая больница. Мы можем поместить ее туда, если вы хотите продолжить путешествие.

- Я не оставлю ее нигде. Мы подготовим корабль и приобретем все необходимое, и заплатим вам за ваши услуги.

- Ладно, это мне уже сказал парень, который нашел меня. Но не тратьте так деньги, сеньор. Моряк, который пришел ко мне в дом, сказал, что больная – жена капитана.

- Капитан перед вами, и надеюсь, вы расскажете, что у нее, и как вы ее находите. Мальчик, который ухаживал за ней, думает, что она заразилась от больных во время эпидемии, развернувшейся там внизу на Мартинике.

- Хорошо, вы едете из Мартиники. Там часты эпидемии. В самом деле, очень легко подхватить эту лихорадку, особенно при контакте с такими больными. Будь что будет, но ее состояние ухудшается, ей все хуже. Если говорить откровенно, скажу, что ваша жена находится в припадке ужаса. Если говорить не о заражении, то речь идет о мозговой лихорадке. В любом случае, она отягощена ужасом, страхом, бесспорно влиянием тяжелейшего душевного несчастья.

- Сеньора очень чувствительная, правда? – проговорил Хуан с сухой иронией.

- Я думаю, наоборот, она очень храбрая и стойкая, – серьезно опроверг доктор. – Она была уже больна, когда вы предприняли это путешествие? Если так, то было безумием брать ее на корабль. По правде, я не понимаю…

Доктор прикусил губу под суровым, холодным, режущим взглядом Хуана. Он сделал несколько шагов внутри каюты, посмотрел на Монику, а затем вернулся к Хуану, где тот неподвижно ждал, скрестив руки.

- Я настаиваю, чтобы вы сняли ее с корабля.

- А если я не могу?

- Тогда сделаем все, что сможем. Но в первую очередь, для больной нужна кровать, кровать с матрасом и простынями. Сколько времени вы женаты?

- А разве это важно для определения болезни моей жены?

- Хотя и кажется невероятным, но весьма важно.

- Несколько дней, не более. Что нужно сделать, чтобы уменьшить лихорадку?

- Я немедленно выпишу рецепт. Сеньору зовут…?

- Моника де Мольнар…

- Не в первый раз я слышу это имя. Если мне не изменяет память, это одна из известнейших семей на Мартинике. Меня не обманывает взгляд вашей жены. Речь идет о настоящей даме и… – он замолчал, увидев, как темные глаза сверкнули. Он поискал неуверенной рукой карандаш и рецептурный лист, и посоветовал. – Купите это как можно скорее. Ваше имя…?

- А ее имени недостаточно?

- Полагаю, да. Простите, если кажусь бестактным. Чтобы вылечить, доктору иногда нужно выходить за рамки.

От дверей взгляд доктора пробежал в третий раз по пустой комнате, остановившись с откровенным состраданием на больной, а затем любопытно и прозорливо всмотрелся в обветренное лицо Хуана, в то время как ронял слова: