Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 44

- А, не знаю я! Наверное, ужасы, раз Ренато стал вести себя так. Ренато и все. Донья София, даже моя бедная мать, которая ни во что не вмешивается, даже она чуть не спятила, когда получила письмо Моники.

- Письмо Моники? Моника написала матери?

- А ты не знал?

- У меня было подозрение, но не прошло достаточно времени, чтобы дошло письмо, которое могло быть ее. То письмо, которое могло все спровоцировать, было написано Моникой раньше, гораздо раньше. Но когда? Как?

- Я слышала о каком-то докторе.

- А, доктор Фабер! Его написал доктор Фабер, да?

- Когда я говорила, что ты глупец, то имела в виду, что доверяешь первым встречным.

- Я никому не доверяю, а тебе меньше всех. Скорее всего ты лжешь, чтобы я возненавидел ее! Ты хочешь, чтобы я оставил ее, осудил ее как предательницу! Не впервые ты пытаешься заставить меня так думать! Хочешь, чтобы я ее ненавидел, был против нее!

- Думаю, это она должна тебя ненавидеть. Как мужчина ты отомстил.

- Я не мстил! Ей я не должен мстить. Она не сделал мне вреда по своей воле… Она была лишь жертвой обстоятельств. Жертвой твоей подлости и интриг; жертва эгоизма и ревности Ренато. Я был против нее в момент заблуждения, но ни она не виновата, ни… – Хуан прервался и с гневом спросил: – Почему ты так улыбаешься?

- Прости, Хуан, – притворно извинилась Айме, скрывая удовлетворение. – Успокойся. Ты прямо как тигр. Не следует все так воспринимать. Если бы ты чуть лучше знал людей, то тебя ничего не удивляло бы. Вижу, Моника тебя сильно волнует. Ты самый глупый, слепой и тупой из всех мужчин! Ты понимаешь, что на самом деле мы единственные жертвы?

- Ты? Ты жертва?

- Ты и я! Я имею в виду факты. Где ты сейчас находишься?

- Арестован конечно же. Но меня не смогут обвинить в чем-либо. Я долго доказывал, кто я, и теперь буду противостоять грядущему, пока моя невиновность не будет доказана. Я ничего не сделал Монике. У меня есть свидетели.

- Какой ты наивный! Думаешь, тебя обвиняют в том, что ты плохо обращался с ней? Нет! Есть тысяча вещей, в которых тебя обвиняют. Что имеет под собой основу. Многое, что неизбежно потянет тебя на дно. Увидишь. Моника не обвиняет, она держится в стороне. Скорее всего, если ее вызовут для дачи показаний, то она будет на твоей стороне. Может быть, публично поблагодарит за твое внимание к ней, когда она болела. Какое имеет значение, если она совершенно уверена, что ты не сбежишь, потому что тебе расставили ловушку, из которой никто не выберется?

- Что ты говоришь, Айме?

- Когда я узнала об этом, то ничего не могла поделать, меня осуждали все. Обманом я добилась, чтобы свекровь привезла меня в столицу. За их спиной, используя их влияние и их деньги, я три дня боролась, чтобы твои дела не были настолько плохи. Я старалась повлиять, воспользоваться дружескими связями, плакала и умоляла у ног губернатора.

- Нет, не может быть! То, что ты говоришь – неправда!

- Как ты думаешь я вошла сюда? Посмотри, пропуск, подписанный его рукой. Я получила его, пообещав, поклявшись, что ты будешь учтиво завтра давать показания. Тебя хотят раздавить, но боятся скандала, особенно свекровь. Теперь ты знаешь, она ненавидит тебя, презирает.

- Вот как!

- А также остальные, – ловко добавила нежная и подлая Айме. – Думаешь, я не знаю монашеские повадки сестры? Только с тобой, увлеченная твоей свободой воли, конечно же она стала мягкой, заботливой и нежной. Пока не заставила тебя поверить, что ты нравишься ей.

- Никогда! Никогда она не теряла достоинства! Никогда не переставала быть женщиной благородной и чистой, которая…!

- Что это? Что, Хуан? – прервала испуганная Айме, услышав шум далекого сигнального горна.

- Не знаю. Скорее всего, сменилась охрана.

- О, я спятила! Мне нужно уходить, у меня считанные минуты.

- Ты не уйдешь, не сведешь меня с ума! Ты не уйдешь. Пока не договоришь!

- Ладно, тогда не прерывай и слушай. Все это пришло посредством писем и новостей Моники. Мне и наполовину не известно, но я совершенно уверена, что это правда. Ты знаешь, она любила Ренато, всегда любила, а я имела простодушие рассказать ему об этом. Это польстило его мужскому тщеславию, и теперь от имени Моники он хочет любыми способами отобрать ее у тебя и ему ничего не важно.

- Мерзавец! – возмутился Хуан, кусая губы. – А она?

- Она – мягкий воск в его руках.

- Нет! Лжешь! Она сказала, что ее жизнь изменилась, что рядом со мной все по-другому. Что она счастлива. Да, она сказала, что чувствует что-то, что может назвать счастьем. Она ясно выразилась!

- Моника – мастерица притворяться. Никогда не забывай эту деталь. Ренато хочет отделаться от меня, и любое, что ты скажешь о нашем прошлом, он использует против меня, чтобы завоевать ее.

- Нашего прошлого?

- Ты должен молчать об этом, Хуан. Молчать, что бы ни случилось! Тебя обвиняют в контрабанде, пиратстве, за долги, скандалы. Они собрали все против тебя. Монику они не упоминали, не хотят, чтобы ты говорил с ней, хотят избежать скандала, как я сказала. И если ты не поддашься на скандал, возможно, я смогу спасти тебя, и спасу, Хуан, спасу. Именно я спасу тебя.

- Моника, сейчас. – указал старый нотариус, услышав звук горна.

- Пойдем. – пригласил Ренато.

- Нет, Ренато, это было бы бестактно, – предостерег Ноэль. – Мы с вами подождем. Моника прекрасно знает, что делать, правда? Пусть она пойдет и будет осторожна, чтобы ее тень не отразилась на стене. Человек с ключами откроет и пропустит. Когда зазвонит горн, возвращайтесь сюда с другой стороны. Мы уйдем из Форта, чтобы нас не заметили; о чем вы будете говорить с ним этой ночью, от этого будет зависеть завтрашний суд.

Быстрым и тихим шагом Моника прошла по широкому двору. Она была уже рядом, только шаг отделял ее от железной решетки. На высоте ее колен выходил из подземной тюрьмы красноватый свет. Дрожа, она наклонилась, чтобы взглянуть… Да, там был Хуан, но не один. С ним была женщина, женщина, повернутая спиной к решетке, и глаза Моники расширились от удивления, испуга. Она не могла видеть лицо, но задрожала, словно зов крови узнал переодетую сестру. Колени подкосились, руки вцепились в решетку, и до слуха дошел хорошо знакомый голос Айме, как тонко сочившийся яд, дрожащий от вожделения и волнения:

- Тебе не за что благодарить меня. Я твоя навсегда, как ты навсегда мой, и никто не вырвет тебя из моего сердца, потому что я люблю тебя, и я твоя, Хуан, только твоя, хотя мы и не можем объявить об этом, хотя мы и должны притворяться и молчать, по крайней мере, пока не спасешься, пока перед тобой не откроются двери тюрьмы, пока ты не преодолеешь все препятствия. Тогда я поеду туда, куда ты увезешь меня, и я буду принадлежать тебе душой и телом, хотя уже принадлежу.

Моника закрыла глаза, закусила губы, пока не почувствовала горький привкус крови. Затем, движимая порывом непонятной силы, оторвалась от решетки и отошла от нее, как во сне.

- Моника, вы уже вернулись? – удивился Ноэль. – Но еще не прозвучал горн.

- Так скоро? Почему? Что стряслось? – тоже спросил удивленный Ренато.

- Ничего. – приглушенно ответила Моника.

- Но почему? Неужели охранник? Он обещал открыть решетку.

- Решетка не заперта, но Хуан не один. Полагаю, речь идет об адвокате. Кто-то пообещал его спасти.

- В таком случае, вы не хотите его увидеть?

- Я увижу его в суде.

- В суде тебе незачем присутствовать, – отверг Ренато. – Обвинения против него не касаются тебя, приглашены только свидетели.

- В любом случае я приду. Завтра я буду в суде, выполню долг и скажу правду. Этой ночью мне нечего делать рядом с ним. Отвези меня домой, Ренато, отвези…

- Шшш! – затих Ноэль. – Думаю, посетитель уже вышел. Если вы полагаете, что это адвокат, то я бы хотел поговорить с ним.

- Нет, нет! Пойдемте, пойдемте! Отвези меня немедленно, Ренато! Как можно скорее!