Прыжок в прошлое. Дилогия (СИ) - Сапаров Александр Юрьевич. Страница 69

Когда он ушел, старые вояки пустились в обсуждение, как дальше будет проходить Ливонская война. Поликарп Кузьмич был убежден, что литовские бояре шляхтичи, вкусившие вольностей, вряд ли поддержат своего князя.

Дмитрий Иванович его внимательно слушал, а когда тот закончил, сказал:

– Знаешь Поликарп, Иоанн Иоаннович от отца многое взял и мне кажется, что сможет он с вольницей шляхетской справиться, особенно если все, не торопясь делать будет.

– А вот я сомневаюсь, Дмитрий Иванович, вот я, сколько в Торжке на воеводстве просидел, за это время с Литовской стороны смердов не меряно пришло. Думаешь боярам литовским это по душе. Они теперь на своего князя давить будут, чтобы тот перед отцом своим стал требовать, назад всех холопов возвернуть. А наш государь на такое не пойдет. А то, что торговля беспошлинная у нас теперь будет с обеих сторон, так это их мало волнует.

Потом они начали обсуждать перспективы избрания польского короля. Называли имена, которых я не знал, города в которых не бывал, я сидел, открыв рот, и все пытался сориентироваться в том, что они говорят, но понять ничего не мог. Уже за полночь, договорившись, что завтра после приезда из Кремля, я прооперирую воеводу, мы отправились спать.

Утром мы отправились в Кремль вместе с воеводой. Когда приехали, я свел его с очень неплохим дьяком – мастером на челобитные, тот в предчувствие хорошего приработка с энтузиазмом принялся за дело, когда я выходил из палаты, то слышал громкий голос, перемежающийся скрипом гусиного пера:

– А бьет тебе челом великий государь холоп твой Поликарпишка, воеводой Торжка верно тебе служивший. В жестокой сече с татарами был я сильно поранен..

Я же отправился к царю, по пути размышляя, что в своей первой жизни, читая о том, что даже видные бояре при обращении к царю именовали себя холопами, думал, что рабами на Руси были все. Как же я ошибался, оказывается, чтобы назвать себя гордо холопом царя, надо было быть боярином. Все остальные именовали себя при обращении к царю – сирота твоя. А холоп царя нес в себе именно, тот смысл, что боярин является его верным вассалом, и никакого унижения при таком обращении никто не испытывал.

Сам Иоанн Васильевич был сегодня в хорошем настроении. Первым делом спросил у меня, как устроился его новый подданный, и сказал, что ждет его вечером во дворце, хочет он, что Браге, составил ему гороскоп, так, как наслышан, что тот, составлял его датскому королю. Я, воспользовавшись его хорошим настроением, решил начать разговор о лекарской школе и если получится об университете.

– Великий государь, через два дня первые ученики в школе твоей лекарской при монастыре начнут занятия посещать. Освятить новую школу лично митрополит Антоний согласился. Может, и ты государь захочешь посмотреть, куда деньги казны вложены. Иоанн Васильевич задумался:

– А что можно посмотреть, как ты Сергий все обустроил, знаю я, что ты копейки себе не взял, а еще и свои деньги вкладывал. Но больше всего мне по душе, что ты типографию сделал, мало у нас еще их. Ты, как первую книгу напечатаете, так мне обязательно покажи.

– Государь, так мне митрополит запретил Святое писание больше, чем одну книгу печатать, дескать, они ее вначале на Соборе прочитают. Будут ошибки искать и со старыми книгами расхождения. А когда все исправления сделают, только тогда и дальше печатать можно.

Иоанн Васильевич насупился:

– Сергий, ты, что речешь, кто тут царь? Тебе сказано книгу предоставь! А митрополит мне не указ.

В ответ я только склонил голову и сказал:

– Как великий государь прикажет.

Гнев у него прошел, и он уже спокойно продолжил:

– А в школу я приеду, как раз к освящению, посмотрю, говорили мне, что не было такого еще у нас, как ты все обустроил.

– Иоанн Васильевич, много размышлял я и подумал, вот много мы мастеров из стран западных к себе берем, архитекторов тоже, врачей. Так, может надо нам по примеру стран этих университет Московский учредить.

Надо, чтобы там несколько отделений или факультетов было. Первое обязательно богословское отделение надо в нем иметь. Много ересей в Московское царство приходит, и схизматиков все больше. Их священники в университетах учатся, и спорить о вере могут диспуты вести. Наши, же хоть в вере истинной православной обретаются, языком своим в полной мере не владеют, и не могут на равных с теми говорить, от этого умаление вере православной происходит. Вот в университете и должны учиться, все, кто выше попа приходского хочет подняться, дабы веру нашу нести. А наставников для них выбрать из числа тех епископов и монахов, кто уже давно в монастырях школы духовные ведет. И чтобы лично митрополит над этим факультетом надзирал.

Потом врачебный или медицинский факультет нужен, чтобы врача лекари во всех городах царства твоего были, и людишек всех сословий лечить могли. Строим мы много, а мастеров своих почти нет, а ежели и есть, то они учились в Литве или у ляхов. Строители свои нужны, мастера по литью, алхимии.

Для начала, конечно, надо будет с немцев учителей приглашать, деньгами большими, но годы быстро идут, и свои умы у нас появятся.

– Складно ты Щепотнев говоришь, как всегда, да вот не дают нам учителей то этих, не пропускал до сей поры их никто сюда, больше пьяниц всяких приезжает, да за деньгами охотников.

– Так государь и надо сделать Тихо Браге ректором, то бишь, главой университета. Имя его известное, под него можно будет не одного ученого к нам призвать. А ему наверняка лестно будет первым ректором университета в твоем царстве быть. Нарвский порт теперь твой, так теперь не надо разрешения спрашивать, кого к нам приглашать.

– Хорошо Сергий Аникитович, готовь мне челобитную, в ней все подробно обскажи, что и как быть должно. Потом Дума пусть слово свое скажет, пусть в деньгах все посчитают, вот тогда я и сам буду думать, как с таким замыслом твоим поступить.

Но у меня сегодня был еще один сюрприз для Иоанна Васильевича:

– Государь позволь тебе еще изделие мастеров моих преподнесть, – и с этими словами я вытащил из своей сумки, сверток, и пошел к стене палаты, где уже давно приметил небольшой крючок. На него я повесил первые настенные комнатные часы в этом мире. На циферблате, в виде большого цветка, римскими цифрами были написано время, и имелось две стрелки. Я подтянул вверх гирьку и толкнул маятник.

В наступившей в палате тишине их тикание было слышно очень хорошо.

Иоанн Васильевич подошел и встал прямо сзади меня, дыша в плечо.

– Сергий Аникитович, только опять не говори, что это твоих мастеров придумка. Сдается мне, что не Тихо Браге надо будет ректором твоего университета ставить.

Похоже, что я угодил царю с подношением, потому, что вышел от него с очередным перстнем на пальце. В Думе, ко мне уже по-свойски обратилось несколько человек, всех интересовало, что за датчанин приехал в Москву.

– И не будет ли он еще хуже, чем Бомелиус, тот ведь тоже гороскопы Иоанну Васильевичу составлял, а между делом, отраву варил, – сказал мне окольничий Тимофей Иванович Долгорукий, который, надо сказать впервые обратился ко мне с вопросом. В Думе нас всего то было четырнадцать человек и все уже очень хорошо знали друг друга. Ко мне, надо сказать, несмотря на молодость последнее время относились неплохо. Еще бы, с тех пор, как я стал думным боярином, ни одному моему думскому коллеге боярину не отрубили голову и не посадили на кол. А Долгорукого государь совсем недавно приблизил и ввел в состав Думы, и мы с ним еще не успели познакомиться.

Я, насколько возможно уверил бояр, что Браге богат, знатного рода и изучает звезды, просто для своего интереса. А до остального ему дела нет. Не знаю смог ли успокоить всех, но вопросов больше мне никто не задавал. Я провел в Думе два часа, затем отправился в свою школу, в которой завтра должно было произойти торжественное событие – освящение ее митрополитом, притом в присутствие царя. Когда приехал туда, меня встретил запыхавшийся отец Кирилл, который сегодня целый день гонял своих монахов, чтобы завтра все видели, что его монастырь ничем не хуже других, а может даже и лучше. Я смотрел на эту возню и думал, что за следующие пятьсот лет ничего не изменится, и к приезду начальства все будут красить траву и белить березы.