Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 54

- В доме Ланкастер Колибри был лишь рабом, – отверг Хуан. – Да, рабом, даже если закон это печально отменил. Не верю в существование этой кровной связи, о которой говорят его палачи. Было около десятка мальчиков, осиротевших и брошенных родителями, спавших кучей в глубине грязного оврага, питавшихся отбросами, как собаки, на которых не обращали внимания и заставляли работать сверх детских сил, которых били, оскорбляли и жестоко обращались в обмен на работу. Но конечно же, я такой назойливый, и меня это не касается.

- Ты мог бы позаботиться об этом и поступить по-другому, – заметил Ренато. – Разоблачить власти.

- Очевидно сеньор обвинитель прав, – поддержал председатель. – Факты, что вы передаете, ничтожны, вы не уполномочены превращаться в судью и исполнителя личного правосудия, не обратившись к правосудию, которое так сурово критикуете.

- Это было бы бесполезно, сеньор председатель, – отверг Хуан с обычным сарказмом. – Семья Ланкастер – люди очень влиятельные в городе Порт Морант, они хорошо платят налоги и владеют роскошными экипажами. Нет, нет, они не варвары, не они били этого ребенка. Они не способны действовать отвратительно. Для этого у них есть надзиратели, руководители, привязанные псы. Для этого им дана полная власть управлять работниками. И если один из этих несчастных умирает, то это ничего не значит, потому что никто не пойдет узнавать, есть ли там малярия или голод, приступы или несварения желудков, которые их убивают. Они кабальеро и живут так. Они не могут опускаться до того, чтобы подавать жалобу на капитана шхуны, обзывать его забиякой, контрабандистом и пиратом. Они такие гордые на прекрасной Ямайке, как Ренато Д`Отремон на Мартинике! Только идиот потеряет время, чтобы заявлять на них!

Хуан вонзил в Ренато огненный взгляд, словно ожидая ответа, который не последовал и не мог последовать. И Ренато сдержанно дышал, чувствуя, что не совсем хорошо стоит на земле, что сидящее на скамейках общество достает его враждебными комментариями, жестокими, почти взрывающимися, а рука председателя поднялась:

- То, что вы говорите, не имеет смысла, обвиняемый! В этом заявлении ясно говорится, что мальчик – родственник семьи Ланкастер.

- Родственник наемных рабочих Ланкастер. Обычная формулировка, кто нанимает детей для худших работ. Что они их родственники, двоюродные дяди или троюродные кузены, возможно, просто признанные крестники. Что это может дать? Формулировка безупречна: платят какому-то безжалостному, который предложил группу детей. Нужно только сказать, что они его семья, а хозяевам нечего терять. Очень удобно для Ланкастер.

- Прошу слова, сеньор председатель, чтобы уладить все, – прервал Ренато. – Не думаю, что на суде должен интересовать метод правления Ланкастер на Ямайке, а также остальных сеньоров на ближайших островах, на Мартинике. Каждый управляет домом, как пожелает, и каждый. Мы собрались здесь, чтобы доказать обвинения против Хуана Дьявола, и каждое будет доказано. Сеньор председатель, прошу отразить в протоколе, что обвинение в похищении и уничтожении имущества полностью доказано!

- Ваше требование справедливо. Отметьте в акте, сеньор секретарь, – указал председатель. И вслед за этим продолжил: – Теперь, чтобы вынести обвинение, передаю слово сеньору прокурору.

- Беру на себя эту должность, сеньор председатель, – вмешался Ренато. Теперь важная трибуна, которая на миг повысила тон замечаний, смолкла. Прокурор, сделав безразличный жест, снова сел в кресло, а Ренато Д`Отремон продвинулся к ним, смотря то на одного, то на другого, составлявших суд, чьи намерения относительно Хуана он уже угадывал:

- Я не пытаюсь сделать обвиняемого чудовищем. Прекрасно знаю, что этот человек страдал и боролся с детства, он в конфликте с обществом. Мне нечего сказать в моральное оправдание, которое можно себе представить из-за плохой жизни, злого рока; но могу попросить каждого из вас осознать свою ответственность. Я не обвиняю публично Хуана Дьявола из-за ярости или каприза, не обвиняю за прошлые ошибки, а лишь хочу предотвратить его будущие ошибки, исправить зло, которое еще можно исправить…

«» Его пример является вредным и пагубным. Если решение суда будет основываться на чувственных мотивах, завоеванных моральными соображениями милосердия, согласно услышанным правдивым рассказам, которые могут затронуть сердце любого человека, повторяю, если суд признает правоту Хуана Дьявола оправдательным приговором, то все бродяги, злодеи, недовольные и обиженные Мартиники будут перенимать это скандальное и недружелюбное поведение, создадут свое представление о справедливости, взяв его в свои руки за спиной закона и суда.

«» Хочу, чтобы каждый из вас понял, что я говорю в защиту нашего общества, жен, будущих детей. Мы не можем позволить, чтобы объявленное осталось не услышанным, чтобы каждый судил по своей прихоти. Жизнь Хуана Дьявола может иметь блеск приключенческого романа, завоевывать восхищение женщин и пробуждать мальчишеские фантазии, а это опасно, и наш долг мужчин, глав семей, категории управленцев цивилизованного общества, направить правосудие, судебные процедуры к человеческой доброте, которая может уважать закон и законные права остальных, даже если Хуан Дьявол намерен доказать обратное. Как доктор, который лечит себя, открывая перед незнакомцами свои раны, хочу отметить, что не будет странным, что дама из моей семьи считает естественным и обязательным встать на сторону Хуана.

«» И это может понять любой, кто сейчас слушает. Если наши законы такие плохие, то мы должны преобразовать их; если суды не удовлетворяют истинное правосудие, мы должны сделать его лучше; если привычки такие предосудительные, мы должны попытаться их изменить. Но все нужно делать с согласия лучших граждан, опираясь на законы метрополии, справедливость, права и поддержку учреждений, не следуя более или менее сентиментальному капризу первого восставшего обиженного, только потому, что общество всегда было в стороне.

«» Прошу, господа судьи, сострадания для Хуана Дьявола, но слишком большая жалость будет подрывать наше общество. Его грехи может простить сердце, но его ошибки должны быть наказаны, преследуемы и предотвращены, в нем и последователях: кажется, всех мужчин на корабле и даже ребенка двенадцати лет, которого можно назвать крестником Хуана Дьявола.

«» В высшей степени необходимо дать понять обвиняемому и всем остальным, что человек не сильнее закона, никто не может разрушать то, что создала воля тысяч граждан, нельзя следовать путем личного насилия, чтобы добиться справедливости, нельзя налагать наказание по своим капризам, как в деле о разрушении бочек рома сеньоров Ланкастер, потому что это называется не справедливостью, а местью, и суд не может это поощрять; наоборот, отгородить, покончить, отрезать всякую возможность повторения подобного через справедливое наказание, решительное и разумное для него, нарушившего все нормы, для обвиняемого Хуана Дьявола. Следовательно, прошу суд, для обвиняемого.

- Нет! Нет, Ренато! – прервала Моника, приблизившись, совершенно вне себя. – Ты не сделаешь этого, не скажет твой рот, не попросит наказания для Хуана!

- Тишина, тишина! – рассердился председатель. – Хватит! Я очищу зал! Сеньора Мольнар, в качестве свидетеля вам запрещено быть в зале. Пройдите в зал для свидетелей, или я арестую вас за неуважение властям.

- Нет! – запротестовал Ренато.

- Никто не может прерывать судебный порядок. Будете говорить в свое время, когда вас спросят. И если вы должны сказать что-либо в защиту обвиняемого…

- Это самый благородный человек на земле! Если вы представляете собой правосудие, то не можете обвинять его!

Единогласный крик пробежал по залу. Судьи и присяжные встали; охрана с ружьями задерживала народ, который пытался выскочить на помост. Неспособная сдерживаться, Моника встала перед судом, приблизилась к Хуану, повернувшись к Ренато. По энергичному жесту председателя, судебный пристав приблизился, но не осмелился ее тронуть. Он остановился перед ней, неподвижный, как и остальные; перешептывания и голоса ослабели, неожиданно возник жадный интерес к услышанным словам: