Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 24

- Чего вы добиваетесь, София? Моя дочь в руках этого пирата!

- Она выбрала этот путь; она пошла на риск, чтобы спасти жизнь сестры и счастье Ренато. Моника знала, чего ждать от него.

- Она ничего не знала. Как вы можете это знать? Мы с ней думали, ждали, что этот человек вернет ее в монастырь, туда я и направлялась. Но в монастыре о ней не знают. Затем я побежала в старый дом, и попыталась разыскать ее среди друзей и знакомых. Никто ничего не знает. Тогда я побывала в конторах порта, но никто не мог рассказать о корабле этого человека, не говоря о том, что его не видели уже несколько дней. Вы понимаете, что это значит? Этот человек затащил мою дочь на корабль и заставил следовать за ним.

- Возможно он не заставлял ее. Она приняла его как законного мужа.

- Прежде чем стать ей, она убьет себя; презренно тащить ее силой, чтобы свершить месть. Думаю, он способен на все.

- Но тем не менее, вы не сумели запретить ему приходить к вашим дочерям. Вы страдали от его присутствия, терпели его дружбу.

- Нет, нет, этот человек никогда не был у нас дома! Клянусь! Я действительно ничего не знала. Боялась, подозревала. Айме была капризной, сумасбродной. Ее вина…

Доведенная до отчаяния Каталина замолчала, находясь меж двух пропастей, куда могли унести ее слова, а София Д`Отремон злобно обвиняла:

- Я хочу думать, что вины Айме по-настоящему не было, что речь шла о незначительном безумии, глупости и бессмысленном капризе. Верю и делаю вывод, что вся вина этого негодяя, пирата.

- Не хочу расстраивать вас, но я так не думаю, донья София, – вмешался Ноэль, наблюдая за этой сценой, храня деликатное молчание. – Хуана преобразило счастье любви, которая, как он считал, была настоящей.

- Чувства этого незаконнорожденного не волнуют нас, не думаю, что он способен любить, как вы предполагаете, Ноэль, – проигнорировала София с ненавистью и гневом в голосе. – Я должна думать, что он был виновен, и не могу простить, что она жена моего сына. Я заставляю себя быть снисходительной, ведь она уже Д`Отремон, носит имя этого дома и будет матерью Д`Отремон. Я защищаю своих, в которых течет моя кровь, поэтому я защищаю Айме против своего сына. Я спасла ее от неминуемой смерти, потому что знаю, что мой сын способен убить, что у него есть все права, чтобы сделать это!

- Но я… – робко пыталась возразить расстроенная Каталина.

- Молчите, когда я говорю. Теперь говорю я, а вам нужно молчать. Я не смогла помешать первой ошибке, но не позволю свершиться второй.

- В таком случае, вы вынуждаете меня бросить Монику? У Ренато есть влиятельные знакомые, друзья, он мог бы арестовать тот корабль.

- Мы сделаем возможное, но не будем вмешивать Ренато. Пусть мой сын не будет знать, подозревать, и чтобы никто из вас двоих не сказал ни слова, которое могло бы дать пищу и возродить подозрения. Вам понятно, Ноэль?

Ноэль опустил голову, ничего не ответив. Каталина сложила руки, глядя на нее с волнением, а София быстро и решительно распорядилась:

- Возвращайтесь в Сен-Пьер, Каталина, ждите там. Через несколько часов я там буду. Мы поедем повидаться с губернатором, будем добиваться помощи властей, сделаем все необходимое, но ни одна капля грязи не достигнет моего сына. Проводите ее, Ноэль, и не забудьте мои слова. Единственный виновный всего – Хуан Дьявол, не важно, если его повесят!

- Мы идем хорошим ходом, капитан. Пятнадцать узлов с тех пор, как покинули Мари Галант. Если мы поменяем курс вправо, то на рассвете будем в Монсеррат и сможем купить чего не хватает, и…

- Никуда не меняй курс. Я сказал тебе на север.

Прошло два дня. На полных парусах, наклоняясь на правый борт, Люцифер шел так, словно летел; от силы быстрого хода туго натянулись такелаж и паруса на гибком рангоуте. Рядом с кораблем кричала чайка, взмахивала белоснежными крылами прямо над пеной, стрелой летела в определенную точку с единственной целью: удаляться, лететь лиги и лиги через море между небольшим судном и всем, что оставят внизу.

- Скоро нам будет не хватать провизии, капитан. – настаивал Сегундо.

- Мы заправимся провизией потом, бросим корабль на каком-нибудь пустынном берегу, но сегодня нет, и не завтра. Ты понял?

- Да, капитан, вы не хотите, чтобы нас схватили.

- И не хочу, чтобы нас видели издалека. Не хочу доставлять удовольствие кому-либо знать, где мы находимся. Веди на север до тех пор, пока я не прикажу сменить курс, Сегундо.

Моника проснулась в испуге, снова ее глаза пробежали по ограниченному пространству полупустынной каюты. Стены каюты напоминали тюрьму, возвращалось странное ощущение рабства, надежда сбежать из которого угасла. Негритенок повернулся с печальным выражением больших милых, грустных и наивных глаз, проникавших в душу с горячей нежностью.

- Вам правда лучше, хозяйка? У вас уже нет лихорадки. Уверен, у вас не болит голова.

- Нет, уже не болит, Колибри.

- Вы не поешьте? Хозяин сказал спросить у вас. Здесь есть все: чай, печенье, сахар и большая-пребольшая корзина фруктов. Хозяин сказал, что это для вас, и ее никто не трогал. Для вас он послал Сегундо найти ее, потому что доктор сказал, что вы должны есть. Раньше, когда вам было плохо, хозяин сам делал сок из ананаса и апельсина, чай с большим количеством сахара и научил меня его готовить. Я уже умею его готовить, хозяйка. Хотите чашечку? Если вы не будете есть, то умрете от голода, хозяйка.

- Полагаю, это лучшее, что могло бы со мной случиться.

- Ай, хозяйка, вы не умрете! Я столько плакал и молился, чтобы вы не умерли! Я и другие; все на корабле хотели, чтобы вы выздоровели. Угорь, Франсиско, Хулиан и Сегундо, который распоряжается после капитана, ругался и давал пинков, говорил, что хозяин ждал, что вы умрете, и что если капитан это делал, то это все равно что убить.

- Второй? Второй говоришь?

- Сегундо его зовут, и он второй на Люцифере. Как забавно, да?

Моника приподнялась с подушек с чем-то наподобие улыбки на бледных губах, улыбка ответила белоснежным рядом зубов Колибри, который воспользовавшись этим, настоял:

- Сделать вам чай, моя хозяйка?

- Если хочешь, сделай. Послушай, Колибри, где мы?

- Бог знает! Я не вижу ничего, кроме моря.

- И не знаешь, куда мы следуем?

- Никто не знает. Кораблем управляет хозяин, когда Сегундо или Угорь берут штурвал, они делают то, что он приказывает.

- А им не интересно знать, куда он едет? Они так ему верят!

- Капитан знает.

- Знает? – повторила удивленная Моника.

- По-видимому, вы сомневаетесь, но нет причин. Четырнадцать лет он ходит по морю от севера к югу, вниз-вверх, от Монсеррат до Ямайки, от берегов Кубы до Гвианы, четырнадцать лет!

Хуан зашел в центр каюты и посмотрел на Монику, которая, увидев его, переменилась, поджала губы, снова опустила голову на подушки и осталась неподвижной, а он печально посмотрел на нее и саркастически улыбнулся, сказав:

- Кажется, мое присутствие усилило твою лихорадку.

- У хозяйки больше нет лихорадки. – бесхитростно сообщил Колибри.

- Хорошая новость. Давайте отпразднуем это, а поскольку на борту нет водки, мы отпразднуем чаем. Принеси для меня чашку, Колибри. Иди…

Рука Моники на мгновение протянулась, чтобы помешать уходу Колибри, и упала на простыни, ее взгляд избегал Хуана, а сердце, казалось, забилось сильнее. Это была тревога, таинственный страх, который вызывало присутствие Хуана, теперь спокойного и серьезного. Тем не менее, она неторопливо рассматривала, как он изменился. Она уже не видела одежды кабальеро; он говорил больше как моряк; большая полосатая майка, белые неряшливые штаны, темная кепка с козырьком демонстрировала чистый лоб и прядь непослушных волос. Теперь, с выбритыми щеками, без алкоголя в темных глазах, он казался гораздо моложе, голос не звучал гневно и не было горького привкуса в словах:

- Уже вижу, тебе лучше. Не представляешь, как я рад. Уже не нужны доктора, ходящие по трапу. Это большое преимущество.