Требуется сообщник - Новицкая Ольга Владимировна. Страница 64
– Их самых. Волки в том году знатные уродились.
– Все равно, вы их убили.
– В порядке самообороны. Тебе с такими вопросами лучше на Ройял-стрит обращаться. Или хочешь, к Елисею отправлю? Хоть за замком присмотришь до моего возвращения.
– Нетушки, я с вами, – торопливо пошла на попятную Женька. – И хватит меня пугать!
Она замолчала, но чувство справедливости взяло свое.
– И все-таки вы злой. Не понимаю, почему Николай Угодник так старается вас домой зазвать.
В ответ Кощей лишь плечами пожал, мол, сам не понимает, и пообещал показать кое-что, когда домой вернутся. Обещание сопровождалось замечанием, что если и после такого Женька в замок не запросится, то больше он ее возвращением пугать не станет.
– Знаете, а про вас в этом кабаке слухи разные ходят, – сообщила Женька.
– Про Мака? – уточнил Кощей.
– Про него, – подтвердила Женька.
– Что Мак с уголовниками якшается?
– Вы знаете? – удивилась Женька.
– А то! Но сам Мак не уголовник, а с кем пиво пьет, так это его личное дело. Даже, говорят, с Джонни Расстригой корешился, да кому какое дело, был бы человек хороший. Я точно процитировал?
Женька кивнула. Почти слово в слово ей те же мысли высказывали давешние собутыльники.
Домой они пришли поздно. Суровый Артур принял у Кощея потрепанную кепку и сухо заметил, что на завтрак, если лорд не возражает, будет омлет. Лорд не возражал.
– Детка, зайди ко мне в кабинет, – велел Кощей.
– Смею ли я напомнить, сэр, что послезавтра вы отбываете в свое поместье? – поклонился Артур. – И мисс Джени следует переодеть мокрую одежду.
– О да, – с чувством заметил Кощей.
– Ответы на приглашения ожидают вас на столе.
– Как всегда, Артур, – кивнул Кощей. – Спасибо. И принеси, пожалуйста, в мой кабинет графин вина и два бокала.
Стоя на лестнице, покрытой дорогим ковром, с перилами из мореного дуба в мокрой, потрепанной одежде, он должен был смотреться крайне неуместно. Но не смотрелся. Было видно и чей это дом, и кто кому слуга.
Женька, под неодобрительным взглядом Артура, пулей побежала переодеваться и тут же отправилась к Кощею. На столе уже стоял графин, бокалы и блюдо с печеньем.
– Бери, – кивнул на печенье Кощей. – Вино будешь?
– После пива? – с сомнением переспросила Женька.
– Вино на пиво – это диво, – продекламировал Кощей и протянул Женьке бокал.
– Тебе какая песня понравилась? – с искренним интересом спросил он.
– Про корову, – засмеялась Женька. – И про принцессу, только очень уж скабрезная. Еще про сеновал была отличная! А вот про рыцаря в горах – дурацкая. Я чуть не разревелась.
– Угу, – кивнул Кощей, делая какие-то пометки на клочке бумаги. – Ну, спасибо.
– За что?
– Да я все пытаюсь понять, какие удались, какие не особо.
– Так это что, вы все сами сочинили? – опешила Женька.
– Само собой. Ну кроме самой первой, конечно.
– Ну вы даете!
Кощей отложил перо и сказал чуть удивленно:
– Вот ведь, простое сочетание фонем, а какой эффект. Ты чего встала? Садись на диван, будем кино смотреть.
Он пересел первым и жестом пригласил Женьку. Взяв ее за руку, велел откинуться на спинку дивана, расслабиться и закрыть глаза.
– Будет страшно – кричи, – предупредил он. – Едва все начнется, глаза хочешь открывай, хочешь нет, не поможет. Готова?
Сгорая от любопытства, Женька кивнула.
– И учти, сеанс одноразовый. Могу только то показывать, что было до падения.
– Да поняла я! – повысила голос Женька, но тут же опомнилась. – Ой. Извините, дядя Максет.
– Как знаешь, – предупредил Кощей, и представление началось.
Женька увидела Русь сверху. Была ночь. Вдалеке полыхал пожар, а внизу, прямо под Женькой, шло сражение. Две толпы, смешавшись, убивали друг друга. В свете костров мелькали мечи, ножи, кое-где люди просто вцепились в глотки, кто-то уже был затоптан озверевшей толпой. Раненые хватали врагов за ноги, пытались вонзать ножи.
«Они же все одинаковые, как же они врагов от своих отличают?» – мелькнула у Женьки последняя ее осознанная мысль.
Потом в голове словно фейерверк взорвался. Собственные мысли ушли, и накатило свирепое веселье, как у злобного мальчишки с богатой фантазией, наблюдавшего за битвой черных и рыжих муравьев. Тут один из раненых, зажимая рану на голове, вырвался из схватки.
– Тебе, Чернобог! – из последних сил заорал он и грудью бросился на любезно подставленный меч товарища.
– Ого! – пророкотала Женька. Она уже не могла различить, где ее мысли, а где Чернобога. – Принято!
Одна часть толпы принялась теснить другую. Кто-то из воинов, считавшихся погибшими, неожиданно очнулся и в прыжке вонзил меч в живот врага. Вскоре победители буквально скинули побежденных с обрыва. Добивая, они кричали «Чернобогу!», наполняя Женьку силой.
Затем картинка сменилась. Три купеческие ладьи стояли у примитивного причала, а люди в белых балахонах мазали борта кровью животных, вознося молитву Чернобогу, моля пощадить их ладьи в дальнем плавании.
– Свинья? – презрительно заметила Женька. – Это не жертва!
Шторм разметал ладьи как щепки. Одну из них поглотила волна, на второй, воздев руки к небу, стоял волхв.
– Клянусь построить тебе капище, Чернобог! Ты получишь свою жертву!
Волна подняла ладью на гребень и, словно передумав, плавно опустила вниз. Мачта треснула, и плохо закрепленный парус плашмя упал на воду, зато сама ладья, избавившись от лишнего груза, заскользила как по горкам, вверх-вниз и чудом сумела развернуться носом к волне.
Третья ладья оказалась в более плачевном состоянии. Ей не удавалось развернуться, похоже, руль был сломан, но один из моряков выливал за борт одну за другой бочки масла, в надежде ослабить качку.
– Этого в мою дружину, – решила Женька, и тут же сообразительный моряк свалился за борт в бушующее море.
Сцены мелькали одна за другой. Свирепое веселье, перемежаемое вспышками ярости, не покидало Женьку. Она даже ощутила наплыв похоти и радости, когда к новенькому капищу подвели красивую девушку лет шестнадцати.
Та пыталась вырваться, но волхв, явно бывший воин, со страшными шрамами от ожогов на руках, схватил ее за волосы, откинул голову назад и перерезал горло одним взмахом кремниевого ножа. Девушка забилась в судорогах и захрипела. В хрипах не было слышно слов, но Женька осознала, что ей посылаются проклятия, и похоть к своенравной девчонке накатила с новой силой.
Женька топила корабли, помогала войскам, принесшим достойную жертву, и упивалась собственным могуществом.
Интересной оказалась и постройка обещанного капища. Огромный навес, крытый гонтом, с опорами из столетних дубов скрывал от дождей и вьюги идола, в два человеческих роста. Смутно знакомое лицо, искусно вытесанное из куска дорогого черного дерева, сияло посеребренными усами, спускавшимися ниже подбородка. Женька уже знала, что серебро на усах самое настоящее и что в окрестностях не будет войн, пожаров и засухи еще долгие годы.
Зрелище продолжалось долго. Было интересно. Люди внизу делали все, чтобы задобрить, преклонялись, почитали. Жертвы Чернобогу во благо своего племени приносились регулярно, войны вспыхивали по мановению руки, стоило ощутить прилив скуки. Впрочем, и без ее участия люди воевали. Тогда Женька их просто не замечала, особенно, если ее внимания не привлекали волхвы или добровольные жертвы. Ей было хорошо, забавно, интересно, она придумывала все новые развлечения.
Волновало лицо Лели, которую не могли затмить все ранее принесенные жертвы. Потом были руки, ломающие о колено меч.
– Нет! Брат! – заорала Женька. – Только не мой меч!
Но обломки уже исчезли.
– Я тебя предупреждал! – раздался знакомый голос, ради которого была готова горы свернуть и убить обладателя. – Одумайся, Чернобог!
Боль от предательства накатила жгучей волной. Плохо понимая, что делает, Женька смогла лишь сжать кулаки, боясь совершить непоправимое, и услышала свой голос.