Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 46

- Вы очень далеки, Моника.

- Нет, Ноэль. Я хотела уехать подальше, но это была лишь невозможная мечта… Снова я очнулась и попала в реальность; на этих ногах, на этом пляже, около этого моря, которые доказывают правду, которую отвергает сердце. Сон остался позади на пляжах Сент-Кристофер, на старых улочках острова Саба, у источника, где отражались наши лица, наши души. Сон, оживший во мне, был только в разуме, а я лишь придала ему человеческое тепло. Это была иллюзия, но она уже исчезла; карточный домик разлетается от первого же ветра. Хуан всегда был и будет, только он потерял курс, запутался на дороге. Он всегда будет чем-то, а я ничем и никем.

- Ошибаетесь. Вы единственная, кто сможет вытащить его из той бездны, где он находится. Не бросайте его в порыве.

- Нет, Ноэль, нет. Это было раньше, когда глаза были ослеплены. Это был момент самого яркого света, единственный солнечный час моей жизни, но солнце потухло, а теперь я снова бреду по мрачному тоннелю. Не беспокойтесь, я достаточно хорошо знакома с дорогами боли и отверженности. Я так хорошо с ними знакома, и они так мне привычны, что я не должна была позволить себе их покидать. Это путь моей жизни, и единственная, кто в нее вторглась – это надежда. А теперь, оставьте меня, Ноэль, и будьте спокойны. Увидимся завтра на суде.

- Вы одобряете мое общество? Я могу приехать за вами?

- Это было бы не хорошо, Ноэль. Вы – нотариус семьи Д`Отремон, а я – жена осужденного.

- Должен признаться, вы правы. Но обойдемся без очевидных формальностей. Может быть есть что-то, что я мог бы сделать для вас?

- Думаю, да. Рядом с Хуаном заключен ребенок, против которого нет обвинений. Нужно выпустить его.

- Я возьмусь за это со всей настойчивостью. И выполняя ваши пожелания, я должен сказать вам: до завтра.

- До завтра, Ноэль.

Опустив голову, старик удалился, но Моника не смотрела на неясные очертания фигуры. Луна спряталась меж облаков, ветер издалека доносил призывы колокола, который был для Моники возвращением к прошлой жизни. Она жила ей несколько месяцев назад; белые руки инстинктивно поискали четки, ранее висевшие на талии; затем руки упали от огромной усталости, и снова в голове дерзко промелькнула мысль:

- Все было сном, сном, и ничем больше.

- Ренато, жизнь моя, Ренато!

Айме шла к Ренато. Она дрожала от тревоги и беспокойства, а он притворился, что не заметил последние детали ее туалета: бледные щеки, ярко-красные губы, подведенные глаза, теплоту, мягкость и запах духов, когда она бросилась в объятия Ренато. Ее прикосновение не вызвало в нем желаемого эффекта. Серьезный и холодный, он остановил ее, отошел на шаг и попросил:

- Не хочешь ли сделать одолжение успокоить меня? Я хочу, чтобы ты рассказала, почему я встретил тебя в другом месте, а не там, где оставил в последний раз.

- Это не моя вина. Донья София настаивала, чтобы мы ждали здесь. Я не хотела ехать. Она привезла меня.

- В таком случае, она расскажет мне.

- Нет, нет, Ренато! Подожди!

- Ты только что сказала, что это была она. К тому же, я не хочу спорить с тобой, и требовать отчеты. Моя мать настаивает взять на себя всю ответственность, поэтому ты положилась на ее волю и поддержку…

- Никто не помогает мне! Она твоя мать, и я принимаю это, чтобы не раздражать тебя, но думаю, уже хватит. Ты женился на мне, а не на ней.

- Не будь так недовольна. Ты обязана ей больше, чем думаешь.

- Хотя я и обязана ей жизнью, хотя ты и был способен убить меня, я еще раз повторяю: я замужем за тобой. Ты единственная любовь, которая меня интересует.

- Правда? – проговорил Ренато откровенно недоверчиво. – Тебя интересует моя любовь?

- Какой же ты слепой и плохой, если спрашиваешь об этом! – пожаловалась Айме, притворяясь огорченной. – Разве не из-за твоей любви я стала плохой? Разве не ради тебя пожертвовала собой моя сестра? Разве не из-за тебя я умираю с горя? Мой Ренато!

Она бросилась в его объятия, которые на этот раз не оттолкнули ее, а огромные голубые глаза опустились посмотреть на нее взглядом все менее суровым, и она прибегла снова к слезам – своему вечному оружию:

- Мне нужно знать, что ты любишь меня, как раньше. Мне нужно знать, что ты простил. Что тебя совершенно не волнует она, чтобы не сводить меня с ума ревностью, чтобы не возненавидеть ее!

- Хватит! Мы совершили непоправимые ошибки. Я приложу все силы, чтобы исправить их. По твоей и моей вине случились вещи, которые никогда не должны были случиться. Я взял на себя ответственность, и лучшее, что ты можешь сделать, если хочешь порадовать меня – вернуться в Кампо Реаль и ждать там со своей матерью.

- Одна, брошенная, без тебя! В конце концов, кому важно, что я здесь? Я никому не причиню вреда. Я не делаю ничего, а хочу лишь воспользоваться свободным временем, чтобы ты посвятил его мне. Я чувствую себя такой одинокой, в таком отчаянии, когда тебя нет! Ты должен отправить в Кампо Реаль к маме Монику.

- Я хотел это сделать; хотел отдалить ее от этого неприятного дела, противостоять и решать его самостоятельно, но Моника не слушает советов. Она напомнила, что она жена Хуана Дьявола.

- Действительно, – поддержала его Айме, сдерживая досаду. – Я в гневе! Это нелепо, Ренато. Мы причинили ей столько вреда, столько вреда…

- Это то, чего я боюсь, Айме. Мы причинили ей столько вреда, что она возможно никогда не простит нас, а ее месть в виде приверженности к Хуану, кажется оскорбительной.

- Приверженность к Хуану? – встревожилась Айме, проглатывая желчь. – Моника верна Хуану?

- Всей душой и телом. По крайней мере, таково ее поведение. Поведение, которое выводит из себя, раздражает, и перед этим я бессилен. В конце концов за то, что она страдала рядом с ним, мы несем ответственность.

- Лучше бы она не страдала так. Моника такая странная. Лучше бы ей понравился этот зверь.

- Он мог понравиться ей? Думаешь, он мог бы ей понравиться? – Ренато посмотрел на Айме странным взглядом, вцепившись пальцами в ее руку, снова задели его больное самолюбие. – Отвечай! Думаешь, он мог понравиться ей? Ты женщина, и…

- Ради Бога, Ренато, ты делаешь мне больно! Я снова думаю об ужасном. Не превращайся в безумца! Ты пугаешь меня!

- Иногда я думаю, что ты девочка: беззаботная и безрассудная. А если так, то я прощаю тебя всем сердцем. Но остальных… Это наихудший кошмар из всех!

- Ужасающе плохая мысль! Разве я не призналась тебе во всем?

- Поклянись, что тебе больше не в чем признаваться! Поклянись!

- Ладно, ради, ради… Я клянусь тебе нашим сыном! Сыном, еще не рожденным. Пусть он умрет, не увидев солнечного света. Пусть не родится, если я солгала, Ренато! Пусть я не рожу тебе сына, если говорю неправду!

Рука Ренато занеслась над головой Айме, схватила за волосы; он заставил ее посмотреть на него, потонув в глубине ее непостижимых глаз, но видел лишь молодые подрагивающие губы, огромные глаза, увлажненные слезами, чувствуя, как вокруг его шеи сворачиваются мягкие и ароматные руки. Он колебался, немного отстраняя ее:

- Ты бы свела меня с ума. В самом деле, лучше не думать.

- Это, это так. Не думай, дорогой. К тому же, зачем ты должен так меня мучить? В конце концов, битва выиграна, Хуан в твоих руках, у тебя вся власть, не так ли? От тебя зависит спасти его или погубить?

- Уже нет, Айме. Я обвинял его, именно я использовал влияние, чтобы запустить процесс, но процесс будет беспристрастным, судьи будут действовать с полной свободой суждений. Я не смог бы сделать иначе, Айме, без презрения к самому себе. Я хотел схватить его, чтобы освободить Монику от его власти, вырвать ее из его лап. Здесь его будет судить суровое правосудие, и наказание он получит за свои ошибки. Я буду жестоким, но справедливым. Возможно, он возненавидит меня сильнее, чем сейчас, но не будет иметь права презирать, потому что я не ударил в спину. Все будет в рамках настоящего правосудия. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Иди отдыхать.